Не будь таким, как я. Не позволяй прошлому уничтожить тебя. Оно того не стоит. «Chris Ryan's Strike Back/Ответный Удар», s01e06
- Хочу убить тебя, болван. Боумен привык к покладистой жене, которая способна лишь слабо трепыхаться в его звериной хватке. Точнее, он заботился – ведь именно таким образом он воспитывал в ней правильную жену, умелую хозяйку, преданную любовницу. И без его методов воспитания она бы и осталась таким несостоявшимся по жизни человеком, который испортил ему жизнь. Он был удивлен, видя перед собой чужого человека. Боумен бы рассмеялся всей нелепости ситуации, если бы ему не мешал набитый едой рот. От пущенной из оружия дроби его тело грузно свалилось вместе со стулом назад с громким стуком, которого уже не было слышно после раздирающего ушные перепонки выстрела, прозвучавшего в закрытом помещении. Отдача мощного залпа пришлась в грудь, сбивая дыхание на время, она показалась бы болезненной, если бы не осознание того, что боли больше не будет. Вид растекающейся лужи крови на полу и брызги оной на стене немного пугали, но заставляли каждый натянутый до невообразимого предела нерв расслабиться, почувствовать саму Эйву новое ощущение. Вкус свободы? Нет, нечто иное. Что-то похожее на месть, которой была переполнено все ее сознание. Безвольно повисшие руки, разжатые пальцы, оружие подле девушки – знак того, что все осуществимо. Дрогнувшие ноги, подкосившиеся коленки, запах пороха от волос – звоночек к окончанию действия. Все кончено. Она отомщена. Бессмысленно. Это надо было сделать раньше. Если она решилась на этот шаг сейчас, то могла бы поступить точно также задолго до сегодняшнего дня. Зачем было доводить все до критической точки? Зачем мучила себя и погубила того, кого не вернуть? Если не жалеет о содеянном, почему плачет? Просто без той самой точки невозврата она бы не решилась на подобное. Первая половина жизни была слишком хороша для нее, и замечать гниение вокруг себя Эйва не могла. Не хотела, не видела – просто жила иначе. Ей повезло, в отличие от многих. От всех, кто был рядом. Со смертью отца, такого другого в отличие ото всех, пришла и правда о самом городе. Но сначала о самой жизни и муже, с которым она вела свое существование. Эйва думала, что она знает свое место здесь и готовилась к простенькому будущему их брачного союза и не строила иллюзий, а по обыкновению верила в банальное семейное счастье. Что-то подобное было у ее родителей, и разрывать уже выстроенные шаблоны стало совсем без надобности. За их рамки она вышла уже после свадьбы, только перспектива оказалась удручающей. Верить в перемены к лучшему было глупым занятием. Когда рядом оказывались сжатые кулаки, опускались ее руки, и к Эйве приходила ясность ситуации - настал предел. У Боумена слишком много власти не только над ней, потому и развод, и заявления об избиении не принесут результатов, только терпеть насилие над собой она уже не могла. Нужно было предпринимать другие меры. Как только она вновь всерьез об этом задумывалась, все прекращалось. Не навсегда, а на недели, порой, даже на месяцы. Наступало затишье и очередной повод подумать о том, что, может быть, еще не все потеряно. Боумен способен останавливаться, оставалось лишь продлить этот момент. Нужно было всего-то не дать повода для него вновь начать действовать – быть для него такой, какой он хочет. Но она всегда была такой. Эйва старалась быть правильной. Всему приходил конец. Тем недолгим периодам без боли. Ее терпению. Его властью над ней этим выстрелом. Если все было кончено, то оставалось завершить этот процесс полностью. Даже в странном тумане, заволакивающем глаза, Эйва замечала, как подбирается увеличенное в разы кровавое пятно к ее ногам. Где-то отдаленно в сознании пришла мысль о том, что отмыть ковер удастся только лизолом – ей здесь еще жить. До суда. Ее могут арестовать сразу же – Эйва не будет ничего скрывать, на все вопросы ответит четко и ясно, не утаивая деталей и не смазывая общую картину. Знание уголовного права было самым поверхностным, как у обычного американца, и по общему представлению считалось, что добровольное признание облегчает наказание. О наказании она как-то совсем не задумывалась, когда брала ружье в руки. Всегда заряженным оно находилось в охотничьем уголке Боумена, больше