«Если искра есть, некоторые скорей всего увидят ее тусклое свечение во тьме рано или поздно.
И если вы раздуваете эту искру, однажды она разгорится огромным, полыхающим костром»
— Стивен Кинг.
Дом пустой. Без намёка на
нормальную жизнь.
Ло смотрит на лоснящуюся от дождя дорогу, словно залитую жиром, что пузырится в лужах и канавах по краям разбитого асфальта. Посеревшее от времени строение видно издалека — восьмиугольный дом раз в пять меньше участка земли, на которой стоит. Уставился слепыми глазами в угольную темноту. Ло кажется, эти пустые глазницы-окна прекрасно видят её, паркующую машину на подъездной дорожке. Ло кажется, этот взгляд множественных глаз — один в один паучьих, а она, дура, лезет в ту же паутину снова — проникает ей под кожу.
Дверь заперта. Ключи у Фрэнка. А Фрэнк в холодной коробке морга. Она думала, что эта мысль должна её греть, но успевает замёрзнуть, пока ищет подход к этой шкатулке Пандоры, из которой давно уже выпущены все страхи и беды. Остались только тени, отпечатанные на стенах прихожей, будто ядерным взрывом. Ло разбивает окно (плевать, ей тут не жить) и влезает через него, ненароком задев осколком кожу на шее. Ещё бы чуть левее и выше, пришлось бы на сонную артерию, и жизнь бы впиталась в гладкие доски пола. Но у Ло невероятная удача в правом кармане куртки, где-то между сдохнувшим мобильником и помадой оттенка «Русский красный».
Жаль от самой себя не скроешься так же легко, как от дождя. Стратегия «Дерись или беги», но Ло не дерётся. Не в христианских догматах дело — Ло не верит в «подставь вторую щёку и получи скидку на удар по рёбрам». Просто руки, как бретельки платья, что на ней. Зато ноги достаточно сильны, чтобы выдерживать бег. Жаль только, что в колесе. Ло этого не видит: если не останавливаешься, то не можешь разобрать дороги. Она поднимается с кухонного пола и зажигает свет в коридоре, потом в гостиной.
Беговая дорожка замыкается, превращаясь в ленту Мёбиуса. Как на значке переработки, только Ло давно вторичный продукт. Переработала саму себя, чтобы было проще. Ничего путного не получилось. Ей казалось, в этом доме её ждут монстры. Из тех, что ползут под выцветшими обоями, что прячутся, как крысы в стенах — Лавкрафту такие и не снились. Из тех, что криками сотрясают старомодную люстру с лопастями на потолке или из тех, что крадутся по коридору на втором этаже, чтобы замереть у двери детской.
Но здесь никого нет. Пусто. Никто не идёт.
Если монстры реальны, то они ждут её не здесь.
***
Отражение в ванной, в которую Ло заглядывает с утра только ради тёплой воды, которой тут нет, отдаёт мертвечиной. Свежей такой смертью, как из холодильника с полуфабрикатами. В самый раз для дома, полного призраков, но Ло морщится. Достаёт из куртки помаду и обводит губы. Спасает слабо, она теперь больше похожа на мать семейки Адамс, чем на Джессику Рэббит*.
В холодильнике не находится ничего хотя бы отдалённо съедобного, но зато в шкафах на полках годовой запас тушёнки и консервированных бобов. Будто Фрэнк готовился к апокалипсису, не меньше. Ло съедает две банки фасоли и несколько персиков в сиропе, прежде чем чувствует, что полный желудок наконец позволяет ей соображать более или менее трезво.
В свете солнца дом больше не кажется паучьей ловушкой, по углам не прячутся тени и никто не стремится схватить её за щиколотку, когда она выворачивает ящики. В комнату, где жила мать последние полгода перед тем, как её забрали в хоспис, Ло не заглядывает. Запирает дверь, навязывая себе мысль, что обязательно посмотрит потом. Только не сейчас. Кажется, сейчас она не вынесет и разрыдается, а плакать Ло давно себе запретила. А то ненароком превратится в опухшее и слабое чёрте что. В болоте её жизни дать слабину, значит уйти под мутную воду.
Заходит в кабинет Фрэнка. В доме у него бардак, зато здесь всё идеально прибрано. Не хватает коробки с пончиками для подкрепления стереотипности образа копа или хотя бы для подкрепления мозга Ло сладким (или, чтобы впасть уже в диабетическую кому и не переживать). Она перебирает бумаги и вещи и отправляет их в коробку без жалости. Единственное, что Ло оставляет — наручники и шестизарядный магнум, с полным барабаном пуль, найденные в шкафчике стола. Сама не знает зачем. Оружие не табельное, что-то из того, что он хранит в охотничьей хижине. Мысль о том, что он был там и привёз сюда револьвер, заставляет Ло напрячься и снова почувствовать это давящее чувство в висках. Это оружие ему подарили.
