Научи меня любви

      Я открываю глаза от звона будильника быстрее, чем обычно. Сегодня мне даже не нужно «еще немного времени», чтобы поваляться в кровати. Я отключаю будильник одним движением руки и сажусь на кровать. Чувствую себя так, словно прикрыла глаза всего на пару минут вместо обычного сна, оно и понятно: легла я всего лишь два часа назад. За окном тогда было так же светло, как и прямо сейчас — это была одна из причин, почему разницы во времени я не ощущаю. Только мое тело, тяжелое, словно камень, дает знать о том, что ему явно не удалось сегодня отдохнуть, а вот в голове все на удивление свежо и бодро, но это ощущение продержится до обеда, после чего мозг потребует его срочно перезапустить с помощью, как минимум, восьми часов сна.       Честное слово, я не собиралась себя так мучить сегодня, тем более у нас со Стилински были планы — он собирался отвезти нас на своем Джипе, который, кстати, не очень безопасен для поездок ввиду его возраста и ненадлежащего ухода хозяина (нет, правда, кто чинит машину клейкой лентой?!) в торговый центр. Вчерашний вечер Стайлз должен был провести с Малией. Я видела в окно, как в девять вечера он вышел из дома гладко выбритый, одежда его была идеально выглажена, и казалось, я даже могла ощущать запах его одеколона у себя в комнате. Все это показалось мне довольно-таки интересным. Я проследила, как синий Джип удаляется вдаль, и задумчиво посмотрела ему в след.       Чем они будут сегодня заниматься? Глупая девочка Лидия иногда бывает такой наивной… Я почувствовала в себе резкий приступ апатии, заварила какао, закутавшись в плед, присела на подоконник и начала размышлять о своем. Я видела, как Шериф вышел из дома и направился к своей машине, обеспокоенно переговариваясь с кем-то по рации. Он вскоре уехал, и каково было мое удивление, когда примерно через десять минут после этого я увидела, как джип Стилински возвращается. Я посмотрела на экран телефона и обнаружила, что сидела вот так уже три часа. Я наблюдала за тем, как неуклюже Малия вылазит из машины и еще более неуклюже пытается передвигаться на каблуках и в платье. Даже издалека было видно, что девушка находилась не в своей тарелке, и если бы не услужливый джентльмен по имени Стайлз, который подал ей руку, Тейт и вовсе бы рухнула на месте.       Я наблюдала за этой картиной и ощущала, как желудок сжимался от непонятных мне чувств. В голове крутились шестеренки, я складывала два и два, чтобы понять, что же двое подростков, которые вернулись со свидания, могут делать, находясь одни в огромном доме. Мой здравый рассудок воспользовался поддержкой воображения, и они оба на пару подкидывали мне такие картинки предполагаемых событий, что сон отбило напрочь и даже мой любимый какао на какое-то время перестал обладать волшебным вкусом и просто не лез мне в горло. Пришлось отвлечься, полистав картинки в интернете. Но в голове крутился один вопрос — когда они выйдут? Стайлз повезет домой эту девчонку? Неужели они проведут эту ночь вместе? Я поймала себя на мысли, что не хотела бы, чтобы это случилось. Я просто не хочу идти вместе с Малией в школу завтра утром.       Мне не нравится, что мой друг крутится вокруг девчонок. Конечно, он единственный парень в моем окружении, и мне также хотелось бы видеть это и от него. Такое эгоистичное чувство собственности возникало у меня всегда, когда он уделял кому-то больше времени, чем мне, но я каждый раз успокаивала себя, что это всего лишь на одну ночь, ничего более, а ко мне он возвращается всегда… Но сегодня эта девчонка, похоже, не собиралась домой, и я не знала, впервые ли такое происходило. У меня не было пристрастия к тому, чтобы следить за соседями из окна, но почему-то в этот вечер я не могла оставить это просто так.       И вот я ждала. Шел час, другой, а я все сидела на окне, прерываясь только на то, чтобы спуститься вниз и заварить какао еще раз. Так я и провела свою ночь, встретив рассвет. Шериф не вернулся, а из дома Стилински так никто и не вышел. И вот два часа назад я все же почувствовала легкое желание спать и решила, что нужно обязательно хотя бы вздремнуть, ведь на день было столько планов, мне нельзя терять сознание от недосыпания где-нибудь в общественном месте. Как только голова коснулась подушки, я провалилась в сладкое небытие.       И вот я снова в реальности, в которой Джип Стилински стоит на том же месте, а в окне соседнего дома мелькают две фигуры. Возможно, они счастливые проснулись в одной постели и сейчас пьют кофе. Возможно, у них любовь. От подобных мыслей я на пару секунд теряю контроль над своим телом и обжигаюсь плойкой. Я пару раз чертыхаюсь, после чего выключаю прибор из розетки и понимаю, что мне ничего не хочется сегодня делать. Сама я не знаю, в чем же все-таки причина плохого настроения? Может, в количестве часов, которые мне удалось поспать?       — Время пришло! — звучит снизу привычное приветствие.       