Take me to church.

Даби действительно мог считать себя оптимистом. Никто другой, кажется, ни на земле, ни в Инферно, не умел так упрямо искать положительные стороны в любой херне, которая происходила в его жизни. Возможно, он бы просто не прожил так долго, если бы не следовал принципу: «Если не можешь избавиться от проблемы, постарайся хотя бы получить удовольствие и пользу». Впрочем, конечно, наличие принципа не означало еще его действенность. Но. Оптимизм. Амен и блаблабла. По привычке позакрывав все окна и двери и сменив неудобную сутану на вполне себе комфортные джинсы и майку, Даби завалился на одну из скамей, разглядывая потолок. Кое-где были уже достаточно заметные трещины. Еще год, максимум два, и эта церквушка рухнет. Снова. Издержки производства. Прошлая погребла под собой прихожан. Получилось нехорошо. Даби нельзя здесь находиться. Не только в этой церкви, а в принципе на земле. Демоны вроде него достаточно сильно портят экологию, если так можно выразиться. Через каждое его слово, взгляд, жест, прикосновение и даже вдох атмосфера наполняется скверной. Но вот он все равно здесь. Сатана знает толк в иронии. Это могла бы быть смешная шутка, если бы Даби не был ее непосредственным участником. Чтобы отвлечься от тоскливых мыслей, Даби скинул ноги со скамьи и направился в небольшую каморку, которая служила для Кларис ее кабинетиком. Вообще-то, кроме роли надзирательницы, она была здесь еще и бухгалтером и… ответственной за кадры? Впрочем, это все-таки относится к надзирательству. Она не была монахиней, но была настолько верующей, что ничего не могло ее поколебать. Она не была безгрешна. Кое-где и ее душу подтачивала скверна, но уважения скорее заслуживала сила сопротивления искушению. А ведь Даби в первое время правда пытался. Возможно, поэтому за ним теперь особенный надзор. В кабинете было чисто и, по возможности пространства, достаточно уютно. Цветы, книжки, детские игрушки, нежные шторки на окнах, семейные фотографии. Иконы бы с крестами убрать… Даби поочередно пооткрывал ящики стола, быстро перебирая их содержимое. Поскольку крепления не были сломаны, Кларис очень быстро нашла новый замок и закрыла шкаф с вином. Но она всегда хранила запасной ключ где-то в церкви. Даби не злоупотребляет, но если этот вредитель действительно заявится сюда, еще один исчезнувший замок будет объяснить сложно. Даби и так был вынужден подтолкнуть местного верующего, но пьющего мужичка к греху воровства, чтобы скинуть всю вину на него. В шкафах ничего не оказалось. Уперев руки в бока, Даби оглянулся по сторонам, размышляя, куда еще здесь можно спрятать маленький ключик. За крестами или под иконами его тоже не оказалось. — Не доверяет охранять такое святым? — задумчиво пробормотал Даби, щуря глаза. Взгляд зацепился за небольшую игрушку, слоненка, с молнией на животе. Она стояла чуть небрежно и едва уловимо отличалась от остального декора. Расстегнув молнию, Даби хмыкнул. Бинго. Было не так сложно. Замок сдался без сопротивления. Вытащив сразу несколько бутылок, Даби поставил их на пол около подиума. Насвистывая себе что-то под нос, он поднялся к себе и вернулся с двумя кастрюльками: одна пустая, другая с водой. Постукивая ими, он плюхнулся на пол, упираясь спиной в скамейку. Если не злоупотреблять, то никто не замечал, что вино разбавлено. Главное, делать вид, что так и надо. Даже Кларис не замечала разницы. Стоило ему удобно устроиться на полу и откупорить первую бутылку, в дверь настойчиво постучали. А ведь Даби почти успел поверить, что угроза не будет исполнена. Он вздохнул и задумался. Жнец сказал, что не умеет проходить сквозь стены. Значит, по-хорошему, можно сделать