Take me to church.

Даби прошелся по периметру помещения, закрыв все окна, погасив свечи и вообще свет. Полный мрак был невозможен только из-за нескольких окошек почти под самым потолком, через которые заливался свет уличных фонарей и немного — луны. В тысячный раз пообещав себе взять стремянку и заколотить эти окна, Даби вытянул из кармана пачку сигарет. Без прихожан, сестер, в полумраке основной зал выглядел даже как-то жутковато. И карканье воронья за стенами положения не улучшало. Даби невольно оскалился, глядя перед собой. Прекрасно. Лучше разве что-то, что сестры Кларис рядом не было, и теперь можно было спокойно закурить прямо в здании церкви. Прямо перед алтарем. Прямо глядя на распятие. Зажав в губах сигарету, Даби развернулся и направился к выходу. Он любил ночь, потому что тогда это место безраздельно принадлежало ему. Хочешь — кури, хочешь — устраивай оргии, хочешь — напивайся и спи под лавками. Впрочем, чем дольше находишься в подобном месте, тем сильнее вместо богохульного кутежа хочется в мягкую кроватку, и чтобы тишина вокруг. Приедается. Немного повозившись, Даби закрыл двери на внушительные замки. Конечно, делать так не очень правильно. Мало ли в какой момент поблизости решит оказаться очередной сирый, убогий и страждущий, которому может понадобиться помощь. Но хэй, священники тоже хотят себе нормированный график. Приходите за благодатью в специально отведенное для этого время, с восьми до одиннадцати, в час — обед до двух. В конце концов, не зря сейчас в самом разгаре различные рабочие движения. Всем хочется нормальных прав. Даби завалился на скамейку, закинув ноги на подлокотник и выпуская в потолок кольца дыма. С одной стороны, это был отличный шанс насладиться тишиной, спокойствием и собственной прекрасной компанией, а с другой — время до полуночи, совсем детское. Можно было бы позвать Двуликого потравить байки и перекинуться в карты. А если постараться, то можно было найти, куда сестра Кларис спрятала ключ от винного шкафа. А еще лучше совместить. — Святой отец… Даби, слишком увлеченный мыслями о ключе, вздрогнул от неожиданности и быстро скинул ноги со скамейки, обернулся. Но хозяина хрипловатого тихого голоса обнаружить не получилось. Казалось, что в церкви никого не было. Да и не могло быть. В этом здании ночевал только сам Даби, все остальные давно разошлись, а двери, главную и заднюю, он сам закрыл не так давно. Ни стуков, ни шагов, ни каких-то других шумов не было, но Даби все равно склонил голову набок, прислушиваясь. Возможно, за последнее время эта фраза была адресована ему настолько часто, что начала уже чудиться. А возможно, у кого-то просто дерьмовое чувство юмора. Даби раздраженно фыркнул, снова затягиваясь. В любом случае, бояться ему точно нечего. Если кто и решит напасть, то скорее сам пожалеет. Стряхнув пепел прямо на пол, он развернулся, намереваясь подняться наверх, к чердаку, но замер, нахмурившись. Потом устало закатил глаза. Видимо, ему все-таки не показалось, что его звали. И что голос отдаленно знакомый. На самой первой скамейке, стоящей прямо перед подиумом, с которого велись проповеди, сидел тот самый подросток, который заходил в исповедальню днем. Даби узнал его по излишне сгорбленной спине и необыкновенно светлым длинным волосам. Если прислушаться, можно было услышать, что он что-то листает. Вероятно, молитвенник, который Даби как раз бросил где-то там. Возможно, поэтому и показалось, что он куда-то бесследно исчез, выскочив из исповедальни. Просто юркнул в какую-нибудь нишу и отсиделся там. И все ради глупой шутки? Неудивительно, если его мать осталась вдовой и растит его одна. Таких вот неуправляемых послевоенных подростков, растущих в безотцовщине, нынче хватало. Грубые, невоспитанные. Греховные. Легкомысленные девочки, жестокие мальчики. И даже не пытающиеся себя исправить. Зачем, если государство отобрало у них отцов? Возможно, он даже беспризорник. Это бы еще лучше объяснило то, что он сидит в церкви почти в полночь и устраивает розыгрыши из разряда «сказать священнику, что хочу убить греховного человека, а потом прийти к этому самому священнику». Даби устроил руку на подлокотнике, подпирая подбородок ладонью и зажимая в губах тлеющую сигарету. Дешевые фокусы его интересовали мало, но просто прогнать незваного гостя было бы слишком скучно. Ночь длинная, а так хоть какое-то новое развлечение. Пусть выскажется, поиграется, раз ему так хочется. А Даби, возможно, получит с этого свои