Четвертая

      Я просыпаюсь всего лишь через несколько часов. Утреннее солнце бьет мне прямо в глаза. Я не хочу вставать. Совсем скоро придет Нора. Сегодня день стирки.       Свет рисует затейливые узоры под моими веками. Сохраняю свой ритуал. Мне становится жарко. В Четвертом так начинает палить ближе к девяти. Неужели я проспала завтрак? Желудок урчит, подтверждая мое предположение.       Осознание накатывает удушливыми волнами, по нарастающей, заставляя сердце сжиматься. Сонное сознание желает защитить хозяйку, но не может удержать спасительную полудрему дольше нескольких мгновений.       Я открываю глаза. Не дома. На Арене. На поразительно солнечной Арене. Я спала не больше пары часов, а ночь успела смениться днем.       Я чувствую себя разбитой. Как при температуре. Голову как будто перехватили железным обручем. И мне смертельно жарко.       Сбрасываю с себя паутинку и переворачиваюсь на бок. Сил подняться сразу нет. Я опираюсь на локоть и осматриваюсь.       Место, которое я выбрала для ночлега, когда-то было очень уютным. Ну, или распорядители хотели, чтобы оно выглядело именно таким. У правой стены стоит деревянная колыбель. Одна ее спинка почти полностью сгнила и поросла жижей (я решила начать как-то называть эту странную субстанцию), другая выглядит куда лучше, ее можно будет разобрать на дрова или сделать из нее щеколду. Рядом с детской кроваткой лежит игрушечная лошадка. На удивление чистая, без каких-либо следов старости, хотя выточена из того же дерева. У меня в детстве тоже была такая фигурка, потом она перешла к Джуди. Это была одна из немногих настоящих игрушек, а не предметов, которые мы определяли под таковые, поэтому мы обе очень ею дорожили.       Распорядители Игр здорово постарались. Комната выглядит как настоящая. Легко представить, как семья с маленьким ребенком на руках впопыхах бежала от чего-то. Никто не оставит свой дом в таком состоянии, если опасность не дышит в спину.       Тряпки, которые я вчера сбросила с кровати, оказались одеждой. Ткань давно истлела под действием времени, но в некоторых предметах гардероба и сейчас можно угадать женские платья.       Кровать, на которой я спала, слишком узкая для двоих. Скорее всего, в этом доме никогда не жил мужчина. «Скорее всего, в этом доме никто никогда не жил», — мысленно поправляю саму себя. Это лишь декорации.       Я с трудом, но сажусь. Чувствую себя скверно. Пот заливает лоб. Тянусь к замку чтобы снять верхнюю кофту и замираю. Кричу, но получаются лишь хриплые стоны. Кто-то будто бы надел серебристую перчатку на мою правую ладонь. Под верхним шелушащимся слоем видны красные воспаления. Пара таких пятен поразила и левую руку. Они не болят и не чешутся, лишь немного выпирают над поверхностью кожи.       В голове шумит. Мне кажется, что я упаду в обморок прямо сейчас. Глубоко вдыхаю и шумно выпускаю воздух через стиснутые зубы. Страх подстегивает меня бежать из этого дома куда глаза глядят, лишь бы ни секунды больше не оставаться рядом с этой зловредной жижей. Но я лишь продолжаю глубоко дышать, пытаясь привести свой пульс в норму. Чтобы это ни было, оно уже случилось. Если я не умерла еще пару часов назад, значит эта штука не такая опасная. Ну, или имеет длительный инкубационный период. Я нервно хихикаю. Тянусь к ткани, в которую ночью завернула снег, он, естественно, растаял, но она еще влажная. Прикладываю ткань к наиболее пораженному участку, и меня пронзает боль. Такая дикая боль, как будто с костей сдирают мясо.       Плохая идея. Очень плохая идея.       У меня шумит в ушах. Глаза закатываются, и я все же падаю в обморок.