вид, что в церкви никого нет, и не открывать. А с другой стороны, он ведь умеет стены наверняка разрушать, если вспомнить, что он сделал с ножом, замком и бутылкой. Да и в голове у него творится черт знает что. Взвесив все за и против в течение пяти секунд, Даби все-таки встал. В дверь все еще настойчиво стучали, только теперь не так агрессивно. Стукнув в ответ один раз, Даби, чуть прислонившись к двери, устало произнес: — Я не буду ради тебя открывать огроменную дверь. Иди к черному ходу. Стук прекратился, но ответа не последовало. Оттолкнувшись от двери, Даби поплелся в другой конец помещения, чтобы открыть замок. Он успел только усесться обратно на пол над бутылками, когда дверь скрипнула. Никаких других звуков не раздалось. — Нашел вампира? — насмешливо спросил Даби, заметив в дверях сутулую фигуру. Жнец неопределенно повел плечами, лениво наблюдая за тем, как священник переливает вино в кастрюлю, доливает пустое пространство водой и закупоривает ее обратно. — Нет, поэтому тебе придется терпеть меня дальше, пока я не найду кого-нибудь поинтереснее. — Или пока Чистилище не спохватится, что у них пропала такая заноза в заднице. — Если все так, как ты говоришь, они скорее должны быть рады, — резонно заметил жнец. — Что ты делаешь? — Провожу махинации с алкоголем, — пожал плечами Даби, откупоривая очередную бутылку. — Изящно, в отличие от некоторых. — М… А разве демон не может пойти и ограбить какой-нибудь винный магазин? Даби поднял на жнеца красноречивый взгляд, задержал его на пару секунд и опустил. Можно подумать, он здесь в отпуске. Не получив ответа и быстро потеряв интерес к бессмысленным махинациям демона, Шигараки оттолкнулся от дверного косяка и прошел в зал. Не то чтобы ему был очень интересен фальшивый священник. Просто беседы с обычными людьми у него завязывались не особо удачно. Он был не только из другого времени, но и обладал совершенно другим багажом знаний о строении этого мира. И слушать восхваления «Всевышнего» было просто смешно. Жнецам так думать, вообще-то, не положено. Шигараки, кажется, ошибка всей их идеальной системы. Хотелось бы знать, почему именно с ним они так облажались. Однако ему почему-то казалось, что именно демон сможет поддержать его мысль о том, что Богу и Дьяволу плевать на людей. Иначе как бы они могли позволить, что церковью заведовал фальшивый священник. Впрочем, довеском к данной позиции шли желание себя поразвлекать и найти крышу над головой. Пройдясь по периметру, Шигараки отметил, что для главного зала церкви здесь удивительно мало крестов и икон. Но при этом, если присмотреться к стенам, можно было заметить выгоревшие следы. Значит, раньше они были. Каково демонам прикасаться к иконам? Крестам? Читать молитвы? Жить в церкви? Нет, он здесь точно не по своей воле. — За что тебя изгнали? — спросил Шигараки, возвращаясь к подиуму. Скрестив ноги по-турецки, он уселся на нем, раскачиваясь чуть взад-вперед. — Люцифер позавидовал тому, какой я невъебенно прекрасный и выкинул меня на землю, — не отвлекаясь от вина, отозвался Даби. Меньше всего ему хотелось говорить на эту тему. Вообще. А уж тем более с назойливым жнецом. — Ладно, — чуть нахмурившись, отозвался юноша. — Может, хоть имя свое наконец назовешь? Или мне так и называть тебя «святой отец»? — Звучит сексуально. — Ха. Ха. — Мефистофель. — Чего ж не Вельзевул сразу? — Не, он же гребаная муха. Ты чего? А вообще, что это за имя такое: Шигараки Томура? Звучит не очень по-английски. — Оно составлено из… символов. «Томура» означает «погребение». А «Шигараки» содержит слово «смерть» и… — О нет, не продолжай, — быстро махнул рукой Даби. — Ты прям очень жизнеутверждающий. Шигараки