Зодиак 3: - Дети Хаоса

      Двумя днями ранее: — Нет, я решительно не понимаю одного: куда в тебя столько влезает?! — восклицал Лакус, сидя на парапете и наблюдая за тем, с каким аппетитом Линделл уплетал за обе щеки уже пятый пончик. — Я… на самом деле не хотел и четвертый, — честно признался Единорог, смущенно отводя взгляд и рукавом свитера размазывая по губам сладкий сироп. — Ну, просто, понимаешь, он был розовый и с этими сладкими звездочками! Я не удержался. — Ага, — Пегас фыркнул, ловким щелчком отправляя в ближайшую урну окурок. — Дай угадаю: а пятый соблазнил тебя шоколадным сиропом с какими-то блесточками?  Линделл только повел плечами, слизывая с пальцев остатки тех самых съедобных блесток. Его слабость к сладкому ни для кого не была секретом, особенно для Лакуса, с которым они были знакомы уже более пяти тысяч лет. Эти двое через многое прошли, всегда рядом, рука об руку. Стеснительный Единорог идеально дополнял дерзкого и шумного Пегаса. Словно бы судьба с самого начала задумывала сделать их самыми близкими друг для друга людьми.       Сейчас они сидели на одной из улочек Багдада, взглядами провожая местных жителей. Прибыв в Ирак, друзья искали свою родину, великий город Вавилон. Однако же на его месте нашли лишь руины, напоминавшие им о прошлой жизни. О той, где они не были Хранителями, где не было тысячелетий, проведенных в Хаосе.        В мире Зодиака редко об этом говорили, но у каждого из Хранителей была и другая жизнь. У некоторых их было несчетное множество. Они жили и были обычными людьми до того, как их призвал Астрал, сотворивший в свое время мир Зодиака. Затем многие возвращались в мир людей, проживая одну жизнь за другой, оставляя свои следы в истории. Не даром же во многих мифологиях были повторяющиеся мотивы. Все-таки Хранители прошлого не умели быть оригинальными, вот и рассказывали людям разных эпох похожие истории. Они представали перед людьми всесильными существами, помогавшими на жизненном пути. Их почитали во всех культурах мира как божеств, духов и высшие силы. — Ты не скучаешь? — внезапно подал голос Лакус, закуривая очередную сигарету. — По прошлому. — Смысл? — Линделл грустно улыбнулся. — Нам не вернуть то время, когда мы были детьми. И никуда не деться от нашего бессмертия. И… — он вздохнул, — от всепоглощающей тоски, что приходит иногда. — Эвра тоже так говорит. Тц, Макс, никак не могу привыкнуть к его новому имени. Сколько он их уже сменил? Не важно! — Пегас отмахнулся от собственных мыслей. — Он звонил недавно, просил вернуться поскорее. Соскучился, бедняга. — Ты не слишком с ним жесток? — Линделл прикрыл глаза, внезапно ощутив какой-то легкий укол в районе сердца. — А что ему станет? — Лакус рассмеялся. — Пять лет, нас не было всего пять лет! Что это на карте вечности? Я тебя умоляю, он там как белка под кофеином носится вокруг Водолея. И вообще, не понимаю я этого вашего «забыть прошлое». Как можно забыть то, что является частью нас самих? Мы состоим только из воспоминаний, которые делают меня мною, а тебя… — он перевел взгляд на друга, сжавшего в тонких пальцах ткань свитера. — Эй, Лин, с тобой все в порядке?! — Хаос, — сквозь сжатые зубы процедил Единорог, вставая и опираясь о плечо друга. — Рано или поздно это должно было случиться.       Щелкнув пальцами, он принял свой второй облик. В нем боль практически не ощущалась, но все равно что-то внутри подсказывало Линделлу, что даже его магия не способна была в полной мере избавить его от того, что готовил Хаос. — Ты уверен? — Лакус отстранился от друга, смерив того хмурым взглядом. — Я ощутил это. Акай рассказывал историю о том, что видел когда-то. Он ведь был первым из Хранителей. Тогда Астрал создал его, чтобы противостоять самому себе. Хаос иногда выплескивается в мир людей, желая поглотить тот. Хранители были созданы… как печати, не дающие темной силе завладеть этим миром. Но мы, со всеми этими перемещениями между мирами, истончили ту грань, которая их разделяла. Акай говорил, что рано или поздно, мы ответим за это Хаосу. И мне кажется, что… время пришло, — Линделл сжал руку в кулак настолько сильно, что меж пальцев потекло несколько тонких струек крови. — Пойдем. — Что? Куда?! — Лакус подскочил, следуя за другом.  — Думаю, я чувствую Хаос. Он где-то рядом, — сквозь зубы процедил Единорог.       Отойдя за угол и удостоверившись в том, что их никто не видел, Линделл сжал руку друга в своей. Закрыв глаза, он мысленно направил всю свою магию перемещения на то, чтобы оказаться в той точке, из которой он чувствовал бьющие по мозгам волны Хаоса.       Оказавшись на берегу реки Евфрат, вдали от цивилизации, Единорог осмотрелся. Не заметив ничего странного, просто позволил неведомому ощущению вести себя. Он шел, не обращая внимания на едва поспевавшего за ним Лакуса. Тот что-то твердил о том, что если бы Хаос выплеснулся в мир людей, то остальные Хранители непременно уже забили бы тревогу и сообщили об этом. Но Линделл не слушал. Приблизившись к берегу, он взглянул на воду. В ней отражался мальчик, худощавый, на вид ему было лет 12. Он носил пыльную тунику, что когда-то была белой, а кудрявые светлые волосы его были растрепаны. — Лакус, — Линделл замер, опустившись на корточки и протягивая руку к отражению. — Это же… — О Зодиак… — Пегас, заметив то, на что смотрел друг, упал на колени, глядя на воду. — Это же ты! Только… давно, очень давно. Еще когда… — Когда я служил твоему отцу, — сквозь зубы процедил Линделл, опуская руку в воду. — Вот как, — он улыбнулся, но сколько же горечи было в той вымученной улыбке.       В руке Единорог сжал измочаленную плеть, видавшую и лучшие времена. Лакус смотрел на него с непониманием, пытаясь осознать, откуда в кристально чистой воде взялся этот предмет. Ведь сам Пегас его не видел. До того момента, как Линделл поднял тот на поверхность. С плети не стекали капли воды, она не отбрасывала тени. — Осколок Хаоса, — с ужасом в глазах выдохнул Пегас, глядя на лицо друга. — Лин, ты как?.. Лин? Линделл?!

***

      Линделл знал это место.        Он все еще стоял на берегу Евфрата. Правда, река была куда более полноводной, чем в наше время. Кругом цвели кусты, где-то у воды резвились ребятишки, одетые в свободные туники. Они плескались в воде, строго не отходя далеко от берега. Наверняка боялись, что их на дно утащит Энки, бог-повелитель воды. Кажется, именно так родители пугали своих сыновей, чтобы те не купались в реке.       В груди у Единорога с силой защемило, когда он увидел у воды двоих мальчиков. Они плескались отдельно от остальных детей. Те же словно опасались приближаться к ним. В рыжеволосом озорном мальчугане, одетом в дорогое платье, можно было узнать юного Лакуса. Правда, Линделл еще помнил, что в те незапамятные времена, он носил имя Ияр. Рядом же с ним, опасливо озираясь, топтался кудрявый мальчуган, с ног до головы вымазанный в дорожной пыли. С ужасом глядя на себя со стороны, Единорог лишь подметил то, что за пять тысяч лет он не слишком-то изменился. Разве что стал повыше, да перестал также озираться по сторонам да дрожать от каждого шороха. Только фильмы ужасов все еще не мог смотреть без содрогания, и плевать, что пережил ни одну кровопролитную битву. — Нет… — одними губами прошептал Единорог, вспоминая тот день так, будто бы это было вчера. — Уходите, прошу… Уйдите отсюда немедленно!       Он бросился к детям, но не смог их коснуться. Они не видели его, не слышали, словно бы Линделл и не стоял в шаге от них. Единорог с силой сжал в руке плеть. Он знал, что сейчас произойдет. — Осколки Хаоса — вещь поистине жуткая, — говорил когда-то Акай, сидя в Астрале и глядя на мир Зодиака сквозь тонкую грань. — Они контролируют тебя, стоит тебе их коснуться… погружают в мир воспоминаний, воссоздают каждую мелочь. Хаос измывается над тобой, пытается сломать вновь и вновь. Он показывает то самое страшное, что было в твоей жизни. Тот момент, который стал для тебя переломным, поступок или событие, которое ты никак не можешь себе простить. То самое воспоминание, что годами жрало тебя изнутри, он выпускает наружу. — И как же бороться с осколками Хаоса? — рядом с Акаем сидел черноволосый юноша. Линделл уже и не помнил его имени, но знал, что парень в прошлом был Хранителем знака Ворона. — Никак, — Змееносец только пожимал плечами. — Им можно только сдаться, позволив вытянуть из тебя всю ту боль, что ты пережил когда-то. В прошлом мы ничего не можем изменить, а если бы и могли, то Хаос не позволил бы нам такой вольности. — Как же ты избавился от осколка Хаоса? — Дракон рядом скептично изогнул бровь. — Я признал, что был не прав, — Акай грустно улыбнулся. — Хаосу это признание и ломаного гроша не стоило. А мне… знаешь, мне оно было нужно. Чтобы отпустить прошлое, и лишить себя той боли, что терзала. Хаос вырывает из нас воспоминания, питается ими. Нужно отпускать, но ни в коем случае не забывать. Иначе мы лишимся самих себя.       