Четвертая

      Едва на экране всплывают цифры, я забываю обо всех приличиях и бросаюсь Мэгз на шею. Облегчение опьяняет. Волна эйфории накрывает с головой. Напротив моей фотографии красуется восьмерка. Это больше, чем-то, на что я смела рассчитывать. Это твердая середина. Я не выбиваюсь на фоне остальных трибутов, не привлекаю ненужного внимания, но мои старания были замечены. Мои ночи без сна были оценены. Впрочем, это не главное. Главное, что все закончилось. Осталось только пережить Интервью.       Соперники из ближайших к Капитолию дистриктов получают десятки, как и Грег, как и парень из Шестого, устроивший представление с ножами. Калеба, как и большинство малышей, оценивают на шестерку. Филлиппа тоже зарабатывает восьмерку. Баллов выше или ниже не получает никто.       Результаты меня не удивляют. Никто не показал распорядителям больше того, на что был способен. И, судя по тому, что я наблюдала, никто кардинально не скрыл своих возможностей. Впрочем, возможно, я ошибаюсь, но думать об этом сейчас не хочется.       За все время, проведенное в столице, я не чувствовала себя счастливее, чем сегодня. И я хочу насладиться этим. Я на финишной прямой. До настоящей схватки остался последний рывок. Как знать. Возможно больше радости на мою долю не предусмотрено.       Я гоню от себя дурные мысли и отпускаю бразды правления. Вдоволь смеюсь. С наслаждением обнимаю Мэгз, Попугая и даже Калеба. Позволяю себе напитываться человеческим теплом. Наслаждаюсь эмоциями.       Когда наставники открывают бутылку вина, тоже беру бокал. У напитка приятный ягодный вкус. Я вновь вспоминаю историю с брусникой. И снова улыбаюсь. Взахлеб рассказываю об этом остальным. В этот вечер я вообще много говорю. Я выпиваю всего несколько глотков, но чувствую, как алкоголь затуманивает мысли. Это непривычное ощущение, но я не могу сказать, что неприятное.       Немного за полночь Том уводит мальчика спать, мы с Мэгз остаемся наедине. Беседа становится более интимной. Ментор рассказывает мне о своих Играх и о том, что было после них. О том, как ей удалось победить и о том, как пришлось приспосабливаться к новой, сытой жизни. История женщины полна сожаления и скорби. В какой-то момент мне начинает казаться, что она делится со мной всем этим лишь потому, что уверена: я не вернусь обратно. Не вернусь, а значит, не смогу никому об этом рассказать. Я не держу на нее обиды. Любые крупицы информации имеют для меня невероятную ценность.       Мэгз считает, что сорок лет назад Игры были куда менее жестокими. Люди еще не забыли, каково это, стоять плечом к плечу во время мятежа, и старались научить этому своих детей. Разумеется, трибуты сражались за свою жизнь, они ничего не могли сделать с инстинктами, но заключение союзов для целенаправленного истребления слабых на Арене было редкостью. Жаль, что человеческая память очень коротка. И нам повезло куда меньше. Капитолий не зря выбрал для участия детей. Это был не только акт наказания для их родителей, которые посмели пойти против власти. Это была еще и хорошо спланированная акция мщения для следующих поколений. Дети, выросшие на Играх, могут до дрожи бояться быть выбранными, но все же уже не считают их чем-то противоестественным. Они родились в мире, в котором трибутов каждый год отбирают на смерть. И они умрут в нем же. Отсюда и появление профи. Отсюда и увеличивающаяся с каждым годом жестокость сражений. Кровопролития, которые устраивают не распорядители, а сами участники. Изощренные ловушки, которые дети расставляют друг для друга. Люди эволюционируют. Подстраиваются под существующие порядки.       По крайней мере, так считает Мэгз. И внутренне я разделяю ее позицию. В первую очередь на Арене нужно бояться соперников.       И я боюсь. Не только потому, что кто-то из них очевидно сильнее. Меня гораздо больше пугают те, кто в итоге окажется хитрее и расчетливее. Те, кто без проблем перешагнут некую внутреннюю планку и выпустят тебе кишки, не только при необходимости, но и при любой удобной возможности.       Мэгз рассказывает мне о своих Играх, и меня бросает в дрожь. Эта пожилая улыбчивая женщина когда-то, будучи моей ровесницей, была именно той соперницей, от которой хочется бежать не оглядываясь. Ее толкала вперед внутренняя уверенность и неуемная жажда жизни. Эти качества в стрессовой ситуации пробуждают другие, куда более опасные грани личности. Возможно, Мэгз права, ее Игры были менее жестокими, но все же двадцать три человека не вернулись домой. И почти у каждого из трибутов руки были испачканы в крови. А у победителя и вовсе выкупаны.       