Томура. У вас там в Чистилище имеется академия, где обучают такому тошнотворному пафосу? — Я самородок. Насмешливо. Даби растерянно моргнул и поднял взгляд. Шигараки сидел, чуть повернувшись боком, и рассматривал что-то за алтарем. Под пюпитром, накрытым тканью, было достаточно пространства, чтобы оборудовать какое-никакое спальное место. Томура задумчиво пошкрябал пальцами шею. Напрашиваться не хотелось. Дело было не в скромности. Просто это даст преимущество. — Ты сказал, что тебе в Чистилище скучно. Но разве из жнецов не вынимают душу, чтобы они были беспристрастны и не могли ничего чувствовать? В том числе скуку. Удивление. Веселье. Шигараки неопределенно пожал плечами. Повернулся, наклоняясь чуть вперед. Взгляд цепкий, но спокойный. Даби на секунду задумался, как это можно определить, и решил, что это похоже на очень приглушенное, но все-таки любопытство. В чем-то даже немного детское. Возможно, из-за позы. Или в целом из-за непосредственности его вопросов. Даби пристально всматривался в изуродованное шрамами и трещинами лицо. Если не обращать на это внимание, Шигараки выглядел достаточно юным, почти подростком. Нет, не так. Шигараки Томура умер совсем еще подростком. Жнецами становятся либо беспристрастные и справедливые борцы и служители закона, либо незаслуженно убитые, которые не безгрешны, конечно, но не изъедены скверной, и всей душой жаждущие справедливости за свою смерть. Так говорили легенды. Легенды, легенды, легенды. Шигараки на легенду похож не был. Зрительный контакт начал затягиваться. Томура приподнял вопросительно брови, а Даби, моргнув, вернулся к вину. Осталось две бутылки, и он пойдет спать. А этот пусть делает, что хочет. Желательно, где-нибудь подальше. Внезапно Шигараки откинулся назад и, склонив голову, выпалил: — Тебе ведь должно быть ужасно больно находиться на святой земле, да? Несколько капель вина пролилось на пол. Даби шумно вздохнул и поднял глаза. На него смотрели совершенно невинно. Нет, он серьезно считаете подобные вопросы уместными? Отложив бутылки, Даби прикрыл глаза и, хлопнув ладонями по коленям, быстро произнес: — Ладненько. Ты от меня не отстанешь, поэтому я объявляю аукцион невиданной щедрости. Я отвечу тебе на какой-нибудь твой идиотский вопрос, даже на два могу, но ты не будешь спрашивать про изгнание и мое пребывание в церкви. Договорились? Шигараки нахмурился. Он не любил, когда ему ставили условия, но с учетом, что за время их разговора демон даже имени своего без идиотских шуток не назвал, предложение могло быть заманчивым. — И прям честно ответишь? — Насколько позволяет моя демоническая натура. И желание, чтобы от него отъебались. Томура задумчиво перебирал в голове вопросы. Честно говоря, девяносто процентов было связано как раз с пребыванием демона в церкви и его изгнанием из ада. Это что ж надо натворить, чтобы тебя даже из ада выгнали? Да еще с таким изощренным наказанием? Уже ради этого любопытного факта можно было ходить за священником по пятам и канючить. А, собственно, что мешает так поступить? Поняв, что размышления над вопросом могут затянуться, Даби участливо предложил: — Можешь ради приличия спросить, как у меня дела. — Ты изгнанный из ада жалкий демон, живущий на святой земле и занимающийся мелочным переливанием вина в кастрюльку. Так что, подозреваю, дела у тебя не очень. Даби со стуком поставил бутылку на пол и, скривившись, поднял взгляд, всем видом демонстрируя, что оскорблен до глубины души. А едва уловимая насмешливость в чужих глазах вовсе породила раздражение. Это вообще что такое? — А ты вот уже совершенно точно решил, что не будешь меня убивать? — неожиданно спросил Даби, сгладив