Линделл не знал, как отпустить то прошлое, что мучило его все эти годы. Он прикрыл глаза, слушая веселые речи детей. — Эй, Юнан, давай искупаемся? — Ияр, тогда еще не знавший о том, что им суждено быть Хранителями, беспечно бегал по колено в воде. — Господин Ияр, не стоит. Матушка ведь говорила вам, что Энки может разгневаться, это навлечет беду на весь ваш род… — Чего ты боишься? Матушки тут нет, а с Энки я, так и быть, договорюсь по старой дружбе, — он расхохотался, и смех тот Линделл готов был слушать бесконечно долго. Таким он был родным. — Я тебе рассказывал, что мне как-то раз удалось найти меч самого Шамаша*? — Господин Ияр, вы не шутите?! — глаза юного Единорога, тогда еще звавшегося Юнаном, полезли на лоб от удивления. — А ты мне не веришь?! Вот так и знай, тут и нашел! — Ияр топнул ногой по воде, поднимая брызги и заставляя друга отскочить от кромки.       Линделл не сдержал улыбки. Такими свободными и веселыми казались ему дети. Если бы он не знал горькой правды о том дне, которую Хаос словно бы специально оттягивал.       В свое время, пять тысяч лет назад, еще до того, как Пегаса и Единорога призвал Зодиак, они были обычными детьми. Ияр был сыном главного зодчего Вавилона, его огненный и задорный характер был известен, наверное, каждому в городе. Юнан же был выходцем из семьи слуг. Мальчик мечтал обучаться клинописи в доме писца, и родители с трудом наскребли денег на его обучение. Правда, выяснилось, что Юнан был далеко не самым понятливым учеником. Клинопись ему давалась с большим трудом, и многие его таблички приходилось исправлять Ияру. Юнан и его семья служили в доме главного зодчего, и будушему Единорогу иногда выпадала честь подметать полы в комнате его сына. Мальчики, познакомившись, быстро сдружились. Но дружба эта была не по душе как родителям Юнана, так и отцу Ияра. Первые считали это чем-то излишним, второй же считал слуг не более чем пылью у своих ног. Как же мог его сын общаться с такими людьми? Юнана неоднократно избивали палками и плетью за то, что он, ослушавшись приказов, все-таки отправлялся в покои Ияра, чтобы провести с ним хоть минуту-другую.  В тот злополучный вечер Ияр уговорил друга сбежать из дому и отправиться к реке. Никто не знал, что слуги донесли отцу мальчика о том, куда он направился. И в чьей компании, конечно же. — Сын, я не ожидал от тебя подобной низости! Сколько раз я говорил тебе о том, что этот отброс не достоин даже твоего взгляда? А ты якшаешься с ним, будто бы вы друзья! — восклицал отец Ияра, явившийся на реку и заставший там сына вместе с Юнаном. — Но отец, он и вправду мой друг! Лучший друг! — всхлипывал Ияр, глядя на лежавшего в пыли Юнана, отброшенного туда ударом одного из отцовских стражников. — Не смей даже думать о таком, не то, чтобы говорить вслух! Ишь ты, чего удумал. Дружить с этой падалью, — отец Ияра сплюнул. — Что обо мне люди подумают? На смех поднимут! Мой сын носится со слугой! — Ты хоть иногда думаешь обо мне, а не о людях?! — внезапно воскликнул мальчик, утирая со щек горькие слезы. — Молчать! За такие речи ты будешь наказан. На колени!       Линделл дернулся, словно бы его ударили, когда мужчина приблизился к нему, выхватывая из рук ту самую плеть, что и оказалась осколком Хаоса. — Нет! — только и воскликнул Единорог, глядя на то, что произошло в следующую секунду.       Плеть легко разорвала тунику на спине юного Пегаса. Следующий удар ужалил обнаженную кожу, окрашивая спину мальчика в красный. За пятым ударом песок у ног мальчика почернел от веера алых брызг.  — Это и есть твой осколок Хаоса? — Единорог вздрогнул, когда на его плечо легла рука друга. — К-как ты здесь оказался? — хрипло простонал Линделл, не в силах оторвать взгляда от картины, филигранно воссозданной Хаосом. — Звездная связь, все дела, — Лакус пожал плечами. — Я найду тебя в любом измерении. — С того самого вечера не было и дня, когда бы я не винил себя в случившемся. Я мог, должен был отговорить тебя тогда, не пойти с тобой на эту несчастную реку. Из-за меня отец избил тебя, я помню, как тебе было тяжело вставать следующие несколько дней. Помню, как ты прятал спину каждый раз, когда я входил. И даже сейчас… эти ужасные шрамы, ты оставил их, как напоминание о прошлом. Но тебе словно бы плевать на них! А я… каждый раз, как я их вижу, я жалею, что не умер тогда, — всхлипнул Линделл, сжимая руку Пегаса в своей. — Я не виню тебя в случившемся, — он широко улыбнулся. — Это, — он похлопал друга по спине, — просто напоминалка о том, что от взрослых надо лучше прятаться. Да, мне было больно, но, поверь, я ни на секунду не пожалел о том, что пошел гулять с тобой. — Ты сейчас серьезно?.. — в голубых, как воды Евфрата, глазах Единорога стояли слезы. Он смотрел на Лакуса с такой надеждой, словно бы от его слов сейчас зависела как минимум судьба мироздания. — А когда это я был не серьезен? — Например, когда врал мне о том, что нашел меч Шамаша, — фыркнул Линделл, обнимая друга. — Знаешь, взглянув на это со стороны, я вдруг понял, почему мне так дорога наша дружба. — Потому что у нас звездная связь? — предположил Лакус. — Или потому, что я покупаю тебе сладости?.. О, я понял, потому, что я вечно таскаю в карманах твои пластыри и антисептик! — Потому, идиот, что ты единственный, кто ценил меня таким, какой я есть на самом деле. Не Хранителя, не Единорога. Ты ценил оборванца, который видел в тебе центр своей крохотной вселенной.  — И сразу идиот, — Пегас рассмеялся, показав язык. — Если это все, что может предложить Хаос, то у меня для него плохие новости. Звездная связь рушит все его барьеры, и нам двоим совершенно плевать на эти призраки прошлого! — Постой…       Линделл вдруг вздрогнул, сжав виски руками. Словно бы голову вмиг сдавили раскаленным обручем. Ни о чем подобном Акай не предупреждал. В следующий миг магия Линделла выплеснулась наружу, заставляя того принять свой темный облик. В голове его вдруг прозвучал голос, не похожий ни на один из существующих в мире. То был перезвон крыльев сотен стеклянных бабочек, гул ветра в бесконечном ущелье, стон бездонного океана, надрывный плач не рожденного ребенка, смех мертвеца. — Покорись, Единорог. Твоя сила — невероятное величие, ты — венец всех моих творений. Неужели ты действительно хочешь оставаться слабым, ничтожным человеком? Ты болен, твое тело хрупкое и беспомощное, но твоя сила… она дарует тебе все то, чего ты лишен. Подумай, Единорог! Зачем тебе противиться мне? Твой облик, сотканный из моей магии, неужели он не прекрасен? — В облике, так щедро дарованном тобою, — Линделл поморщился, — я монстр. Прекрасный, но монстр. Думаешь, мне по душе та жестокость, на которую я способен? — Это не особенность облика, милый Единорог. Твоя истинная сущность обнажает твои мысли, что ты так тщательно скрываешь. Неужели тебе нравится быть ущербным и больным? Ребенком, что потешает всех вокруг. Посмешищем, слабаком. Не легче ли принять мою силу и то, что я даю, в полной мере?.. — Проще, — Линделл коротко улыбнулся, перебирая меж пальцев струившийся отовсюду Хаос. — Самый простой путь — не всегда верный. Пусть надо мною хочется смеяться, но я вызываю улыбки и теплоту, это ли не счастье? У меня есть тот, кто ради меня готов жертвовать всем. Он принимает меня любым, в моем ли истинном облике, или же в том его искаженном видении, что даровано тобой, — он с силой сжал руку в кулак. — Если бы я мог отказаться от этой магии полностью, поверь, я был бы счастлив. Но это невозможно. И, возможно, сейчас это сыграет мне на руку, — он ухмыльнулся, — я смогу загнать тебя туда, где тебе и место. Возвращайся в свой Астрал, и сиди там, пока все живущие не забудут о твоем существовании. — Наивный Единорог, — в Хаосе раздался звенящий смех, — меня нельзя уничтожить, обо мне невозможно забыть. И я никогда не забуду тебя, и всех твоих «друзей». Я заберу каждого из вас, и начну с тебя. — Поспорим?       