Пусть женщина считает, что она защищалась. Так легче сохранить себя после Арены. Не мне с этим спорить. Но все же, люди умирали. И от моей руки, возможно, тоже кто-то умрет. Если я хочу прожить хотя бы пару лишних дней, нужно быть к этому готовой.       Именно поэтому мне трудно осуждать Мэгз. Слабые люди не становятся победителями. Тонкие натуры не проходят дальше Рога Изобилия. Люди, склонные к состраданию, получают удар в спину от собственных союзников. Это правда того крохотного мира на двадцать четыре человека, в котором мне приходится жить. У любой игры есть правила, и тот, кто отказывается их принимать — глупец.       Наша беседа плавно перетекает к Интервью. Мэгз вновь объясняет мне, на что нужно обращать внимание и какую роль играть. Но эти напоминания лишь театральная постановка чтобы успокоить совесть. Мы обе это понимаем.       Я хорошо помню тот разговор, что состоялся между нами в поезде. Хорошо помню, как вела себя на Параде трибутов. Как открыла в себе ту несчастную девочку, которой подарили сказку. Именно там я впервые позволила себе задуматься о победе.       Меня зовут Лайбри Огилвэй. Моя мать умерла при родах, мой отец пьет, а мачеха больше любит младшую сестру. У меня почти нет близких, и я часто чувствую себя одинокой. Все это — правда. Вся моя история — истина.       Но это только одна ее сторона. Капитолий открыл во мне другую. Игры, еще не успев начаться, стали взращивать во мне волю к жизни. Чистое, инстинктивное стремление выжить любой ценой. Выжить не для кого-то, а для себя. Вернуться не потому, что меня ждет Джуди, а потому что меня ждут десятилетия счастливой жизни на морском берегу. Потому что в шестнадцать лет все должно быть именно так.       Я слабая девочка, я сильный боец. Я слабый боец, я сильная девочка.       Я чувствую, как две эти грани сплетаются, создавая новую историю. Новую меня. Абсолютную правду. Абсолютную истину. И мне хочется показать людям именно ее.       Мэгз не спорит, она вновь принимает мою позицию. Позволяет быть собой. Она верит в меня. Это успокаивает. Она все больше напоминает мне маму. Умиротворяет. Она так тепло улыбается. Убаюкивает.       Я засыпаю прямо в гостиной.       Утро вновь приносит с собою суету. Команда подготовки появляется на пороге, едва начинает светать. Близнецы щебечут, Мэгз пьет кофе. У меня болит голова.       Стелла и Санжар уводят меня в соседнюю комнату и начинают колдовать над моим обнажённым телом. Во второй раз я уже не чувствую смущения. По моему мнению, волосы вряд ли успели отрасти за несколько дней, но они старательно орудуют пинцетами. Больно. Однако, даже этот дискомфорт не мешает моим глазам слипаться. Я досыпаю прямо на кресле команды подготовки.       Рассчитываю хотя бы на несколько часов сравнительного покоя, но сегодня время летит с бешеной скоростью. Мне не дают отдохнуть. Буквально через несколько мгновений близнецы отводят меня, источающую приторный и неестественный аромат меда, к Афине. Демонстрируют свою работу. С губ капитолийцев не сходят улыбки. Они гордятся своим творением. Команда подготовки ассоциируется у меня с пташками. Веселые, красивые, ухоженные, но ветреные.       Их счастье настолько заразительно, что невольно хочется стать его частью. Жаль мне это недоступно. Руки трясутся под тонкой золотистой вуалью.       Афина сотворила нечто прекрасное. Для интервью стилист выбрала образ морской богини Юрате, что оплакивает своего возлюбленного янтарными слезами. Если убрать из этой истории мужчину, выходит очень символично. Деву приковали к морскому дну против ее воли, отобрали то, что было важно, перекроили жизнь так, как хотелось тому, кто обладал силой и считал, что имеет право судить. Есть, о чем горевать. К тому же это красиво.       Платье выполнено из нескольких слоев яичной, медовой и соломенной сетки. Сплетаясь воедино, они создают ощущение мягкого, стекающего золота. Оно длинное и достаточно плотное. Это большой плюс, если вспомнить мой откровенный наряд с Парада трибутов. Стелла сбрызгивает сетку каким-то средством, и она совсем перестает топорщиться. В платье очень легко двигаться, оно аккуратно облегает тело. И все это совершенно неестественно для Капитолия.       Когда Санжар вносит в комнату блестящий отрез ткани, я совсем не удивляюсь. Они с сестрой надевают поверх основы еще одну сетчатую юбку, расшитую янтарем. Стилист явно модернизировала старую сказку под свои нужды, потому что местами камни горят не золотом, а ярчайшим синим. Переходы завораживают. Основное полотно — это градиент от легкого пшеничного до цвета меди. И на этом плодородном поле, как звездочки, вспыхивают голубые кристаллы. Произведение искусства, которое при этом почти невозможно носить. Натуральные камни в таком количестве — это очень тяжелая ноша. Я едва могу шевелить ногами. Когда я жалуюсь на это, близнецы смеются и говорят, что королевам всегда приходилось нелегко. Чтобы подчеркнуть мой статус владычицы морей, Санжар водружает на голову крупную диадему. Украшение так же отделано камнями и полностью повторяет рисунок верхней юбки.       