***

      Прихожу в себя достаточно быстро. Корочка никуда не делась, но и рука уже не болит. Пробую согнуть пальцы, затем взять в руку нож. Получается и то и другое. Чуть сложнее, чем обычно, но все же получается. На сгибах кожа кажется грубой. В обычном расслабленном состоянии не чувствую никакого дискомфорта.       Я все-таки снимаю кофту. В одной водолазке гораздо легче дышать.       Солнце уже в зените. На Арене близится полдень.       Потеря сознания подействовала на меня отрезвляюще. Она прервала приступ паники. Можно убежать куда глаза глядят и умереть от того, что кто-то размозжит тебе череп, а можно прятаться в доме с ядовитой жижей и надеяться, что смерть будет не столь мучительной.       С моих губ вновь срывается нервный смешок. Второй путь — путь труса, но разве я не он? Смельчаки на Арене — это профи и сумасшедшие.       Я не ощущаю особенного запаха слизи, в воздухе стоит лишь общее зловоние дома. Можно предположить, что она безопасна, пока ее не потревожить? Можно на это надеяться. Надежда — все, что у меня есть.       Мне все еще нестерпимо жарко. И хочется есть.       Плохо гнущимися руками, достаю из рюкзака пачку печенья. Стараюсь есть очень медленно, но не выходит. Первое печенье тут же исчезает. Беру второе и убираю соблазнительную упаковку.       Можно дать себе немного времени на отдых, но выходить из здания все равно придется. И очень скоро. Мои запасы провизии ничтожно малы. Одна беда, я не знаю где искать еду в снежном поле.       На меня вновь нападает уныние. В голове даже проносится шальная мысль о том, что с союзниками мне было бы лучше. Но я с легкостью прогоняю ее. Заканчиваю завтрак и складываю в рюкзак фляжку с водой. Пальцы натыкаются на сверток плотной бумаги — салфетки с неизвестным раствором. Хочется опробовать их, но страх и воспоминания о боли сильнее. Оставляю эту затею.       Собираюсь очень медленно и тщательно. Отчасти из-за поврежденных пальцев, отчасти из-за природной дотошности. Боюсь забыть что-то важное.       Аккуратно складываю паутинку и перевязываю ее шнурком. Ткань приятно холодит руки.       Исследую жилище. В закутке, с противоположной стороны от окна, нахожу погреб. К сожалению, он пуст.       Надеваю кофту, регулирую лямки рюкзака под себя, и сама не знаю зачем складываю туда деревянную лошадку. Затем перекладываю нож в более здоровую руку, несмотря на то, что она левая.       Я готова.       В планах сделать вылазку по близлежащей территории, посмотреть, что располагается за домами, найти еды и вернуться в импровизированный лагерь. Оптимистично. Главное, не умереть по дороге. И не привести за собой врагов.       Люди привыкли жить в домах, они дают им ощущение безопасности. Именно поэтому мне так не хочется уходить из этой заброшенной многоэтажки. И именно поэтому кому-то может захотеться прийти сюда.       По моим представлениям, большинство трибутов у Рога Изобилия повернуло налево, а большая часть тех, кто повернул направо — мои союзники — уже мертвы. Да, я не слышала ни одной пушки, но это еще не значит, что они не звучали.       Отчего-то сегодня в коридорах гораздо светлее. Может, дело в том, что страх не застилает мои глаза пеленой или в том, что солнце какое-то неестественно жаркое и яркое. Главное, что света достаточно для того, чтобы осмотреться.       Все здание состоит из таких же комнатушек, как та, в которой мне повезло заночевать. Они расположены по типу общежития: длинный общий коридор и множество ответвлений. Лестничные пролеты уходят наверх, насколько хватает глаз, но все этажи в точности повторяют первый. Тут и там можно заметить красно-коричневые лужицы. Однако, присмотревшись внимательнее, я вижу, что жижа не хаотично заполонила все здание, она находится в строго определенных местах: стены, балки потолка, ступени и перила лестниц, дверные косяки… Если добавить туда то, что я видела в комнате: колыбель, оконные проёмы, старый платяной шкаф, выходит занятная логическая цепочка: жижа, в основном, находится на деревянных предметах.       Не знаю, чем мне может пригодиться эта информация, но это уже что-то. Хоть какая-то зацепка. Хоть какое-то знание об устройстве Арены.       Впрочем, куда полезнее было бы, если бы я разобралась с местными часовыми поясами. Бессистемная смена дня и ночи очень меня тревожит. Как и игры распорядителей с расстоянием.       Со всеми событиями прошедшего дня некогда было подумать о том, почему мы так быстро добрались от Рога до города. Взрыв и знакомство с непонятной субстанцией выбили меня из колеи. Кажется, я планировала вычислить время по солнцу, но вот беда, и оно тут непостоянно.       На улице меня вновь ждет сюрприз. Я ахаю, а затем в спешке прикрываю рот рукой. Я замираю, чтобы осмотреться. У меня кружится голова.       На месте вчерашнего снежного покрывала раскинулись густорастущие джунгли. Яркие зеленые лианы, пальмы, которые тянутся верхушками к солнцу, разноцветные пернатые бока, мелькающие между ними… Дух захватывает.       Красота, несущая еду, а значит жизнь. Красота, несущая хищников, а значит смерть. Все это выглядит слишком неестественно. Когда распорядители успели изменить погоду?       Впрочем, когда первый шок проходит, я понимаю насколько мне сейчас полезны джунгли.       