Чикаго

В потрёпанной школьной столовой, как всегда, стоял назойливый шум, созданный бессмысленными разговорами учеников. Время от времени звонкий смех резал слух и заставлял меня ёжиться. Мне жутко захотелось уйти вон из этого помещения в какое-нибудь тихое место, но я мог лишь спрятаться за томиком Йейтса и полностью погрузиться в чтение, убежав от мира в собственные мысли. Честно говоря, старшая школа — это худшее, что со мной произошло в этом мире. Я считал учёбу здесь бесполезной тратой времени и возможностей. Ну и конечно, мне было просто чертовски скучно. Был лишь один плюс в тяжелых, долгих буднях. Я отвлёкся от книги и искоса посматривал на центральный столик, где о чём-то весело щебетали две девушки, одна из которых периодически не забывала обжиматься со своим парнем. Мельком взглянув по сторонам, я заметил, что мне охотно составляют компанию в этом занятии и другие ученики — каждый из них принимал как должное раз в пять минут посмотреть на самую популярную компанию в нашей школе. Парни пускали слюни на худые бедра Ребекки, скрывающиеся под подолом пышной, осыпанной цветастым узором юбки, — блондинки с ангельски-кукольным лицом и слишком идеальной фигурой. Все девушки школы желали бы испортить её до тошноты аккуратную укладку и выдрать все до единой белоснежные волосины с её головы. Вилсон же не обращала на это внимание, а лишь хлопала длинными ресницами и растягивала в улыбке розовые губы. Конечно же, девочки тоже находили потеху для своих глаз за центральным столиком. Они охали и ахали, бросая мечтательные томные взгляды на самого желанного парня школы — Брайана Скриппса. Тот пафосно проводил рукой по своим волосам цвета смолы и подмигивал в ответ, вызывая у тех экстаз. Правда потом возвращал свои пальцы на талию брюнетки и дарил ей всю нежность, а она с радостью прижималась к его крепкой груди и беззаботно хохотала. Каждый парень считал нужным вставить свои пять копеек и сказать: «Какого лешего он выбрал её, а не ту сладкую блондиночку?!» Я же впервые понимал Брайана, ведь даже не посмел бы посмотреть в сторону Рики, когда на горизонте появлялась Бьянка. Мой взгляд уже привычно гулял по шоколадным волосам девушки, что отливали холодной сталью при дневном свете. Затем глаза охотно спускались ниже, бесстыже разглядывая тёмно-красные губы, которые, как мне казалось, не бывали другого цвета, ведь я ни разу не видел её без этой помады. Много кто и вправду не понимал выбор Скриппса, ведь брюнетка не была типичной красоткой 1942-го года. Она с удовольствием давала своим волосам свободу и не мучила их, укладывая в нелепое гнездо; не носила цветастые платья с дурацкими ремешками, подчёркивающими и без того тонкую талию, а вместо этого каждый раз натягивала на себя обычную кофту с шортами и чулками и надевала поверх старую потрёпанную кожанку, ставшую уже незаменимой деталью её образа. Вдруг Бьянка резко соскочила с колен парня, заставив меня вернуться к реальности, и присела возле него, положив руки и голову на колени. Она что-то говорила, окутывая Брайана умоляющим взглядом из-под накрашенных коричневыми тенями век. Тот нахмурился, закатил глаза и еле заметно кивнул в ответ, после чего девушка ловко подпрыгнула на месте и быстро захлопала в ладоши, искренне залившись радостным смехом. И я расплылся в улыбке вместе с ней.