похожим на свалку различных грозных на вид приспособлений для ловли и убийства удостоившихся такой жуткой участи животных. Они вряд ли причиняли вред людям, если только защищали свою территорию и свое потомство. Среди людей бесчувственных, просто паразитирующих и вместе с этим кровожадных зверей было больше. Зато сегодня на одну такую тварь стало меньше. «В тюрьме хуже быть просто не может», - думала Эйва, с трудом вытаскивая из памяти всем известный короткий номер вызова экстренной помощи. Ее заберут либо прямо сейчас, либо оставят до суда и следствия или как верно у них принято… Главное, чтобы его тело было подальше от нее самой - это последнее напоминание ни к чему. Дозвонившись до диспетчера, Эйва, вдохнув побольше воздуха, как можно более будничным тоном сообщила ему о трупе в гостиной, добавив после непродолжительной паузы, что его появление – ее рук дело. «У нас много вызовов, запритесь где-нибудь подальше от тела и ждите – мы не можем точно сообщить, как скоро к вам приедет бригада экстренной помощи». В городе точно происходит ловля наркодельцев – только кто-то с недосягаемого уровня сверху сможет прикрыть эту лавочку дури, в которую превратился целый округ. Такое событие будет важнее убийства? Видимо. Может, если бы Боумен дожил бы до облавы, его бы посадили на долгий срок. Но о поступке жалеть поздно и не очень хочется. Последовав дельному совету диспетчера, которого, по всей видимости, волновала сохранность места преступления, а не душевное состояние девушки, не желающей наблюдать за обездвиженным мертвым телом, Эйва вышла на веранду. Запираться в другой комнате самостоятельно чтобы самой же не сбежать – глупее идею работники правопорядка придумать не могли. Эйва и так никуда не торопится, главное, чтобы поспешили сами копы забрать тело. Или ее саму. Или их обоих. Тишина в доме было такой же странной, как и на улице, только снаружи иногда слышался звонкий щебет птиц и волнение листвы на ветру. Отец любил наслаждаться звуками природы, ненадолго прислушиваясь к ним и замирая перед решающим выстрелом в выслеженную добычу. Вместе с нажатием на спусковой крючок лесная магия пропадала также быстро, как умирало животное, попавшее в оптический прицел. Сейчас мир тоже был слишком простым по ощущениям. Бесцветный, не эмоциональный – как прежде. Немного пустой, и от этого слишком привычный - будто бы ничего не произошло сверх каждодневной нормы. В таком окружении хотелось на что-нибудь отвлечься, чтобы не думать о том, что так навязчиво лезет в голову. Не события сегодняшнего дня, а воспоминания о давно ушедших пытались отвлечь ее от созерцания подобия дороги, на которой вот-вот должны были показаться огни сирен машин полиции и скорой помощи. От мыслей, так настойчиво режущих голосом здравого разума, Эйва так же воображаемо отмахивалась, мотая для более сильного эффекта головой. Думать не хотелось, думать было трудно – быть может, немного алкоголя выручит ее и на этот раз? Перед глазами было темно: ночь наступила незаметно или подкрадывалась она слишком медленно - было трудно объяснить. Добытый алкоголь успел немного выветриться из опьяненной девушки, и, не дожидаясь полного протрезвления, Эйва вновь отправилась на кухню за следующей бутылкой – неизвестно, как скоро приедут копы, и даже если они через минуту появятся на пороге ее дома, будет неважным состояние, в котором она встретит их. Быть опьяневшей ей в данный момент казалось предпочтительней – если раньше это состояние отбивало у нее ощущение физической боли, то теперь оно позволяло свести на нет боль другого уровня. Бутылка любимого Боуменом виски была последней из запасов, но находилась она на обеденном столе, забрызганном остатками ее покойного мужа. Решив, что на поход в ту часть дома даже ради последнего глотка алкоголя она пойти не готова, Эйва отказалась от этой затеи. Тем более, ей показалось, что она услышала шаги. Они приехали? Она бы заметила красно-синие огни полицейской мигалки, даже если бы они не включили саму сирену. Если они сейчас в доме и будут арестовывать ее, то лучше не шевелиться – предупреждений о стрельбе при ее малейших движениях Эйва не слышала, но инстинкт самосохранения, утопленный в паре стаканов вина, подсказывал оставаться на месте и ждать своей участи. Вот теперь