бонусы. Закончив сигарету, Даби кинул окурок под скамейку. Молчание начало надоедать. Видимо, гость предпринимать ничего сам не собирался. Криво улыбнувшись, Даби насмешливо кинул: — Хорошо сидим, да? Никакой реакции. Вот, значит, как? Ужаса небось хочет нагнать. Вздохнув, Даби поднялся и подошел ближе. Остановился в поле зрения юноши, но чуть поодаль. Тот, наконец, поднял голову. Даби нахмурился. Смотреть на него было не очень приятно. Совсем еще молодое бледное лицо было изрезано шрамами. Не такими ужасающими, как у самого Даби, но все равно отталкивающими, делающими его визуально старше. Через решетку исповедальни этого было не видно. Одежда выглядела потрепанной и грязной, словно он точно ночует в подворотнях. — Тебя мама домой не ждет? — хмыкнул священник, пряча руки в карманы и нащупывая сигареты. Но, помедлив, отложил эту затею. Запас у него не такой большой, чтобы дымить без перерывов. Парень склонил голову набок, глядя неприятно внимательно. И молчал. И это уже начинало раздражать. — Церковь закрыта. Иди домой. — Вот как? — наконец произнес юноша, равнодушно и спокойно. — А разве двери церкви не должны быть открыты денно и нощно для каждого желающего и заплутавшего? — Если бы так и было, нас бы давно обнесли какие-нибудь проходимцы. Подросток поднял глаза к потолку, словно что-то обдумывая, и пожал плечами. Закрыв молитвенник, он поднялся на ноги и подошел к алтарю, что-то разглядывая. Даби внимательно следил за ним, все еще не до конца понимая, что творится у него в голове. С ним явно было что-то не то, но той привычной, такой приятной энергетики всех психопатов от него не исходило. Он словно был совсем пустой. И это только порождало желание разворотить его грудную клетку и посмотреть, что же там с его внутренним миром и душой. — Как часто вы благословляете людей на смертные грехи? Какой вопрос. Даби усмехнулся. Вот, кажется, и начинается веселье. Он подошел ближе к парню, а тот развернулся и чуть выпрямил сгорбленные плечи. К удивлению, юноша оказался достаточно высоким, почти ростом с Даби. Разве что на пару сантиметров ниже, да и то в счет того, что спина все еще была ссутулена. Теперь, еще ближе, можно было рассмотреть и шрамы на обескровленных губах, веке, шее. Глаза все так же ничего не выражали. — Я благословляю людей жить свою жизнь, наслаждаться ею. — А потом гореть в аду. — Если люди уже сейчас не могут удержаться от греха и надеются, что за них все проблемы решит кто-то другой, будь то мать, друг, священник или бог, то какой смысл спасать их? Люди не учатся и наступают на те же грабли. Я знаю, потому что они все приходят ко мне раз за разом с одним и тем же. Я никого не подталкиваю на грех с нуля, никого не тащу за руку. Люди сами решают, что делать со своей душой. И если уж им в любом случае закрыта дорога к вратам рая, то пусть хоть на земле без чувства вины насладятся этим мгновением, что они называют жизнью. Юноша слушал внимательно, глядя чуть в сторону. Все еще как будто опустошенный. Даби подошел к нему еще ближе. Голубые глаза настолько яркие, что даже в темноте видно. Он улыбнулся, приподняв подбородок, и с едва уловимой усмешкой произнес: — А что насчет тебя, дитя мое? Твоего желания убить человека. Это было шуткой? Или ты правда этого хочешь? Ты уже пробовал? Убивать. На собаках и кошках. На ком-то послабее. На ком-то ненужном этому обществу. Тебе понравилось? Хочешь еще? — Хочу? — задумчиво повторил парень, все еще не глядя в чужие глаза. — Нет, я должен. Даби жалобно изогнул губы в полуулыбке. Ох уж эти высшие цели, которыми люди оправдывают свою жестокость. Впрочем, так даже лучше. — Тогда иди и сделай это, — хмыкнул он, не сдержавшись и достав сигареты. — Что есть человеческая жизнь перед высшей волей? Перед долгом. — Вам не хочется искупить свои грехи, святой отец? — с едва заметным сожалением спросил юноша. — Я могу дать вам шанс исповедоваться. Раскаяться. Даби зажал в губах сигарету и хмыкнул. Хоть взгляд у подростка был блуждающий, но в нем все равно улавливались спокойствие и решительность, как будто он точно знал, что делал. Но все равно это больше походило на фарс, желание произвести впечатление. Посмотрите, какой я особенный. Даби не сложно подыграть. — Тебе? Хочешь знать о моих грехах? Хорошо. Я убивал и мучил, грабил, врал и скрывал истину, соблазнял и склонял к прелюбодеянию как женщин, так и мужчин, сквернословил, предавался чревоугодию и праздности, изъеден завистью, люблю деньги, алчен и