Ничто не сравнится с тем безмерным злом, которое люди с исступлением творят из религиозных побуждений — Блез Паскаль.
Ночью ей снится, что мать стоит в дверном проходе. В дурацком клетчатом платье, похожем на кухонное полотенце. На фоне проёма высвеченного огнями дома она похожа на бумажную куклу из набора «Одень малютку Лидию». У Ло был такой. Кукурузные листья на ощупь как щедро отштукатуренная стена, когда Ло проводит по ним ладонями. Она слышит голос из нутра дома: «Хватит, она не вернётся, ты же знаешь». Не слушай его. Я иду. Ло хочется закричать, но слова пропихивают обратно в горло, как эндоскопическую трубку. Она открывает рот, чувствуя, как канцерогенная вода листеринового оттенка заполняет ей рот, глотку, лёгкие. Нет, не уходи. Только не закрывай дверь. Воздух вырывается изо рта и пузыри, похожие на мыльные плывут куда-то вверх к потрескавшемуся небу с пластиковыми флуоресцентными звёздами (всего доллар в Валмарте, заряжаются от света!). Я почти дома, мама. Почти. Она не успевает увидеть её лицо. Не успевает добежать до крыльца, не дать закрыть дверь. Дом с его светящимся проходом и тёмным силуэтом прыгает назад. Её выталкивает из сна, как из глубины, хотя лёгкие уже полны воды. Ло старательно делает вид, что всё идёт по плану. Погружение намеренное, хоть и походит на изощренную попытку суицида. Умывшись и нарисовав неоправданно яркие губы, она идёт по следам младшего Сида. Туда, куда ей указывает случайная рука. К ризнице, следом за вереницей зелёных бочек, спускаемых к реке. — … И я думаю про себя, как прекрасен мир. Он понимает, что она здесь задолго до того, как Ло приближается. — Мне больше нравится Марвин Гэй. — А мне нравится, как всё устроено, — он вертит в руках тонкую ветку: не то указка, не то розги. — Знаешь, в университете нам говорили, что все мы произошли от нечаянного взрыва. Но погляди вокруг. Мир воистину так прекрасен. Неужели он появился по прихоти случая? Нет… Это невозможно. У Джона всё складывается фракталами — идеальными фигурками, подгоняется друг под друга волей высшего существа. У Ло всё сыпется снежинками, путается в волосах — одно не похоже на другое. Уникальное, колючее и холодное. В вертикальной шахте горла застывает невысказанное, Ло спокойно произносит, выкручивая рычаг игнорирования до предела: — Я звонила нотариусу. Документы на дом скоро будут у меня. Хотя, от дома там мало что осталось. Но младший Сид только качает головой. У него на лице прежняя снисходительная усмешка, будто вырезанная как в скале Рашмор. — Это не важно. Вот, что важно, Лори, — он вполне определённо очерчивает округу по контуру верхушек сосен. — Всё это. Думая об этом, я понимаю откуда у людей берётся такое уныние. Когда мой разум был захвачен этой подлой многовековой ложью, когда я, как и все, верил в то, что мы — случайный набор генов — я страдал. Ло рада была бы перемотать кассету до момента чего-то стоящего. Она всё думает, что оно будет. Вот только плёнку зажевало и плеер без остановки крутит проповеди Судного дня. Ло не вмешивается в ход событий. Только отводит глаза, делая вид, что проникается до известковых костяных пород, до обмёрзшего в метели длинной в детство сердца. Водит глазами по составленным бочкам, по эдемщикам. И те и другие без маркировок. Без опознавательных знаков. Только об одно лицо Ло цепляется, как за край ковра. Понимает, кто это, когда ловить равновесие уже поздно. — В чём только я не искал утешения. Я был во власти похоти, случайных капризов, слабости воли. Но всё это было от одного — от уныния, — она будто только сейчас вспоминает, что Джон всё ещё здесь. Громкость его голоса выкручивается на максимум от близости к самой Лори. — От пустоты здесь. Он стоит на расстоянии вытянутой руки, но сама рука на груди. Покоится под выведенным красной ниткой застарелых шрамов «унынием». — Джозеф сказал, мне нужно поговорить с вами, но я думала, речь будет идти о чём-то… юридическом. — Джозеф… Да, — взгляд на миг в расфокусе. — Видишь ли, Отец заботится о тебе с момента, как