недовольство на лице. Томура нахмурился, но пожал плечами. — А. Я ведь уже сказал. Мне ни к чему это делать. — Славненько, тогда… — кивнув, вздохнул Даби и, прикрыв глаза, с натянутой улыбкой произнес: — Заткнись, пожалуйста, и иди нахрен. Спасибо. Я тут не собираюсь выслушивать язвительные речи от сбежавшего из Чистилища жнеца, который благополучно проебал свою жертву, или как там у вас это называется, а теперь вынужден тусоваться в компании «жалкого демона», потому что ему явно больше некуда идти. Получилось резче, чем он рассчитывал. Шигараки нехорошо прищурил глаза. В этот момент его лицо приобрело такое выражение, что все-таки пришлось непроизвольно вспомнить, что жнецы — страшные и могущественные существа. Но виду Даби не подал, выдержав пристальный жуткий взгляд, хотя внутри все кричало: «Хватай манатки и вали». Не подал, потому что, в случае чего, бежать ему некуда. Сражаться — не имело смысла. Просить прощения — лучше сдохнуть. Впрочем, никакой дальнейшей угрозы не последовало. Шигараки шумно вздохнул, запрокинув голову назад. В конце концов, все сказанное — правда. Можно злиться, можно ругаться, можно раскидываться угрозами, но от этого никуда не денешься. Еще немного откинувшись назад, он просто улегся на подиуме, выпрямляя длинные ноги. Быть бессмертным — хорошо. Быть бессмертным в физическом теле — утомительно. — Там пыльно, — как бы невзначай кинул Даби. — Не хуже, чем в подъездах, подворотнях, на крышах или под мостом. Даби растерянно моргнул. Произнесено достаточно равнодушно, но… Он действительно бомжует черт знает где уже полгода? Даби почему-то не задумывался, где Шигараки мог проводить это время. Но это, в общем-то, объясняло его общую потрепанность и истощенность. — Как ты объясняешь людям свои шрамы? — наконец спросил Шигараки, разглядывая потолок. Если присмотреться, когда-то там была даже роспись. — Божественные стигматы. Господь поджег меня, как моисеевский куст, и провозгласил местным мессией. Шигараки вздохнул и сел одним резким движением. Даби натянул на искалеченное лицо самое честное выражение лица, но подрагивающие в усмешке губы выдавали его. Не хватало только раскинутых в жертвенном жесте рук. — Я очень рад, что у тебя все хорошо с воображением. — Спасибо. — Но ты сам сказал, что честно будешь отвечать на вопросы. — Честно, — скучающе протянул Даби. — Честно — я говорю им, что пострадал в военных действиях. Положительно во всех смыслах. Во-первых, людям дальше неловко расспрашивать. Во-вторых, они мысленно делают себе галочку «ага, он сражался на войне, он пострадал там, он, должно быть, герой и всякое видал, а после этого пришел к господу». В целом, это даже почти правда. Я правда видал всякое, в том числе войну, и даже не одну. Но речь не об этом. Просто, эта мысль… она как бы подталкивает людей питать ко мне еще больше уважения. — Тебя еще и уважают тут? Тон нарочито изумленный. Даби в очередной раз стукнул бутылкой, лишь бы не швырнуть ее в это наглое создание, и поджал губы. Если бы эта мразь еще и заржала в голос, он бы точно кинул в него первое, что попалось бы под руку. Кроме вина. Молитвенник, например. Но Шигараки вполне успешно изображал немое изумление, широко распахнув глаза и вскинув брови. Не выдержав этого издевательства, Даби мрачно процедил: — Пошел вон из моей церкви. Шигараки хмыкнул и снова откинулся назад, проигнорировав пролетевшую над ним винную пробку. Как много можно оправдать войной. Особенно уродство: физическое и моральное. Во время войны было много работы. Люди были настолько изъедены скверной, будто сразу во всем мире открылись порталы в ад. Кровавый пир для демонов. «Давай, застрели этого