Линделл напрягся всем телом, чувствуя, как по тому проносились одна за другой волны нестерпимой боли. Одной из особенностей его второго облика было то, что он способен был впитывать любую темную магию. Даже уничтожать гончих! Но у этого процесса был один минус — невыносимая боль. Не физическая, той Единорог практически не ощущал, будучи в своем темном воплощении. Нет, эта боль рвала изнутри, проносилась по телу жгучими волнами, заставляя рыдать от безысходности. Чувствовать каждую свою злую эмоцию, прожитую за тысячи лет жизни. Вспоминать каждый косой взгляд, брошенный в его сторону, каждое оскорбление, нанесенное ему еще в детстве.  — Посмешище, он даже с метлой управиться не может! — кричали соседские дети, потешаясь над юным Юнаном. — Всыпать ему десять палок! Он разбил свою табличку! — восклицал учитель клинописи в доме писца. — Ты хочешь дружить с моим сыном, я не ослышался?! Ты просто пыль под его ногами, тебе и смотреть-то на него запрещено! — негодовал отец Лакуса. — И это-то новый Хранитель? Он и дня не протянет. — Скептично молвил Акай.       Но даже среди этих возгласов, норовивших разорвать голову Линделла и заставить того кричать от боли, пробился луч света. — Эй, Юнан, пойдем на речку? И что, что отец против? Давай, побежали, мы ему не скажем! Я сделаю тебе твои таблички, не бойся. А еще, если хочешь, научу тебя прыгать в реку с тех камней. Я буду рядом! — Единорог прослезился, когда перед глазами встало радостное лицо юного Лакуса. Тогда его еще звали иначе. — Ияр, — только и прошептал Линделл, потянувшись рукой к возникшему перед глазами образу. — Не оставляй меня. — Вода принимает форму сосуда, а человек набирается от своих друзей. Скорее уж небеса развернутся и обрушатся на мир людской, чем Лакус оставит своего Линделла, — улыбался Дракон, глядя на двоих друзей. — Воспитание важнее происхождения, юный Линделл, — мягко улыбалась Мару. — Помни о том, что ты Хранитель. Ты достоин этого не менее чем каждый из нас. Гордись собою. — Эй, Линделл, привет! Пришлешь открытки из Вавилона? Я недавно нашла на барахолке крутой свитер с единорожками, думаю, тебе стоит его примерить! Возвращайтесь поскорее! — искренне улыбалась Саша, звоня друзьям по видеосвязи.       Поднявшись с колен, Линделл сжал руки в кулаки. Прикрыл глаза, принимая свой настоящий облик, тут же заслонил лицо ладонью, сетуя на яркое солнце. Все закончилось. Теплые воспоминания, добро и свет, жившие в его душе, все это помогло ему впитать силу осколка Хаоса. Единорог умел как отпускать прошлое, так и ценить его. Нельзя вытолкать из души воспоминания, даже самыми мощными пинками под зад. Но можно извлечь из плохих урок, а хорошие обернуть для себя частичками тепла. Хранить их, не смотря ни на что. И искренне верить в то, что хорошее не заканчивается на прошлом, но и распространяется на будущее. Иначе и будущего не будет, как ни крути. Упав в объятия перепуганного исчезновением друга Лакуса, Единорог из последних сил улыбнулся. — Ияр, — только и прошептал он, — я победил. Это был осколок Хаоса… Змееносец был прав. Нужно оповестить остальных, в мир людей пришла беда. — П-почему ты назвал меня этим именем? — только и пробормотал Лакус, помогая другу присесть на ближайший камень. — Я вспомнил, как мы были мальчишками. Дурачились. А ты меня перед отцом своим прикрывал, — Линделл глупо улыбнулся. — Мы все избрали новые имена, став Хранителями. Так гласил тогдашний закон, видите ли, мы должны были со старым именем оставить в прошлом и мирскую жизнь. Чушь это все собачья, — он тихо рассмеялся. — Наши воспоминания — это то, что делает нас нами. Я не забыл. Помню, что меня звали Юнан. А тебя Ияр. — Ох, — Лакус прижал к себе друга, позволяя тому лбом уткнуться ему в плечо. — Раз так, надеюсь, остальные не позабыли свое прошлое. — Иначе нам всем конец. ___________________________________________________________________________ * Шамаш — в мифологии ассирийцев и вавилонян — бог солнца. (прим. автора)