Чувствую себя беспомощной. Нервозность нарастает.       Афина наотрез отказалась что-либо переделывать, да и времени на это все равно нет, а показаться перед камерами в одном нижнем платье слишком рискованно. До машины я добираюсь только благодаря Мэгз. Мы с женщиной подхватываем юбку с двух сторон и буквально заносим ее в салон.       Я завидую Калебу. Стилист вновь нарядил его без излишеств. В этот раз его наряд даже не перекликается с моим. Мальчик одет в самый простой светлый классический костюм.       У меня вновь начинают трястись руки. Я чувствую усталость. Болит спина.       Я понимаю всю выгоду натуральных камней только тогда, когда мы доезжаем до места. Под блеском софитов янтарь раскрывается и выглядит просто невероятно. Создается ощущение, будто я выхожу из морской волны, окрашенной закатными лучами. Это не отменяет неудобства, но хотя бы объясняет мне логику моего стилиста.       Я опускаю юбку и передвигаюсь мелкими шагами, немного опираясь на руку Мэгз. В комнате, из которой нас будут вызывать на Интервью, слишком много народу. Трибуты, менторы и сопровождающие занимают почти все пространство.       Большая часть стилистов поработали на славу, в своем, капитолийском, понимании этого слова. Блестящие ткани, паетки, кричащие цвета, ультракороткие наряды. Досталось всем трибутам, независимо от пола. Камерам нужна красивая картинка.       Шумно. Рябит в глазах.       К нам подходит Филиппа, но я не в настроении разговаривать, поэтому девушка вскоре уходит, оставив после себя приторный аромат лилий.       Проходит час. Первые два дистрикта уже побывали на Интервью, но, как и на показательных выступлениях, трибуты не возвращаются в зал ожидания, поэтому нет возможности спросить у кого-то, что ждет тебя впереди.       Я нервничаю.       Грег, а затем и моя предполагаемая союзница покидают комнату.       У меня потеют руки. Мэгз тихонько выскальзывает за дверь, чтобы успеть занять место в зрительном зале.       Называют мое имя. Все вокруг как в тумане.       Попугай подбадривающе кивает.       Странное чувство дежавю. Я готовилась к этому событию, но испытываю ту же растерянность, что и на Жатве. Мне страшно.       Страшно перешагнуть последний рубеж, который отделяет меня от Арены.       Я захожу в зал и неосознанно прикрываю глаза. Освещение болезненно яркое. Проморгавшись, нахожу взглядом Мэгз и иду вперёд. Стараюсь даже улыбаться в камеру.       В роли ведущего выступает Цезарь Фликкерман. Он появился на экранах совсем недавно. Примерно после выборов, на которых победил президент Сноу. «Молодая кровь, современные взгляды, новый Панем». Под этими лозунгами новое правительство старательно ограничивало зоны влияния старого.       Лакомые должности отбирались у приевшихся чиновников. Зажигались новые звезды. И все они были максимально лояльны к новому президенту.       В политике тоже есть свои Игры.       Впрочем, ещё дома Цезарь вызывал у меня куда большую симпатию, чем предыдущий ведущий. Фликкерман молод, он легко находит с подростками общий язык.       Надеюсь, сейчас это мне поможет.       Я присаживаюсь на кожаный диван, расправляю тяжёлую юбку так, чтобы на экране она выглядела максимально выгодно, натягиваю пластмассовую улыбку… И тону. Проваливаюсь в водоворот впечатлений.       Я очень много смеюсь. Цезарь старается не задавать неудобных вопросов. Я рассказываю легенду о Юрате. Сознательно не провожу никаких параллелей, просто делюсь со зрителями сказкой из своего детства. Хвалю Афину. Хвалю Капитолий. Хвалю Мэгз. Последнее говорю, глядя в зал. Сравниваю её с мамой. Выходит очень нежно. Разговор становится более интимным. Рассказываю о своей семье. Принимаю соболезнования и сожаления. Мягко улыбаюсь. Цезарь спрашивает, как изменится моя жизнь после победы. Слова льются потоком. Я позволяю себе мечтать. Признаюсь, что хотела бы иметь детей, что хотела бы обеспечить счастливую жизнь для своих близких. Приправляю интервью мотивационными речами о готовности сражаться. И вновь много смеюсь. Цезарь целует меня в щеку на прощание.       За кулисами меня встречает Мэгз. Ей приходится обнять меня за плечи, чтобы удержать от падения. Трясусь всем телом. По щекам текут слезы.       Я сделала все, что могла.       Впереди Арена.