ребенка, он ведь враг, и черт с ним, что он плачет навзрыд и зовёт маму, долг важнее». Демонов и прочих душевных паразитов приходилось казнить или отсылать обратно в ад. Собирать души умерших с поля боя и госпиталей. Выслушивать стенания о том, как не хочется так нелепо умирать, стоя за спиной незримой тенью. До бога эти молитвы не доделали. Какая надежда? — Как ты относишься к войне? — Ты серьезно спрашиваешь об этом демона? — хмыкнул Даби, отхлебывая вино из кастрюльки. — Что ты ожидаешь услышать? Что я пацифист? Война — прекрасное время почти для всех потусторонних, кроме разве что всяких предвестников типа банши, работы у них много, ну и… О, вам, жнецам, тоже, наверное, не очень круто? Ангелам там всяким, валькириям. Колдуны процветают, вампиры и оборотни сыты и довольны, все торговцы желаниями тоже без работы не сидят, а демонам в это время можно наесться на пару десятков лет вперед. Даже сейчас еще есть отголосок всеобщей оскверненности. Да и… весело нам. Бессмертие позволяет развлекаться, как хочешь. — Участвовал в боях? Даби неопределенно хмыкнул, снова прикладываясь к вину. Обсуждать свое местоположение ему не хотелось. Ему вообще ничего обсуждать с этим существом не хотелось. Поэтому он не очень изящно сменил тему разговора: — Так ты, получается, бомжуешь по городу? — Ааа… как когда, — неожиданно спокойно отозвался Шигараки, подняв над головой руки и разглядывая их. — Иногда удается найти крышу над головой. Но иногда можно и на улице. Сейчас осень, холодает. Ну, можно ночевать в подъездах. У меня хоть и физическое тело, но люди все равно почти никогда не обращают на меня внимание, пока я сам не начну. Видимо, это потому что я жнец. Как думаешь, если постараться, я смогу пробраться кому-нибудь домой и незаметно там жить? Или моих способностей не хватит на это? Шигараки сел и с искренней заинтересованностью посмотрел на священника. Тот, в свою очередь, сидел с крайне кислым выражением лица, скептически изогнув брови. — Знаешь, чего тебе для этого не хватит? Тактичности. Ты не сможешь не привлекать внимание, потому что обязательно доебешься до хозяев. Шигараки запрокинул голову, словно размышляя, а потом быстро кивнул: — Ты прав. Поэтому лучше останусь здесь. — Э. Шигараки вопросительно приподнял брови, словно не понял причины чужого возмущения. Потом поднялся с подиума и подошел к Даби, отбирая у него кастрюлю с вином. Тот вздохнул и подтянулся на скамейку. Вопрос о том, пьянеют ли жнецы, оставался открытым. Томура интересно выгибал пальцы, взаимодействуя с предметами. Видимо, его жуткая способность жнеца была не особо подконтрольной. Сделав два глотка, Шигараки вернул кастрюльку Даби, но он, немного подумав, отставил ее в сторону, поднимаясь. В принципе, на сегодня можно было закончить. В конце концов, завтра надо будет имитировать бурную деятельность без курева. Оставалось только найти способ спровадить это недоразумение. Хотя бы на ближайшие пару часов. Недоразумение спроваживаться явно не собиралось, увлеченно листая оставшийся на пюпитре конспект проповеди. В глазах нехорошо полыхнуло синее пламя. Даби запрыгнул на подиум и в два шага приблизился к жнецу со спины. Почувствовав слишком близкое чужое присутствие, Шигараки быстро развернулся, недовольно хмурясь. Натянутая на скобах улыбка демона не предвещала ничего хорошего. — Что? — Так это, получается, физическое тело? — неожиданно заинтересованно спросил Даби, подойдя слишком близко. — И ты все чувствуешь? Голод, жажду, сонливость… прикосновения. — Предположим, — нахмурившись и чуть отвернувшись, пробормотал Шигараки. Через глаза демона лилась скверна, и смотреть в них не хотелось. Но Даби, кажется, подошел