Я атеистка, но сейчас почему-то молюсь о том, что бы Стайлз был один. Конечно же, когда я открываю дверь, меня встречает белоснежная улыбка Малии Тейт, которая будто так и кричит «посмотрите на меня, я само совершенство».       — Привет! — бодро здоровается девушка, после чего улыбка ее становится еще шире.       Куда уж больше, кажется, но как ни крути, у Малии она действительно просто изумительная.       Рядом с ней стоит Стилински, и я замечаю, что сегодня он более сдержан в эмоциях, чем обычно. Наверно, чтобы выглядеть по-другому в глазах своей подруги. Я осмеливаюсь предположить, что при всех этих девчонках он никогда не был самим собой. Тогда о какой любви может идти речь, если он даже сейчас притворяется для нее? Нет, любовь принимает нас такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками и достоинствами, я уверена.       Сейчас девушка одета в светло-голубые джинсы и черную футболку, от вчерашнего вечера у нее остались только черные туфли-лодочки на каблуках. Очень интересно, как она собирается с ними управиться сегодня? А в целом ее стиль мне понравился — просто и со вкусом, да и волосы сейчас более гладкие и свежие, совсем не такие, как вчера в столовой. Что-то явно с ней произошло этой ночью. Словно сама крестная фея материализовалась в воздухе и превратила тыкву в карету.       — Привет, — вяло отзываюсь я, почувствовав, как усталость и желание спать вернулись и начали давить на мою голову со всех сторон. — Неожиданная встреча, — вру я.       Тут в разговор включается Стилински:       — Да, она живет тут недалеко, и вот мы утром встретились и решили забрать тебя и пройтись все вместе, — юноша подмигивает Малии.       Так значит, решили забрать меня? Очень интересно звучит, если учесть то, что Стайлз каждое утро заходит за мной. Я предполагаю, что скорее это МЫ ее забираем и берем с собой, а сама она вообще-то помешала нашему утреннему ритуалу похода в школу вдвоем. Я ощущаю, как во мне нарастает раздражение, но виду не подаю.       Мы двигаемся вперед. Всю дорогу молодые люди даже не притрагиваются друг к другу, а темы для разговора у нас оказываются совершенно скучными и бесполезными, в основном все связаны с Малией и ее успехами в спорте. Оказывается, девушка хорошо играет в лакросс. По ее сильным ногам я могла бы и сразу догадаться, что она увлекается спортом. Кстати о ногах — сейчас она идет по улице на каблуках, порхая словно бабочка. Это дается ей так легко, что, смотря на ее сильное тело кажется, что она должна прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы быть женственной, но ни одна ее мышца не напряжена в теле настолько, чтобы мое предположение оказалось правдивым. Похоже, Стилински и есть та самая крестная фея, вот только он сделал это все… с помощью своей волшебной палочки? Ох, я не хочу об этом даже думать!       Подойдя к школе, мы переговорили, у кого какие уроки первые. У нас с Малией урок изобразительного искусства, а Стайлз должен отправиться на экономику. Что же, отличное начало дня для человека, который поспал всего пару часов. Чем меньше я сегодня буду напрягать мозги, тем больше будет время, которое я продержусь в сознании.       Рисование — одно из таких занятий, на котором можно поспать с открытыми глазами, чем и занимается полкласса, судя по тому, что все подолгу залипают в огромный холст перед собой.       В середине урока учитель почувствовала неладное и попросила класс поделиться на пары, чтобы конструктивно оценить работы друг-друга, дать совет или на крайний случай нарисовать что-то вместе. Тема свободная, полет фантазии безграничный, а учитель крайне не заинтересована в том, что происходит, лишь бы все были заняты делом, а каким — не так важно.       — Лидия, Лидия! — вскрикивает Тейт, пробираясь ко мне из другой части класса и таща за собой огромный мольберт с незаконченной работой. — Я к тебе!       Конечно, я бы предпочла провести этот урок раздумывая о том и сем в своей голове и лишний раз не контактировать ни с кем, чтобы не отвлекаться, но отказать девушке как-то неловко, если учесть то, что мое мнение ее, похоже, не так уж и интересует, если она, не спрашивая меня, сама все решила и теперь направляется ко мне.       Я надеюсь, что она не будет сильно много болтать, но, к несчастью, Малия только и делает, что говорит о том, как замечательно они со Стилински провели предыдущий вечер. Горький ком подступает все выше и выше, передвигаясь по моему горлу, а она все продолжает:       — …Оказывается, он такой заботливый! Весь вечер открывал мне двери, смешно шутил и придерживал меня, чтобы я не разбилась на этих чертовых каблуках. Клянусь, вчера я надела их впервые, и это было ужасно! — она тихо смеется и вдруг неожиданно резко сосредотачивается, стараясь четко и без ошибок нарисовать глаза.       