Главное - Вера

      Я иду по Невскому, подставляя лицо навстречу белым хлопьями и увязая ботинками в снежной каше. Снег крупный и лёгкий. Он красиво парит в воздухе, бесшумно опускаясь на землю, но неизбежно превращаясь на ней в непривлекательное месиво под ногами.       У меня за спиной тяжёлый рюкзак, через локоть перекинут большой чёрный кофр — он тащится одним своим краем по грязному тротуару, намокая и белея от ядовитой соли, и я тоже медленно тащусь по проспекту, бесцельно глазея по сторонам и от усталости не замечая ничего вокруг. Когда кто-то, забегая вперёд, оказывается прямо передо мной, я испуганно врезаюсь в незнакомца и отступаю на шаг назад, скользя в ледяной жиже и опасно отклоняясь в противоположную сторону. Незнакомый парень в светло-серой куртке ловит меня за лямку рюкзака и резко дёргает на себя, говорит знакомым голосом «Опять ты в опасности, востоковед!», и я, присмотревшись получше, начинаю понимать, кому он принадлежит. — Миша? — удивляюсь я. — Миша, Миша, — смеётся спаситель, выпуская из руки мой рюкзак, — каковы шансы встретить тебя на Невском? — Практически равны нулю, — признаюсь я, — не знаю, почему решила пойти пешком, да ещё в такую погоду. — А что погода? — он пожимает плечами, — отличная питерская зима. — В Москве посуше, -с тоской вспоминаю я свои столичные зимы, — тут промозгло, прямо до костей пробирает.       Я непроизвольно вздрагиваю, будто в подтверждение своих слов. — В пакете не шуба случайно?       Михаил язвит, кивая на свёрток в моих руках и прищуриваясь то ли от слепящего глаза снега, то ли от собственной хитрости. Я на всякий случай отвечаю дерзким взглядом и, гордо вздёрнув подбородок, поясняю: — Это бальное платье, между прочим.       Миша удивлённо присвистывает. — Ого! Ну что ж, Золушка, давай подвезу! По дороге расскажешь, на каком балу искать твою туфельку… — Красивая какая! — отмечаю я, оказываясь в просторном салоне большой белой иномарки. — Спасибо, мне тоже нравится, — соглашается Михаил, запуская двигатель и настраивая обогрев на максимальную мощность — я настолько замёрзла, что начала видимо трястись.       Резкий контраст между сухим горячим воздухом автомобиля и пронизывающей сыростью снаружи — и веки моментально начинают давить на глаза свинцовой тяжестью. Кажется, что я только на секунду прикрываю их, пока за окном величественно проплывает Невский, а открываю уже на парковке возле нашего дома. Передо мной Мишино лицо, и сейчас я сразу узнаю его, поэтому не пугаюсь. — Я думал, ты Золушка, а ты оказывается Спящая Красавица.       Он широко улыбается, смущая меня своим чересчур внимательным взглядом. — Насчёт красавицы, конечно, спорный вопрос, — я автоматически поправляю спутанные со сна волосы, — и вообще… Я не ожидала от тебя такой банальщины.       Миша округляет глаза в искреннем изумлении. — Что, этот подкат уже не работает?       Я отрицательно мотаю головой и пожимаю плечами, мол, извини, но это так. — Хм… — задумывается он на секунду, переводя взгляд на залепленное снегом лобовое стекло, — а на чай подняться ещё предлагают?       Не знаю, на скольких девушек до меня произвело впечатление приглашение на чай, сказанное таким тоном, но я просто не могу отказаться.       Не заходя домой и легкомысленно наплевав на все горящие срочностью дела, я оказываюсь на холостяцкой кухне моего соседа. Не аскетично, но без излишеств, вполне уютно даже не смотря на небольшой беспорядок. — Выбирай, какой больше нравится, — Миша машет рукой в сторону обеденного стола, рядом с которым стоит всего два стула. — Выбор-то так себе, — бормочу я себе под нос и сажусь ближе к окну.       