***

Умирая от скуки, я наконец досидел самую скучную и мучительную из всех лекций в расписании — лекцию по математике. Я абсолютно ничего в ней не смыслил, поэтому уже давно смирился со своим творческим умом и даже не пытался вбить в голову ненужную информацию, связанную с чуждыми мне цифрами и формулами. Поднявшись с места, я сложил конспекты в сумку, а вместо них вытянул «Видение», которое читал взахлёб. От этой книги я не мог отлипнуть уже неделю, так что даже в этот момент, протискиваясь между учениками в людном школьном коридоре, чтобы выйти на свежий воздух и сделать пару затяжек, я держал небольшой томик в руках и не отрывал от него глаз. Конечно же, такой поступок не мог оказаться безнаказанным, поэтому возле самого выхода из корпуса я с кем-то столкнулся и выронил повесть из рук. — Твою ж дивизию, Карр! — завопил немного грубый женский голос, и я вмиг отскочил назад, осмотрев своего брата по несчастью. А точнее, сестру. Я взглянул на белоснежную кофту, что мгновение назад была испорчена четырьмя смачными пятнами от чернил, баночка из-под которых застыла в трясущейся от напряжения бледной руке. Подняв голову, я встретился с разъярёнными зелёными глазами и неловко сглотнул. — Я не хотел, Ротман, — ляпнул первое, что пришло в голову, затем присел, чтобы поднять запачканную, как и кофта Бьянки, книгу. Девушка ещё секунды три пыталась что-то сделать с испорченной одеждой, перебирая руками воздух, а я захотел бросить пару ненужных фраз вдобавок, но та остановила меня на полуслове, отпихнув в сторону, и процедила сквозь зубы: — Уйди с дороги! — после чего зашагала прочь. Я же посмотрел ей вслед и расплылся в улыбке, прокручивая в голове собственную фамилию, так сладко вертевшуюся на кончике её языка, а затем слетевшую с губ. Наконец выйдя на улицу, я достал из кармана пачку, на которой красовалась надпись «Camel», и вытянул желанную сигарету. Её кончик окутало пламя спички, и я блаженно вдохнул дым, чтобы потом позволить ему беззаботно подняться ввысь и развеяться в прохладном ветерке.

***

Домой я вернулся морально уставший и вымотанный учёбой, поэтому, как только со скрипом отворилась входная дверь, в узкий коридор залетела уже староватая коричневая сумка, а за ней и моё еле передвигающееся тело. Мне кое-как удалось снять светло-коричневое пальто и повесить его на одинокий гак на потрескавшейся стене, на ходу стянуть с ног туфли и завалиться на диван, так и не доходя до места назначения. Пролежав в таком положении ещё шесть минут, я смирился со своей судьбой и поплёлся в комнату, захватив по дороге лежащую в метре от меня сумку. В тот миг, как моя рука открыла деревянную дверь, привычный и родной запах атаковал меня — смесь табака, лаванды и ещё чего-то сладкого, что одновременно вызывало желание поморщиться и раствориться в этом аромате. Я обессиленно плюхнулся на не заправленную кровать, с трудом дотянулся до радиоприёмника, чтобы включить тихую музыку на фоне, и вытащил из кармана светлых брюк наполовину пустую пачку всё тех же сигарет. Взяв одну, я вновь закурил и наконец облегчённо выдохнул. Вот только моей гармонии с собой же помешал стук, а затем появившаяся в проёме радостная морда. — Чего тебе? — вяло произнёс я, закрыв глаза. — Ты даже не поздоровался, как пришёл, — взбудораженно сказал Дэвид и присел на краешек кровати, аккуратно отодвинув мои ноги в сторону. — Слишком уставший для разговоров, — немного грубо бросил я, а затем сделал очередную затяжку. Каммерер молчал, и это начинало раздражать. Я заиграл желваками и со злостью спросил: — Это всё? Мужчина тихо кашлянул, после чего выдал: — Твоей маме сегодня стало хуже. — Я на миг остановился, приоткрыл глаза, встретившись с ним взглядом, а затем вернулся к прежнему занятию и, выдохнув дым, безразлично промычал в ответ. — Это вся реакция? — с явным осуждением в голосе сказал тот. — Угу, — ответил я, вызвав у Дэвида нефильтрованный шквал эмоций. — Какого чёрта я забочусь о ней больше, чем ты?! — завопил тот, из-за чего в висках неприятно потянуло. — Почему я должен днями с ней сидеть, готовить ей еду и убираться в вашем доме, пока ты себе спокойно валяешься на диване или напиваешься до посинения в барах?! — А разве я просил тебя об этом? — прервал его громкие возмущения я, заставив мужчину мгновенно заткнуться. — Если тебе это так надоело, то знай, что тебя здесь никто не держит. Прошу, — пытаясь сдержать раздражение, произнёс я и привстал на локтях, чтобы указать правой рукой на выход из моей комнаты. Каммерер ещё несколько секунд сверлил меня взглядом, но лишь вздохнул и, встав с кровати, тихо пробормотал: — Пойду сварю ей бульона, — и вышел из комнаты, наконец оставив меня в покое. Я же с облегчением свалился обратно на подушку и вновь обхватил губами сигарету, погрузившись в собственные мысли.