Малия открывает какую-то фотографию в телефоне и принимается ее срисовывать. Черты лица изображены криво, в целом портрет получается неказистым, но она действительно старается, это видно по тому, с какой аккуратностью она вырисовывает линии. Пусть ее старания подобающе на картине не отображаются, но, кажется, девушка действительно увлечена процессом.       — А мне показалось, что ты очень даже хорошо ходишь на каблуках, — заметила я, не отрывая взгляда от грифеля карандаша, который скользил по ее холсту.       — Да, сегодня все по-другому… Весь мир выглядит иначе… После того, как вчерашним вечером… — она делает паузы, все еще с трудом отрываясь от картины, и в итоге совсем замолкает, задумчиво рисуя губы.       — М? — тороплю я, чувствуя, как внутри нарастает тревога, но в чем причина?       — В общем, звучит забавно, но, кажется, это Стайлз меня научил, я не знаю… — она останавливается и смотрит на меня, глаза у девушки блестят от нахлынувших воспоминаний, а лицо озаряет легкая улыбка. — Он просто показал ту часть меня, о которой я не знала. Что-то щелкнуло в моей голове, после чего я почувствовала себя по-другому. Ты понимаешь?       Я мотаю головой, на что она лишь пожимает плечами:       — У тебя еще все впереди.       Девушка продолжает рисовать, оставив меня в замешательстве.       Что она имела в виду? Неужели Стилински в тайне смотрит выпуски топ-модели по Американски, дома у него все стены обклеены плакатами Тайры Бенкс, и он приглашает школьниц к себе и учит их ходить на каблуках, словно Джей Александр? Я сдвигаю брови вместе, почувствовав, как работа мысли идет полным ходом.       Тем временем Малия берет телефон в руки и моему взору открывается фотография, с которой она срисовывает человека. Это Стайлз! Я перевожу взгляд на ее холст, и только сейчас начинаю узнавать искаженные, но знакомые черты. Черт возьми, это действительно он!       Значит так, она осталась у него ночевать, а на утро выглядела просто изумительно после того, как в голове у нее что-то щелкнуло… Просто сексом дело явно не закончилось, ведь теперь она рисует его портрет. Я не могу понять, сложить все факты воедино, в паззле словно не хватает одного маленького, но очень важного кусочка. Я не могу понять до конца, что произошло, но сердце почему-то начинает стучать быстрее и сильнее, словно стараясь прорвать мою грудную клетку, выйти наружу и попытаться самому во всем разобраться. Плечи мои опускаются, в груди появляется холод, он беспощадно щекочет каждую кость в ребрах, обволакивая ее и прожигая грустью.       Я перевожу взгляд на свой холст. Женская фигура в полуобороте одной ногой стоит на земле, вторая чуть приподнята, показывая, что девушка на картине теряет равновесие, сбитая с места цветами, что пронзили ее шипами. Словно кто-то бросил их в нее, тем самым ранив в самое сердце. И только красивые красные розы красуются на груди, а из спины торчат острые и длинные стебли цветов, которые протыкают ее насквозь.       Не сложно догадаться, что произойдет дальше, воображение все дорисовывает само — девушка на картине с волосами цвета клубничного блонда просто упадет на пол, и душа покинет ее бренное тело, а цветы напомнят о себе красной струйкой крови из приоткрытого рта жертвы.       Всегда и во все времена любовь изображалась красным — цветом страсти и крови. Существовали даже истории о неком купидоне, который стрелой пронзал сердце человека, после чего тот влюблялся. Но что, если сердце пронзают не стрелы, а цветы? Да и к тому же красные…       В воображении у заледеневшего трупа девушки появляется юноша. Его тонкие длинные пальцы вырывают одну розу из груди рыжеволосой. Он перешагивает через труп и протягивает ее совершенно другой, живой девушке, которая стоит перед ним. Ее светло-русые волосы развиваются от порыва ветра, вдруг появившегося в этом пустом пространстве.       — Это тебе.       В ответ она улыбается и падает в его объятья.       Звонок с урока выбрасывает меня из собственной фантазии в реальность, и я тут же, даже не успев сообразить, что произошло, начинаю рвать свой холст так старательно и яростно, что даже на мгновение кажется, что моими руками управляет кто-то другой.       Я ощущаю, как по венам вместе с кровью пробирается едкое и холодное чувство зависти, которое заставляет кричать меня в своей голове: «Мое! Мое! Мое!», и с каждым этим словом я рву бумагу на куски.       — Класс, не забудьте сдать свои работы! — кричит учитель, и я понимаю, что стою возле мольберта и пол под ногами заполнен бумажками.       К этому моменту все уже покинули класс, кроме Малии, которая с широко раскрытыми глазами смотрит на меня. Я могу прочесть в них каплю страха, словно она находится в комнате с сумасшедшей, от которой в любой момент можно ожидать все, что угодно.       — Ты в порядке? — уточняет она.       К нам подходит учитель и задумчиво наблюдает за картиной, развернувшейся перед ней.       И вот я уже сижу в кабинете психолога, мисс Марин Моррелл, которая ненавязчиво пытается выяснить, что произошло со мной на уроке, а я лишь чувствую, как батарейка, питающая мой мозг, начинает садиться.