В школе рассказывали, что давным-давно на месте Четвертого росли подобные джунгли, но со временем человек подчинил себе природу. Сначала построил жилище, затем окружил его забором и поставил охрану при входе.       В доме мэра и в особняках еще нескольких богатых жителей дистрикта сохранились джунглевые садики. Дорогое удовольствие. Волшебные островки дикой природы. Дома они привлекали меня куда больше, чем здесь. Джунгли на Арене означают, что нужно быть гораздо осторожнее и, пожалуй, что, если повезет, ты поешь бананов.       Пока мне не везет. Впереди нет ни намека на фруктовые деревья, зато множество намеков на опасность. Все крыльцо увито плотными лианами, из-за чего спуск занимает гораздо больше времени, чем хотелось. В основном меня замедляет нежелание прикасаться к растениям. Я боюсь того, какую реакцию может дать их контакт с поврежденной кожей.       А еще мне нестерпимо жарко. Я уже сняла с себя все, что можно было снять, избавилась от верхней кофты и штанов, но лучше не стало. Белоснежный костюм, который верой и правдой защищал от морозов и снега, теперь превратился в ловушку. Кожа под утепленными подкладами горит огнем.       Можно просто снять с себя все, но меня до дрожи пугает флора этого места и палящее солнце. Поэтому собираю всю волю в кулак и бреду дальше. Одежда, которую приходится нести в руках, кажется ужасно тяжелой. А ведь еще приходится крепко сжимать нож.       Иду медленно, горячий воздух раздирает легкие.       Дом гораздо больше, чем казался на первый взгляд. Обходя его, я насчитала тринадцать подъездов и восемнадцать этажей. Махина. В обе стороны от него тянутся такие же многоэтажки. В общей сложности их шесть штук. Как, стоя на круге, я могла предположить, что этот город представляет собой одно невысокое здание?       С внутренней стороны дома нахожу все то же буйство джунглей, но оттуда же открывается совершенно другой вид. Я стою посреди зелени и вижу горы невиданной красоты. Невысокие, почти белоснежные возвышения с едва заметными темными прожилками. Смесь цветов и оттенков: серые, угольные и даже карамельные выступы. Мрамор. Точнее, место, где его добывают.       Горы в обрамлении джунглей выглядят сиротливо и неестественно. Они из разных миров, они из разных дистриктов. Лес — из Четвертого, а мраморное месторождение — из Второго или Тринадцатого. Скорее, из Второго, вряд ли с экранов позволительно показывать, как был устроен быт мятежников.       Я не сомневаюсь в том, что это именно мраморное месторождение, не только из-за особенного, узнаваемого узора каменных плит, но и потому, что по правую руку от меня, возвышаясь над горами, расположился старый завод. Он заброшен, как и многоэтажки, однако по оборудованию, которое никуда не делось, и видно даже с такого расстояния, можно предположить, что когда-то он был весьма высокотехнологичным предприятием. Прямо из его основания вниз спускается дорожка из переработанных каменных глыб, то, что я изначально приняла за каменную реку.       Мне хочется уйти из этого театра абсурда. Сочетание пестроты джунглей и спокойствия белоснежных гор заставляет меня дрожать от страха. И я иду, в другую сторону от дома, глубже в джунгли, на встречу горам. Иду довольно долго, но не нахожу ничего интересного, кроме дерева похожего на кокосовую пальму, но оно так далеко, что я не рискую сходить с тропы.       Солнце, если судить по небосклону, скоро сядет, а идти обратно по темноте нет никакого желания, поэтому я останавливаюсь.       Добытая вода кончилась, а мне не встретилось ни одного водоема. И томительная жара тоже никуда не делась. Я надеюсь, что завтра вновь выпадет снег.       Кстати, как скоро наступит это завтра, мне тоже очень интересно. Я пока не понимаю по какому принципу здесь день сменяется ночью, но уверена: несмотря на то, что вчера на Арену опустилась тьма, а сегодня вновь засветило солнце, полноценные сутки просто не успели бы пройти. Для этого я спала недостаточно долго. А еще я не слышала гимна.       Я кладу одежду на поваленное дерево, а затем сама опускаюсь рядом. Но вот нож отпустить боюсь, поэтому перехватываю его в правую руку, а более здоровой левой открываю пачку с галетами и, пока ем, пытаюсь простроить в голове маршрут до виденной ранее пальмы. Получается плохо. Мозг отказывается работать в такую духоту. Глаза закрываются. Из состояния гипнотической полудремы меня выводит ужасный шум. Он так сильно давит на перепонки, что мне приходится зажать уши руками.       Поднимаю голову и понимаю, что источником этого шума является завод. Оборудование медленно приходит в движение. Я не могу отвести от этого зрелища завороженного взгляда. Затем из одного из сооружений вылетает столб искр и раздается взрыв.       Он куда сильнее, чем первый. Мне кажется, что этот звук заполняет всю мою голову и вот-вот взорвет ее изнутри. Но в этот раз меня никуда не отбрасывает, потому что ударной волны нет. Точнее, она есть, но проходит только по руслу каменной реки. Глыбы начинают движение, и какофония звуков становится еще невыносимее.       Я, что есть сил, зажимаю руками уши. Чувствую на пальцах что-то липкое и теплое. Кровь. Окружающие звуки становятся чуть тише.       Я пытаюсь подняться, чтобы убежать, но запинаюсь о лиану и снова падаю. Я не слышу шагов, которые приближаются ко мне. Я не вижу соперника. Да это и невозможно. Ощущаю лишь острую боль в затылке. Затем свет меркнет.