еще ближе, коснулся пальцами бледной щеки. Томура цокнул языком и, не поворачивая головы, перевел на него взгляд. Конечно, губы растягивались в самодовольной усмешке. Пальцы горячие, словно на них вот-вот вспыхнет синее пламя. Шигараки хотелось отстраниться, отбить чужую руку от своего лица, но это означало бы проиграть в выдержке. Пальцы скользнули от щеки к виску. Даби, почти осторожно, глядя очень внимательно, взял прядь жестких светлых волос, заправил ее Томуре за ухо под мрачный недовольный взгляд, прошептав: — Как однако интересно. И хорошо. Очень хорошо. Пальцы на миг коснулись мочки уха, и Шигараки был уже почти готов попросить убраться куда подальше у него, пока у демона вообще еще есть руки, потому что ситуация явно принимала не тот оборот. Но именно в этот момент выражение лица Даби сменилось с томно спокойного на раздраженно уставшее. Не дожидаясь, пока Шигараки сообразит, что к чему, он быстро отвесил ему звонкий подзатыльник, поспешно отступая назад, уворачиваясь от опасных пальцев. — Ау, больно же, — растерянно вздохнул Томура, потирая голову. Он почти успел позабыть о таком специфическом физическом ощущении. Не то чтобы он ни разу за полгода не ударялся, но сейчас было как-то особенно неприятно. Возможно, из-за примеси разочарования. — Это за то, что ты идиот непробиваемый, — фыркнул Даби, слезая с подиума, подхватывая бутылки и возвращая их на место. — Урок жизни в физическом теле номер один: это прикольно, но если о нем не заботиться — оно будет пытаться сдохнуть. Я понимаю, что тебе это не особо критично, просто попадешь обратно в Чистилище, но знаешь, это типа… не очень приятно. Томура нахмурился, наблюдая за передвижениями священника. О да, он прекрасно знает, что умирать — это очень неприятно. Он помнит это. Гребаная ошибка системы. Это чувство хотелось выцарапать, вырвать из-под кожи. — Что ты ешь? — неожиданно спросил Даби. Шигараки растерянно моргнул, вырываясь из неприятных размышлений. Священник смотрел, приподняв одну бровь. — Ну. Что получится стащить в магазине или на рынке. — Ага. И как часто? — Ну. Как только получается стащить что-то в магазине или на рынке. Даби цокнул языком и закатил глаза. Шигараки спокойно повел плечами, будто ничего страшного в этом нет. Даби не должно волновать чужое физическое состояние. Просто, если жнец из-за своей глупости, угробив тело, отправится обратно в Чистилище, он может нажаловаться, что здесь в церкви демон-священник. Это бы не хотелось совершенно. — Кларис тут иногда готовит для неимущих, — бросил Даби, направляясь к лестнице. — Приходи к ней, притворись сиротой или бездомным. С твоей рожей это не составит труда. Она поделится едой. А если ты сейчас откроешь пасть и ляпнешь что-нибудь про демона добрых дел, я кину в тебя молитвенник. — И уже почти скрывшись на втором этаже, Даби добавил: — Там на пюпитре яблоко осталось. — Познания добра и зла? — насмешливо спросил Шигараки, взъерошивая себе волосы. — Нет, редстрик. Не выебывайся, умник. В моей церкви это разрешено только мне. Шигараки прислушался к тяжелым шагам и хлопку двери на втором этаже. Только после этого подошел к пюпитру и взял красное, блестящее яблоко. Явно не с яблони во дворе. В конце концов, чего отказываться, если разрешили. Когда Шигараки уже почти удобно улегся на скамейку, дверь на втором этаже открылась и по церкви разнесся не очень довольный голос: — И кстати, не забудь закрыть дверь с обратной стороны. У меня тут не ночлежка для бомжующих жнецов. Шигараки недовольно цокнул языком под звук вновь захлопнувшейся двери. А ведь ему казалось, что они почти негласно договорились. Придется, видимо, найти другой способ.