***

      Я сажусь в машину к Стайлзу и с силой захлопываю дверь, пребывая в раздражении. Мне даже на секунду кажется, что она сейчас просто вывалится наружу.       — Эй-эй! За что ты так с ней? Она ни в чем не виновата! — вскрикивает Стилински, не осознавая, что на самом деле все беды машины в неправильной эксплуатации, а не в том, с какой силой я закрываю дверь.       — Ей уже ничего не сделает хуже, — просто добавляю я.       После уроков мы со Стайлзом вернулись к дому, чтобы взять машину и отправиться в торговый центр. Там он хотел попрактиковаться со мной в уроках флирта. Я уже сбилась со счета, сколько раз, пока мы шли, он попросил меня называть его моим Йодой. Я не смотрела Звездные войны, но мой друг — ярый фанат этой серии, и возмущение накрыло меня, когда он отказался мне помогать, если я не буду его так называть. Конечно, я сказала, что все равно не буду этого делать, и он сдался. Что же мне, просить о помощи? Я навязываться не стану лишний раз, и он сам это прекрасно понимает, так что Стилински ничего не пришлось делать, кроме как посадить меня в машину и отвезти в назначенное место.       И вот мы едем, в салоне мертвым грузом висит тишина, и только звуки скрежета металла автомобиля, словно стоны умирающего животного, хоть как-то разбавляют неозвученные Стайлзом вопросы.       Конечно же, Малия все ему рассказала. Я поняла это, когда на уроках они обменивались записками, а после занятий Стилински поинтересовался, как я себя чувствую. Я рассказала ему, что не спала прошлую ночь из-за бессонницы, которая напала без предупреждения, а на уроке просто разозлилась на рисунок, который не получился. Я не агрессивна, но, думаю, в этой ситуации мое поведение было обосновано для него, хотя по выражению лица друга я поняла, что он знает, что я чего-то не договариваю, отсюда и вопросы, парящие в тишине.       Настроение у меня ужасное, потому что выдуманная мною причина, по которой я разорвала рисунок, не устроила школьного психолога, и теперь мне на протяжении двух недель нужно заходить к ней в кабинет каждый будний день. Просто замечательно! Она будет давать мне карточки с кляксами, спрашивать, что я вижу и что я чувствую, а я буду ненавидеть сегодняшний день за то, что он отнимет мое свободное время после уроков в будущем.       Я откидываюсь на спинку сидения и смотрю в боковое окно. Мимо мелькают маленькие дома, люди занимаются привычными вещами, и сейчас я как никогда раньше остро ощущаю, насколько же маленький наш город, в нем словно не хватает воздуха, чтобы дышать. В Бейкон-Хиллс все знают друг про друга все, и не удивительно, что Малии было достаточно одного моего имени, чтобы сделать вид, что она что-то знает обо мне, потому что здесь все так живут. Кроме меня, конечно. Я дальше своего дома и Стайлза толком никуда не отходила и жизни другой не видела. Я общительная, у меня есть в школе приятели, но настоящей дружбы ни с кем нет, кроме Стилински. И то, мне часто его не хватает из-за девчонок, которые, все как одна, жаждут провести с ним время и вьются вокруг него, словно змеи, запутываясь в руках и ногах, не давая ему пройти чуть дальше, ко мне.       Я перевожу взгляд на своего друга. Он задумчиво смотрит на дорогу, покусывая губу. Знаний, которые накопились о нем за годы нашей дружбы, у меня достаточно, чтобы понять, что юноша думает о чем-то, хочет спросить, но закусывает губу, чтобы случайно не выпустить слова наружу.       Я начинаю внимательно вглядываться в черты его лица и удивляюсь, сколько всего я не замечала раньше — нос у Стайлза слегка вздернут вверх и широковат, больше напоминая маленький пятачок поросенка, но придает юноше забавной нелепости, не делая при этом лицо неказистым, глаза медно-карего цвета, волосы густые и отливом уходят в каштановый, но все же довольно-таки темные, сросшиеся мочки ушей… Юноша никогда не рассказывал мне о своих генетических особенностях, но внешне он походит на Еврея. И в есть в этом что-то притягательное.       