Мой взгляд упирается в Мишину спину под свободно сидящим на ней чёрным джемпером. Он легко двигается по небольшой кухне: моет кружки, набирает воду в чайник, и я не могу не замечать, как каждое его движение обозначается натренированными за годы в спорте мышцами. У него красивая фигура — правильный такой мужской перевёрнутый треугольник — широкие плечи, стройная талия, узкие бёдра. Это, конечно, ужасно, что я так надолго задерживаю на всём этом совершенно остекленевший взгляд, но в своё оправдание могу сказать, что без куртки вижу его впервые и то, что я вижу, мне очень нравится. — Что? — я прихожу в себя, понимая, что Миша обращается ко мне с каким-то вопросом, но самого вопроса я не слышу, поэтому он терпеливо повторяет: — Я говорю, пойду в душ сгоняю, пока чайник греется. Ты не против? — Нет, нет! — я излишне активно качаю головой, — иди, конечно.       Миша останавливается на пороге, прислонившись к стене, и как-то подозрительно смотрит на меня. Я могла бы подумать, что он пытается меня соблазнить, если бы… В общем, это невозможно, потому что этого не может быть никогда. — Можешь пока тут похозяйничать, чай заварить. В общем, делай, что хочешь. Приду проверю.       Он подмигивает мне и скрывается в тени длинного коридора, а я медленно выдыхаю, расплываясь в идиотской улыбке.       К моему удивлению, шкафы и холодильник наполнены продуктами, но готовой еды я не нахожу, если не считать за еду кастрюлю с бульоном и плавающем в нём куском говядины. Сыр, белый хлеб, закрытая пачка «Юбилейного» и начатая наполовину шоколадка с орехами — не густо как для ужина спортсмена. Закидывая в чашки пакетики чая и заливая их кипятком, слышу, как хлопает дверь ванной, кричу через всю квартиру: — Миш, я тут бульон нашла, это что такое? — Это должен быть суп! — приглушенный расстоянием, доносится Мишин голос. — Обычный или какой-то особенный? — Обычный. С картошкой, морковкой, лучком.       Неожиданно Миша уже стоит за моей спиной: с розовыми от горячей воды щеками и влажными волосами, в спортивных брюках и голубой футболке, прилипшей к груди и спине в тех места, где он недостаточно тщательно вытерся полотенцем. Босой и до чёртиков домашний. — Я… — голос предательски срывается от внезапно накатившего волнения, конец фразы оказывается смазанным. Откашливаюсь и повторяю то, что хотела сказать: — Хотела помочь сварить суп, если ты мне доверишь. — Да я даже не мечтал о таком, когда приглашал тебя на чай, -смеётся он, — как я могу отказать девушке? Овощи… — Я уже нашла, — опережаю его объяснения, кивая на мойку, в которой лежат морковь, две картофелины и лук, — сковородку только дай. Или тебе нельзя зажарку?       Миша закатывает глаза и ставит на огонь сковороду, попутно наливая в неё масло. Заставив меня пригнуть голову, достаёт из шкафа над раковиной стальную терку в мягкой резиновой оплетке и деревянную доску с чёрной подпалиной на краю. — Сам готовишь, не обманул, — киваю на ожог на доске. — Так ведь больше некому.       Я режу картошку и краем глаза наблюдаю, как ловко и умело Миша натирает морковь. — Ну, хочешь, я буду?       Господи, дура, молчи! Не навязывайся так откровенно!       Он вопросительно смотрит на меня, вызывая желание провалиться сквозь все четыре этажа, подвал и земную кору. — Ты серьёзно? -Шучу, конечно, — мой нервный смешок выходит чересчур громким, он неловко повисает в воздухе между нами.       Я чувствую, как вспыхивают уши, и лихорадочно соображаю, как оправдаться. Но тут очень кстати морковь в сковороде начинает подозрительно шипеть, и я с ложкой бросаюсь к плите, отвлекая Мишино внимание от нашего странного разговора. — Сейчас сгорит, смотри! — Не сгорит, — Миша прислоняется к столешнице, скрещивая руки на груди и в упор смотря на меня, — ты мне скажи, ты серьёзно? Я не то чтобы хочу тебя эксплуатировать как рабочую силу, но если ты мне хоть раз в неделю составишь компанию, я буду безмерно рад и благодарен. Прости за наглость, конечно.       