А что подарила ему ты?
Ло захлопывает шкафчик, забрав магнум и наручники с собой. В свою бывшую комнату она заходит только спустя пару минут медитации у двери. Держится за ручку, словно за рычаг настроек. Настроить бы себя. Будь её воля, она бы вообще кинула туда коктейль Молотова и подождала бы, пока там всё выгорит. Может и «
Он» сгорит заживо. Ло послушает его крики с упоением, как симфонию Бетховена. Проводит по волосам, трёт шею в нервном жесте и всё же заходит, сразу чувствуя давление на грудину, будто погрузилась на дно Марианской впадины. В комнате нет мебели, только пол и стены, но в комнате
не пустота. Она вся набита воспоминаниями. От некоторых тошнит, от некоторых хочется достать тот самый магнум и высадить все шесть пуль в стену.
Или в себя.
Она справляется с приступом. Ладонь чешется. Ло скребёт кожу ногтями и вдруг обнаруживает след на ладонной впадине. Должно быть, поранилась вчера, пока влезала через разбитое окно. Она сжимает кулак, снова повторяя, что займётся этим потом. Садится на пол у дальней стены и на ощупь находит чуть выступающую половицу в углу. Когда-то давно она прятала тут мелкие подарки от Дэнни, когда стала чуть старше — свой дневник, а когда переросла и это, стала прятать сигареты.
Половица поскрипывает отзвуком прошлого. Ло поднимает доску, чтобы неожиданно найти под полом коробку из-под обуви. Это не её тайник. Её был завёрнут в старый платок. Ло была убеждена, что никто не знал об этом, но коробка, полная бумаг, гласит об обратном. Фрэнк. Он знал. Как давно? Не важно. Первая мысль — отправить всё туда же, куда отправились вещи из его кабинета. Любопытство побеждает (не просто же так он прятал это здесь). Ло вынимает бумаги, обнаружив среди них какие-то записи, снимки окрестностей — здесь церковь, река, остров на озере Сильвер, пик Хищника, шале на Каменном кряже, старый госпиталь в горах и большое незнакомое Ло ранчо. На зданиях, так или иначе, висят стяги — чёрные, красные, зелёные. Все неизменно с крестом. Тем, что Ло видела на обложке книги.
А ещё глубже, под всеми этими записями, досье на её новых знакомых. Джон Сид, некто Джейкоб Сид, какая-то Рейчел, через слэш названная «Верой» и, в конце концов, Джозеф Сид.
Место рождения: Ром, Джорджия. Возраст: 43.
Информация о родной семье, потом о приёмной.
Находился в приюте. Рекомендовано разделение с братьями по причине агрессивного влияния друг на друга.
Информация о браке.
Супруга погибла в автомобильной аварии. Дочь мертва.
Информация о первом появлении в округе, о «Вратах Эдема — секте последнего дня» (слово «секта» подчёркнуто несколько раз). Ло ни черта не понимает. Ну используют ребята первую поправку**, ну выкупили себе земли, ну и что? Каждый сходит с ума по-своему. Первое, к чему приходит её расфокусированное сознание — Фрэнк окончательно помешался к концу своей жалкой жизни. Для копа не составит труда добыть всю эту информацию. Просто он стал одним из тех стариков, пропивших последние мозги и зациклившихся на теориях заговора. А всё содержимое коробки, да ещё и найденное в тайнике, создавало мистическую ауру. Ло только скептически изогнула бровь, уже собираясь выбросить коробку. Но под всеми бумагами было ещё кое-что. Записка, адресованная мистеру Фэйргрэйву.
Гэри,
Я так и знал, что эти сукины дети что-то задумали. Не связывайся с полицией, даже с Уайтхорсом. Я не знаю, кого из них Джозеф Сид купил и кого запугал. Может, всех. Я придержу те документы, что ты мне прислал. Можешь не волноваться. Мы прижмём ублюдка Джона, и тогда их «Отцу» тоже придётся вылезти из своей норы. Они не получат ни твой бар, ни мою ферму, ни чью-либо землю.
— Фрэнк.
Какое-то время Ло сидит, словно огретая чем-то тяжёлым или высокоградусным (у организма привитая не сопротивляемость алкоголю). В проёме разведённых коленей на полу (сидит, как лягушка) покоятся сведения о чужой жизни — вроде бы чёткие и ясные, но в голове Ло превращающиеся в туман. Точки в рисунок соединяет голос с первого этажа:
— Лори!