ты ступила на эту землю. Я не знаю его мыслей, но ведь и пути Господни неисповедимы. Не бойся, Лори. Всё идёт согласно плану. Сколько бы ему не противились такие, как Фрэнк. В конце концов, они получают своё. Она моргает. В глазах будто песок, как на этом берегу, как под ногами. И сколько Ло не пытается разглядеть истинного лица Джона, никак не выходит. Пытается выехать на слухе. Он ведь обостряется у слепых, верно? — В каком смысле? Джон отнимает руку от груди, даже протягивает её к лицу Ло, но не касается, будто невидимый барьер не даёт. Будто взгляд Джозефа, как око Саурона висит за его спиной. Ему не положено. — «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной*». Не позволяй страху проникнуть в твоё сердце. Где страх — там безверие. Он смотрит на Ло глазами полными черноты. Чернила выливаются за край зрачка. Ло делает вид, что понимает. Джон разворачивается и идёт прочь по тропинке, оставив шлейф какого-то парфюма и полнейший хаос где-то пониже ключиц. Не доходит до середины, оборачивается через плечо. Даже не полностью. — И да, на счёт дома… мы заключим сделку на следующей неделе. Если ты всё ещё хочешь его отдать. Хочет ли она его отдать? Несомненно. Почему-то звучит это, как акт благотворительности и милосердия с их стороны. Так уж и быть, мы примем твой прогнивший осквернённый дом. Ло готова спорить, избавление от демонов в сделку не входит. Они святоши, не экзорцисты и даже не супруги Уоррены**. Своих демонов, будь добра, забери с собой, когда будешь переезжать. Упакуй их в два слоя плёнки и пометь коробку «Хрупкое». Мало ли чего. — Ладно. — Это правильное решение. Материальное имеет мало общего с духовным. Он уходит, а Ло думает, что ей просто чертовски везёт пройти по краю бритвы босиком, сбалансировать и ещё и отпрыгнуть в конце, изобразив сальто. Она глядит на спину Джона, как на насекомое, раздавленное её взглядом на горизонте. Даже лицо изображает подходящее — чуть приподняв верхнюю губу, гармошкой по носу. — Сказал он и направился к своему роскошному двухэтажному шале с аэродромом, — про себя договаривает Ло, когда синее пятно спины Джона бензиновыми разводами расплывается в утреннем мареве нарастающего дня. Ло всё кажется, у неё есть права на презрение. Она лучше их, так ведь? Она не фарисействует. Если грешит, то вширь, а не вглубь. Всё ещё думает закупить новых душ, (специальное предложение — две по цене трёх!), а не отмаливать старую. — Псс… В голове свистит спущенной шиной. Ло оглядывается. Блеск солнца каскадом переливается на мутноватой воде. — Эй! Это точно не мерещится. Ло замечает чей-то скрученный, как печенье с предсказанием силуэт за сараем. Ничего хорошего в будущем он ей не обещает. — Майкл? Он шипит на неё. Не как гадюка, скорее, как шарик, из которого выходит воздух. Скоро ничего не останется, кроме выцветшей оболочки из резины, которая столетиями будет разлагаться в пропитанной этой зелёной дрянью земле. — Ты её видела? — Что? — Ло подходит ближе, нервно озирается, будто собирается купить наркотики. — Что ты тут делаешь? Смешно. Ложь, наркоту и судорожную смерть тут получить проще и законнее, чем правду и простой человеческий разговор. — Сару. Ты видела её? Он что-нибудь говорил? Она хлопает глазами. Майкл кажется таким тонким, того и гляди сметёт его взмахом ресниц. — Что случилось? Сара. Сара, Сара, Сара. Сара-сестричка. Точно. — Они меня не пускают. Джон сказал, о ней позаботятся. Но почему тогда мне нельзя её увидеть? Она не справится сама. Она слабая. Мне нужна твоя помощь. На последних словах Майкл хватается за её рукав, как утопающий за спасательный круг. Ло судорожно хочется крикнуть: «Не держись за меня, дурень! Разве не видно, я сама иду ко дну!». Она только сглатывает — по ощущениям огромный склизкий булыжник. — Я не понимаю. — Ты видишься с Отцом. Больше, чем кто-либо из нас. Спроси его, попроси. Пусть мне позволят увидеть сестру. Пожалуйста. Он больше не воин света, так яростно защищавший свой картонный мир из обещаний и иллюзий. Он теперь напуганный