точно – конец старой жизни. Не яркий свет бра постепенно вылавливал из темноты коридора приближающуюся фигуру – сначала неторопливую, но постепенно набирающую нетвердыми шагами скорость. Без направленного в ее сторону автомата, без опознавательной формы на теле, без нарушающего тишину голоса, только с каким-то непонятным горловым звуком – это был единственный, кого она не ожидала увидеть. Кого стала бояться снова, но уже обуреваемая другим страхом. Дыра в животе, оставленная тяжелой крупнокалиберной дробью, была прежней, только теперь от ходьбы через нее вывалились и болтались на разном уровне окровавленные куски его собственного тела, скорее, внутренностей, но она не желала разглядывать это - с таким точно не живут. Его рычание и хрип еще напоминали живого Боумена, возвращающегося после пьянки домой – как раз в таком состоянии Эйва укладывала его спать, морщась от запаха немытого тела, смешанного с убийственным ароматом крепкого алкоголя – ей казалось, что сейчас она тоже чувствует тонкий, но неприятней прежнего и не похожий на него запах, заполняющий прогретое жаркими лучами весеннего солнца помещение. Ясность же осознания ситуации и, в то же время, непонимание ее появления заставили не только протрезветь от ужаса увиденного, но и подчиниться уже ставшему родным рефлексу – вид его протянутых к ней рук всегда побуждал к одному действию. Бежать. Нужно было бежать от него так же, как и прежде. Снова все по тому же кругу? Все то же самое? Ответы на лихорадочно мелькавшие в мыслях вопросы «Как?», «Зачем?», «Почему?» не было времени находить, да и отыскать не было возможности – разве такому есть объяснение? Собственной рукой нажать на спусковой крючок, глазами увидеть пулевое ранение, а потом услышать, как затихают предсмертные хрипы ненавистного человека, бывшего когда-то любимым. Она успела протрезветь сразу, как только вновь увидела Боумена на ногах, и в момент убийства она была в ясной памяти и здравом уме. Хотя, второе ей уже казалось сомнительным – теперь она с трудом могла вспомнить свое состояние после момента убийства. Что было в этот день? Было ли вообще убийство? Может, это был сон, галлюцинация, вызванная сумасшествием иллюзия? Сейчас все происходит по какому-то чудовищному выдуманному сценарию, но все слишком реально. Эйва понимала только то, что убегает от мертвого на вид, но почему-то все еще живого мужа по тому же пути, что и раньше – по коридору, через гостиную и столовую на кухню. Траектория, которую он хорошо знал, и Эйва понимала, что нужно было ее менять, но никогда не успевала сообразить об этом – ее нагонял удар, и уже не было времени и сил вырваться из грубой хватки сильных рук. Он и сейчас едва не успел ее схватить – окровавленная рука скользнула по ее запястью, позволив Эйве заполучить пару мгновений для следующих действий. Что-то из посуды на плите полетело в сторону вроде бы мертвого, но до сих пор ходячего мужа, притормозив его движение на долю секунды. Все, что попадало под руку, также было отправлено Боумену в голову, грудь и простреленный живот с каким-то совершенно немыслимым по своей мерзости звуком. Опрокинув пару стульев прямо перед ускорившим свое движение мужчиной, Эйва заставила того, запутавшегося в собственных ногах и валявшихся предметов мебели, грохнуться на пол и замереть, опять-таки, на пару мгновений. С ужасом понимая, что она не может избавиться от своего мужа даже после смерти, в реальности которой она уже сомневалась, Эйва больше ни о чем не задумывалась. Не было времени, возможности, сил. Уже словно на автоматическом заводе, она схватилась обеими руками за сдвинутую во время этой повторяющейся, но совершенно отличной от тех прошлых драке кухонную плиту. Вся энергия, которой будто бы и не было, появилась из ниоткуда, и если сейчас Эйва не воспользуется ею, силы вновь покинут ее тело. Они покинут и после того, как она предпримет еще одну попытку остановить Боумена. Уже ни на что не надеясь, Эйва качнула плиту на себя и, ощутив не удерживаемую руками тяжесть, разжала пальцы, успевая отскочить в сторону и падая также на пол рядом с рухнувшим всем весом металлическим коробом. Грохот, уже не похожий на выстрел, но все такие же липкие брызги крови повсюду, включая ее саму – вновь Боумен повержен. Погребенный под тяжестью