На секунду кажется, призраки прошлого вернулись. Если это Фрэнк, поднявший своё разлагающееся тело с металлического стола патологоанатома и пришедший наказать её, как в старые добрые времена, Ло думает, что даже не удивится. И не раскается в содеянном, только не перед ним. Но это голос Джона Сида. Она узнаёт какие-то явные нотки, теперь, со всей этой кашей в голове, кажущиеся полубезумными. По шестерням позвоночника проходится холодок. Ло быстро скидывает бумаги в коробку (благо, она совсем неприметная), суёт записку в карман. Запечатывает свой тайник и торопится к лестнице.
На нём теперь плащ с мелким рисунком и пуговками-весами. На одной чаше её жизнь, это точно. Джон держит в руках бумаги, поднимает синие линзы очков на голову, открывая такие же синие ободки зрачков. Интересно, за что же Фрэнк собирался «прижать» его.
— Я не слышала стука.
Он игнорирует её реплику, потому что оба знают, что стука не было. Для него — обыденность, для неё — ещё один повод насторожиться. Этих поводов уже как бусин, можно надевать на нитку и носить на манер чёток. Но Ло не повторяет молитвы, только
умоляет, чтобы Джон стоял там, где стоит и не вздумал двинуться и заметить спрятанный за спиной магнум, который Ло зачем-то взяла с собой.
— Я привёз тебе договор о продаже.
— У меня на руках ещё нет документов на дом.
— Это не важно.
Она не берёт договор, будто боится оставить отпечатки. Джон опускает его на столик, будучи уверенным, что подпись там в любом случае появится. Ладони снова чешутся, теперь обе.
— Возможно, я вообще не стану вам его продавать.
Он улыбается, словно довольный собой ребёнок, уверенный, что получит желаемое. Так или иначе.
— А как же деньги?
— У меня есть другие покупатели.
Врёт, как дышит. Блеф не имеет ничего общего с реальностью и сразу же без труда открывается Джону. Джентльменское игнорирование чужой оплошности ему совсем не идёт.
— Никто не предложит тебе больше. Эта земля не стоит и половины той суммы, что здесь указана.
Ло несмело приближается, будто идёт не по доскам
собственного дома, а по раскалённым углям. Рукой приоткрывает лист, глядит на указанную на белой бумаге сумму и не успевает остановить себя. Красные губы вытягиваются буквой «О». На лице двадцать пятым кадром проскакивает За-Столько-Можно-И-Душу-Продать-Дьяволу надпись. Джон успевает заметить. На миг Ло думает плюнуть на всё, порвать те бумаги, выкинуть их и все свои дурные мыслишки из головы. Какое ей дело до местных, до семейки Сидов, до земли, если у неё будет достаточно денег, чтобы свалить не то что из этого округа, населённого призраками, а вообще из страны?
А потом мир даёт трещину, как упавшая чашка. Она не может уехать, пока идёт следствие по делу Фрэнка. Она всё ещё здесь, в доме, а не в окованной сталью комнате для допросов только потому что Джозеф Сид вступился за неё, пусть даже она этого не заслуживала. Ло чувствовала себя странно обязанной. Что если он как раз поэтому и поступил так? И зачем Фрэнк собирал всю эту информацию на Сидов? О каких документах он говорил? Вопросов больше, чем ответов. Ло отступает на пару шагов.
— В любом случае, наша сделка не состоялась, я получила дом благодаря случаю, а значит, я вам ничего не должна и могу думать сколько угодно.
Отчеканивает достаточно уверенно, но куда ей тягаться с Джоном.
— Я дам тебе неделю, — говорит спокойно, просто ставит перед фактом, а потом добавляет елейным голосом. — Не стоит пренебрегать милостью Отца.
Ло смотрит, как Джон идёт к двери и бросает ему в спину:
— Как мне связаться с вами, если я надумаю?
Он молча открывает дверь и только перед тем, как выйти, поворачивается и произносит спокойно, но с оттенком издевательской усмешки, будто на что-то намекая:
— В следующий раз выбирай помаду поскромнее.
Ло моргает, так и не сомкнув приоткрытые губы. Ей казалось, у неё есть заготовленные ответы на всё, что может в такой ситуации сказать Сид, но это совершенно выбивает почву из-под ног. Когда его машина уже скрывается за поворотом, Ло наконец отходит, вспоминая рассказы Терри и ловя себя на мысли, что кому-кому, но уж точно не бывшему юристу, просаживавшему состояние родителей на наркотики и шлюх, строить из себя Мистера Благопристойность. Так Джон Сид заочно клеймится Лори, как «двуличный мерзкий тип».
Она укладывает эту мысль и идёт на задний двор, чтобы сжечь вещи Фрэнка.