щенок, потерявший дорогу домой. — Где она? Ло смотрит на парня и поверить не может, что руки, которыми он держится за неё и руки, вонзившие нож в тело собственного отца — одни и те же. — Этот ребёнок… это была ошибка. Она сама ещё ребёнок. Прошу тебя, поговори с Отцом. Она уже поговорила однажды на счёт Ричи. Ло слышит звенящие в пустоте: «Я думаю, он захочет увидеть своих детей». Ты решила уничтожить всю эту семейку под корень, да? — Я сделаю, что смогу, — кивает Ло. Взгляд парня переворачивает её на лопатки, угловатыми позвонками прижимая в земле. Она вспоминает тёмный силуэт в дверном проёме. Хватает его за руку прежде, чем он отходит. — Майкл. Не закрывай дверь, ладно? — Что? — Не сдавайся. С твоей сестрой всё будет в порядке. Просто не отворачивайся. Даже если твоей сестре будет казаться, что так лучше. Не оставляй её. Понимаешь? Они вообще похожи на жуков. Двое перевёрнутых насекомых, беспомощно дёргающих лапками в воздухе. Майкл кивает. — Конечно. Я понимаю. Да. Майкл только неловко полирует руками плечи под кофтой с крестом, прежде чем уйти. Ло думает, что если получится, можно будет даже отпраздновать это, перекрасив стены в комнате, полной мёртвых людей в честь того, что один из них всё же выбрался оттуда. Ло каждый день приходит к дверям такой комнаты, но никогда не заходит внутрь.***
К полудню Ло складывает свой горный хребет позвоночника в два раза и запихивает его на переднее сидение машины, чтобы потом ещё несколько часов трястись по разбитым дорогам. И вот грунтовая дорога вглубь, где после дождей две машины не разъедутся. И вот дом с заросшей мхом крышей. И вот сотни призраков со всей округи, собравшиеся в церковный хор в голове Ло: орут беспрестанно. И вот она сама на пороге охотничьего дома Фрэнка. Физически, во всяком случае. Душевно она где-то в кювете на обочине одного из тысячи поворотов, что привезли её сюда. Лежит с разорванной грудной клеткой и гниёт, потому что Он всё-таки успевает догнать её в десятках миль от дома. В конце концов, у неё дома нет совсем, а значит, нет и границ. Ло ломает окно. Проверенный способ. Вваливается мешком с потрохами в гостиную/спальню/столовую/кухню. Супер функционально — четыре комнаты в одном помещении, а всё это помещение в подарочной упаковке из человеческой кожи. Она застывает посреди комнаты напротив просиженного дивана с проспиртованными подушками. Вот кто обнимал промасленное тело Фрэнка вместо её матери в сезон охоты. От этой мысли Ло тошнит. Но туалета в доме нет, а она и без того сильно наследила. У Ло на спине родинки складываются узорами похожими на прожжённые отметины на старом ковре под её ногами. Она смотрит на кухонную тумбу. Неужели никто из копов не догадался снять отпечатки? Теперь осторожность ни к чему. Ло распахивает шкафчик под раковиной, хватаясь за отломленную ручку голыми руками. Бутылки стоят в ряд. На полке слой пыли. Ло сморит на след на подушечке пальца, будто в нём может прятаться ответ. Бутылки закупорены. У неё из мозга напрочь выбивает события того дня после похорон. Чёрная дыра всё жрёт и жрёт воспоминания, чувства, соображения. Ло закрывает шкаф и идёт рыскать в поисках места, где можно было бы бросить якорь. У Фрэнка тут не океан, так бассейн метр на метр глубиной по щиколотку. Ло надеется, что ей не понадобится водолазный костюм, чтобы что-то отыскать. В голове бьётся мигренозное: «Всё идёт по плану, сколько бы ему не противились такие, как Фрэнк». Он что-то откопал. Вряд ли клад, скорее гроб. Отсюда эти конспиративные заходы у Фэйргрейва. В кармане звенит телефон. Ло достаёт его, чтобы около минуты бездумно пялится на сообщение на экране От Дэнни.Сегодня, 3:47 PM
Где ты?А что?
Ты в порядке?В полном Что-то случилось?
МайклЧто он натворил?
В горле нервно дёргается. Стальной болт медленно вкручивается где-то снизу подбородка. Ло обшаривает кухонные шкафчики прежде, чем приходит ответ.Сегодня, 3:50 PM
Он мёртв. Огоньки перед глазами меркнут, как чужие закрывающиеся глаза.Сегодня, 4:03 PM
Всё ещё хочешь вернутся к Сидам?