чугунной плиты он должен был быть мертвым, но разве не таким же он обязан был оставаться после заряда дроби в живот? Не уверенная ни в чем, кроме того, что это может быть еще не конец, Эйва пыталась отползти от скрытого на верхнюю половину туловища, все время подскальзываясь на ошметках, на которые страшно было взглянуть. Хотя, она и так была занята неотрывным наблюдением за другой неприятной картиной - притихшим телом, не подающим никаких признаков жизни. Со столов было свалено абсолютно все, но Эйве нужно было что-то одно, чем она сможет защищаться. В другое время она бы подумала об абсурдности происходящего, только за сегодняшний вечер и наступившую ночь ей думать не приходилось – нужно было не переставая действовать. Сейчас этот момент все еще продолжался, но требовал завершения. В опасной близости от его замерших пальцев Эйва нашла сваленные в кучу ножи – случайно или нет? Он был намерен ее убить – такой прыти от хоть и ловкого и сильного, но тучного мужа она не ожидала, но по его действиям читалось именно это. Желание уничтожить, раздавить, разорвать, погубить. И именно голыми руками – в этом она не сомневалась. Мимолетный взгляд в его пустые блеклые глаза, на миг выхваченные неярким светом разбитой через мгновение лампы, - тогда она в последний раз взглянула на его лицо и ужаснулась сильнее, чем даже при виде разорванного в клочья живота супруга. Потом она привыкла к подобному потухшему взгляду. Как и все, кто стал свидетелем полного заражения планеты. С ножом в руке Эйва отступила от тела на несколько шагов, но каждое промедление действовало только хуже. Момент был оттянут еще на несколько мгновений, пока она не решились подойти к трупу. Обезображенный живот, раскинутые в сторону руки и ноги в неестественной позе – испачканное тело в крови покрывалось ею еще больше, когда Эйва стала резкими хаотичными движениями терзать давно остывшее тело не менее холодным лезвием. Зажмуриваясь от летящих в лицо противных останков, сначала несколькими ударами, затем бесконечным потоком наносимых рукой движений добивала его, рыдая уже не от понимания того, что делает. Она не видела, что становилось с телом – слишком темно было в помещении, и даже ночное освещение из окна не позволяло взглянуть на месиво, в которое она превратила мужа сначала выстрелом, затем – ножевыми ранениями. Ресницы были залиты кровью, и это было лучшим выходом в ее ситуации – она могла не отворачиваться и каждым ударом выказать всю накопившуюся за годы ненависть. С губ срывались какие-то обрывки фраз, смешанные с рыданиями, непонятные даже ей самой, но сказанные от всего сердца. Она убьет его столько раз, сколько понадобится. Он не причинит ей вред. Он не станет больше уничтожать в ней личность. Он не сможет воспрепятствовать ей жить по-новому, а она не станет винить себя в произошедшем. Только Боумен виновен, он заслужил наказание.***
– Ты прав, Рик, мой муж мертв. Он не был ходячим, но это я его убила. Выждав паузу после поставившей в замешательство Рика реплики, она зажмурилась и, приоткрыв один глаз, как-то слишком игриво взглянула на него. Не по ситуации. - Ты еще не готов выставить меня отсюда? - Для этого нужно больше оснований. И убедить ими ты должна не меня, а всех остальных, - не выдавая голосом ничего, Рик подстраивался под ее настроение. Хорошо, что в темноте она не видит его взгляда – он не смог бы обмануть ее, выдал бы все свое волнение, когда она, наоборот, вела себя чересчур спокойно. - Так ты хочешь знать – почему? Почему я… Тебе это кажется важным? Ему это кажется важным сейчас и будет казаться таковым завтра. Не потому, что Эйва могла представлять собой потенциальную опасность – об этом он ни разу не задумался. Наверное, надо было, но это потревожило бы Рика несколько месяцев назад, когда Эйва, как и все остальные, была на одно лицо с ними – еще чужой. Только даже тогда она выделялась – подозрения падали на ее личность одно за другим, но ни разу не подтвердились. Сейчас она была важным членом группы, заполучив не просто его доверие. Как одна из их большой семьи, она должна жить в благополучии, которое они могут себе позволить, которое Рик сможет им предоставить. Как лидер. Ее ситуация вызывала с его стороны больше внимания – она долгое время оставалась одна, позволить