Я, кажется, только сейчас замечаю, что у Стилински так много родинок на щеках. Это выглядит безумно красиво, а догадки о том, сколько их всего и на каких частях тела они находятся, заставляют что-то внизу моего живота шевелиться приятной щекоткой.       — Лидия? — удивляется парень, когда я протягиваю руки к его лицу и слегка касаюсь пальцами родинок на его щеке.       — Ты знаешь, что родинки — это доброкачественные раковые опухоли? — как ни в чем не бывало интересуюсь я, продолжая свои действия.       — Лидия, я за рулем…       — Ты словно огромное минное поле.       У меня тоже есть родинки, но не много, так что я даже не знаю, как себя ощущает мой друг. Я предполагаю, что если на лице у Стайлза их так много, то он усыпан ими весь. Наверно, даже дышать страшно — одно неловкое движение, и ты труп. Но, черт возьми, они такие красивые!       Я плавно спускаю руку ниже, на его шею. Там нет ничего интересного, кроме длинной и напряженной венки, которая появляется там каждый раз, когда юноша злится или сильно напрягается. Я провожу по ней пальцем и чувствую пульсацию. Я вдруг понимаю, что значат эти слова из фильмов, когда вампиры чувствуют жажду. Нет, я не хочу выпить его кровь, но его теплая кожа, пульсирующая вена… Все это напоминает о том, что мы живы.       Я не верю в бога и в существование души. Я верю в то, в чем были хоть какие-то доказательства — в то, что мы здесь благодаря сложнейшему процессу эволюции, что мы живем всего один раз, после чего наступает пустота, что мы — это продукт производства нашего мозга, нет никакой бессмертной души, перерождающейся снова и снова или попадающей в рай или ад, то, что мы называем душой, всего лишь процессы нашей нервной и гормональной систем — эмоции, чувства. Все это существует здесь и сейчас, ничего сверхъестественного. Любой неосторожный шаг в жизни — и конец всему, что ты делал, о чем мечтал… Одно неловкое движение по вене, неудачно задетая родинка — и ты труп.       Именно сейчас, сидя в этой разваливающейся машине с человеком, которого я знаю лучше всех на свете, я понимаю, как крошечны мы и ничтожны в этот миг, как мы малы по сравнению с масштабами Вселенной…       И мне вдруг хочется прижаться к Стайлзу что есть мочи, к его разгоряченному телу ближе, чтобы почувствовать, что мы оба живы и мы не одиноки в этом страшном мире. Моим рукам не хватает тепла, я чувствую, как пальцы покрывает холод, покалывая тонкую кожу.       Стилински резко сворачивает на обочину, мои руки отрываются от его тела, а в голове мозг словно ударяется о стенку головной коры от неожиданного трюка, возвращая мои мысли в «здесь и сейчас».       Я смотрю на юношу, хлопая ресницами, на что он в ответ проделывает то же самое. Щеки его наливаются краской, на лбу появляется испарина. Глядя на Стайлза, можно подумать, что в машине все сорок градусов жары, но мне почему-то холодно.       Я опускаю взгляд на его губы, через которые парень тихо, но нервно вдыхает и выдыхает воздух. Впервые я рассматриваю процесс жизнедеятельности чьего-то организма как что-то сексуальное. Я понимаю абсурдность ситуации, но в то же время не могу пойти против своих чувств, хотя после экстренного торможения они заметно поутихли и постепенно стали возвращать мне контроль над телом.       — Почему мы остановились? — после долгой паузы интересуюсь я, всем своим видом стараясь состроить дурочку.       — Ты уже практикуешься?       — Э, да… — неуверенно начинаю я. — Я вчера много читала статей в интернете.       Я улыбаюсь максимально широко, насколько это возможно. Стайлз смотрит на меня с недоверием еще несколько секунд, после чего нажимает на педаль газа, выворачивая обратно на дорогу.       — Никогда больше так не делай, — бурчит он угрюмо.