Я навязываюсь, а он просит прощения за наглость? Боже, как же стыдно… — Ты знаешь, вообще не хотела тебе навязываться, правда! Помочь просто хотела…       Я опускаю глаза, старательно, почти художественно нарезая лук. — Ну тогда буду считать, что мы договорились, да? Так, давай чай пить, остыл уже, наверное. — Да, — я отвечаю сразу на оба вопроса, настойчиво увлекаемая к столу.       Мы пьём чай неприлично долго, несколько раз доливая свежий и подъедая все имеющиеся в доме запасы. — А что там насчёт бала? — напоминает Михаил. -Ой, да это в универе будет мероприятие для ребят, приехавших к нам по обмену из Кореи. — Прям всё серьёзно? С кринолинами? — Мишин ироничный тон вызывает улыбку. — Это обычное вечернее платье, — поясняю я, — только я его ещё толком не видела-забрала из ателье, в которое от универа отправили. -Так может посмотрим?       Меня ставит в тупик Мишин, кажется, неподдельный, интерес к моему наряду. Не дожидаясь ответа, он приносит из прихожей кофр и протягивает мне: — Надевай. — В смысле? — я продолжаю непонимающе хлопать глазами, — зачем? — Ну, а какой мне интерес на него в пакете смотреть? — резонно вопрошает он, указывая жестом на соседнюю комнату, — прошу.       Я долго вожусь с ворохом оливковой ткани и дрожащими пальцами безуспешно пытаюсь застегнуть потайную молнию на спине. Мишин тёмный силуэт, вырисовывающийся в матовом стекле двери, заставляет меня нервничать ещё сильнее. — Вер, может, помощь нужна? — Блин, — из моего рта вырывается ругательство, когда в очередной раз деревянные пальцы срываются с маленького скользкого замка. — Не могу застегнуть, — сдаюсь я, открывая дверь и подхватывая расстёгнутые края платья на спине, — спереди смотри. — Говорю же, давай помогу!       Миша в два шага оказывается у меня за спиной. Я даже не успеваю отреагировать, как язычок молнии быстро взлетает вверх, а Михаил возвращается обратно ко входу в комнату. Не остаётся ничего, никаких ощущений от этого мимолётного прикосновения ко мне, только бешено бьющееся сердце под плотно облегающим грудь лифом платья. — Офигеть, — он выдаёт сомнительный комплимент, осматривая меня с ног до головы цепким взглядом, — покрутись — ка!       Я послушно кручусь на месте, делаю несколько шагов туда-сюда и постепенно перестаю стесняться, видя одобрение в Мишиных глазах и собственное отражение в зеркале. Платье немного тесновато в талии, совсем незначительно, зато красиво подчёркивает фигуру. Подол струится по ногам, колышется в такт движениям; он сейчас немного волочится по полу, но с каблуками будет отлично. Я приглаживаю растрепанные волосы, которые сильно диссонируют с торжественным нарядом, и интересуюсь: — Ну как? — Пока не понятно, — задумчиво тянет Миша и начинает перебирать коллекцию дисков на полке, — что предпочитаете из музыкальных жанров, мадемуазель: поп, рок, классика? — Будьте добры, поставьте классику на свой вкус, — я копирую его шутливый тон.       Он выбирает Хачатуряна, безошибочно попадая в мои личные предпочтения.        Миша ставит диск в проигрыватель и протягивает мне руку: — Ты же танцевать в нём будешь, правильно?       Я киваю, принимая его раскрытую ладонь и чувствуя жар на своих щеках. — Тебе идёт это платье, — замечает парень, ведя меня в вальсе под мой любимый «Маскарад», — и румянец тебе тоже очень к лицу. — Спасибо, — почти шёпотом говорю в ответ, замечая, как на его лице акварельными пятнами проступает такой же румянец.       Я не могу сдержать улыбку при мысли о том, что выстроенная на юморе и иронии, его защита даёт сбой, когда рядом оказывается сколько-нибудь симпатичная девушка.