ей возвращаться к тому состоянию – определенно, это не было его желанием. Скорее, наоборот, - выискивать ее в толпе обитателей тюрьмы стало уже привычкой, потому среди других людей она оставалась в безопасности в поле видения самого Рика. Она может быть неподалеку – этого хватает для его будничного спокойствия. Если он слышит голос Эйвы, он по обыкновению обращает внимание на его интонацию и с удовлетворением отмечает, что почти всегда она кажется ему не обремененной какими-либо проблемами, о которых он не знает. Но приятней больше всего было слышать ее смех, тогда Рик имел возможность оглянувшись увидеть не только ее искреннюю улыбку, но и взгляд серых глаз, жизнь в которых отражается слишком явно, чтобы не обратить на это внимание. Этого не будет, если Эйву будет съедать что-то из прошлого, толкнувшее ее на тот шаг. - Если ты так считаешь, то – да, - Рик ответил не так, как считал нужным. Но она для себя должна решить, имеет ли значение еще не разъясненное вслух признание. - Он просто обижал меня, - она говорила так, будто они обсуждают выдуманную жизнь несуществующего персонажа, неинтересного ей самой. - Много, часто… Боумен был моим мужем больше десяти лет. Этот брак… Ну, я не назвала бы его удачным. Хотя когда-то я его любила, думаю, он меня тоже, - она взвешивала слова, чтобы не сказать лишнего или просто сказать нужное. – Так вышло, что однажды я не выдержала и застрелила его из его же ружья. А потом он обратился, и я его добила. Да, он был первым ходячим, которого я увидела – апокалипсис наступил очень вовремя, иначе меня бы посадили, хотя… я ведь все равно в тюрьме, - смешок даже у себя вызвать Эйве не удалось. - Есть в этом немного иронии, не находишь? - Может, это не мое дело, - раз она ему сказала все именно так, он имеет право знать. – Но за простые обиды людей не убивают. - А за что убивают, Рик? – чуть более жестче произнесла Эйва и вновь вернулась к своему обычному тону. - У тебя есть определенные критерии? Почему им не следует жить? Почему ты убивал? - Чтобы защитить. Свою семью, близких людей. Но… ты же понимаешь, что сейчас все по-другому. - Всегда все было одинаково, - это была не та улыбка, к которой он привык. – Скорее, в моей ситуации тоже была защита. Может, несвоевременная, но тогда она мне показалась единственным выходом. И сейчас я остаюсь при своем мнении. - Почему ты не обратилась за помощью? К родственникам, например, или в полицию. Извини, это не допрос, просто раз ты сама заговорила об этом… - Я снова вижу в тебе копа, на этот раз – хорошего, - тряхнув волосами, Эйва расслабилась, и спокойствие в ее голосе больше не казалось таким надуманным. – Не все копы настолько ответственны, как ты – ты же был таким, верно? Можешь не отвечать, это заметно, да и я сама сегодня слышала, как расхваливал тебя Карл перед своими друзьями, точнее, перед той девочкой Джейми, - девушка была довольна ответвлением во время разговора от главной темы и, кажется, немного приободрилась. – Я когда проходила мимо них на свадьбе, он так громко и гордо вещал об этом, - Рик завозился на месте, удовлетворенно устраиваясь поудобней после услышанного. – Таких копов, как ты, в Харлане определенно не хватало. Ну а родственники… К тому времени всех их не стало. Может, это и к лучшему, ведь сейчас жизнь другая. Но я не хочу вспоминать то, что было. И вообще все, что было до нашего благополучия здесь. Жить теми воспоминаниями будет хуже, лучше создавать новые. Отведя на миг обращенный на мужчину рядом взгляд, Эйва дернулась на месте, выхватывая лежащую рядом винтовку. Забор долго оставался без их внимания, но ходячие едва ли обходили его стороной – кое-где ограждение было расшатано, и его укрепление было необходимым в ближайшее время. Но пока та сторона оставалось не тронутой, да и вообще мертвых на горизонте было мало. Лишь в виду этого присутствие двоих на смотровом пункте было лишним. - Ходячих в округе даже меньше обычного, - поведала Эйва уже осведомленному о ситуации копу. - Я все равно не усну, так что остаток ночи смогу дежурить одна. А ты иди, можешь отдохнуть сегодня. - Мое присутствие не помешает тебе? – не задумываясь, она мотнула головой, не улавливая в темноте взгляд Рика, а только чувствуя невидимое ей дружелюбие в его глазах. – Тогда я останусь.