азартен, часто, приблизительно круглосуточно, гневаюсь, нетерпим ко многим людям, не особо аккуратен и сдержан, обижал слабых и убогих, грубил своим родителям, себялюбив и горделив, поминал имя господа не то, что всуе, а в контексте крайне неприличных лексических конструкций. Продолжать? Боюсь, ночи не хватит даже на общее перечисление, что уж говорить про описания. А тебе пора домой баиньки. — Я и так знаю о тебе, — внезапно улыбнулся юноша, чуть вздернув подбородок. — Вопрос в раскаянии. Будет ли твоя душа спасена или отправлена в ад. — Хотел бы я, чтобы второй вариант был рабочим, — пробормотал Даби, все еще удерживая во рту незажженную сигарету. Зажигалки или спичек поблизости не было. — Я не раскаивался, не раскаиваюсь и не собираюсь. Амен. Можешь рассказать всем, какой херовый у вас тут священник. Но вряд ли это что-то исправит. Всем плевать. — Досадно. Даби пожал плечами и чуть развел руками, будто и сам сожалеет, развернулся и хотел было отправиться на поиски спичек, которыми зажигали свечи, но парень неожиданно сделал шаг вперед. Единственное, что Даби успел — заметить металлический блеск. По груди расползлось неприятное чувство. Организм дал сбой, прекратив функционировать: сердце замерло, дыхание остановилось, мозг отключился, погрузив сознание в ватную темноту. Хоть юноша и не выглядел особо сильным, нож, однако, легко вонзил точно в сердце и по самую рукоять. — Твою ж… — пробормотал Даби, отшатываясь назад и прижимая к груди ладонь, часто моргая, восстанавливая исчезнувшее зрение. — Дерьмо. Больно же. Нет, ну вот и чего ты добился? Сутану мне испортил. У меня их, между прочим, всего две. Церковь-то нищая. Парень сначала недоуменно нахмурился, а потом широко распахнул глаза, сделав два шага назад, отпуская рукоять. Но, несмотря на это, напуганным он все же не выглядел. Скорее неприятно удивленным. — Какого… какого черта? И куда только пафос делся. Даби едва удержался от комментария, что черта, в общем-то, не очень довольного проникающим ножевым ранением. Он скривился, рывком доставая из груди нож и взмахом стряхивая с него кровь. Пощупав дырку в коже, недовольно цокнул языком. Проткнутое сердце медленно и мучительно, но все-таки продолжило сокращаться. Несколько сгустков крови выплюнулось через рану до того, как Даби зажал ее ладонью, морщась. Ощущение не из приятных. — Ну вот, теперь еще и пол мыть, чтобы Кларис не ругалась. Нет, я, конечно, уже догадался, что я — тот самый греховный человек, которого ты якобы должен был убить. Но не думал, что ты правда решишься… Жаль, конечно, что это не засчитается в твою душу. У убийства такой вкус. Парень нахмурился, сделав шаг назад. И еще, не позволяя священнику сократить расстояние. — Не уходи. Нельзя. Ты забавный с этими своими заскоками, но я не хочу, чтобы ты всем рассказал байку про бессмертного проповедника. Надеюсь, ты действительно беспризорник… Только не шуми. Все равно никто не придет. Даби приложил палец к губам и склонил голову набок, улыбаясь. Жуткие скобы шевельнулись на лице. Голубые глаза как будто светились синим пламенем в темноте. Но ожидаемого ужаса в ответ не последовало. Юноша лишь смотрел исподлобья, хмуро, сосредоточено. Такое его поведение настораживало, но Даби не придал значения этим смутным чувствам. В конце концов, чего ему бояться? Взгляд юноши переместился на нож в чужих руках, с которого все еще капала кровь. Такая черная в темноте. Хотелось, конечно, криков и мольбы о пощаде. Горячей крови на руках из еще пока живого тела. Чистого пьянящего страха загнанной жертвы. Но от мальчишки не исходило вообще ничего. Впрочем, неважно. Наверняка это повлекло бы только еще большие проблемы. Удар лезвия был направлен прямиком на горло. Даби прекрасно знал, как бить, чтобы все закончилось быстро и бесшумно, его сила и скорость позволяла. Юноша чуть отклонился назад, выставляя вперед руку, как будто это могло его защитить. Пальцы коснулись лезвия. Даби ожидал увидеть кровь, услышать вскрик. Возможно, при должном усилии, их можно было бы даже отсечь. Нож был на удивление острым. Но вместо этого удар был остановлен, словно лезвие наткнулось на стену, а не на человеческую плоть. Секунда — и нож начал стремительно покрываться трещинами и рассыпаться в пыль прямо в руке. Даби шумно вздохнул, широко распахнув глаза. Это заставило его растерянно замереть, а после отшатнуться. Нет, перед ним определенно был не просто человек. Колдун? Когда нож до конца рассыпался, руки безвольно опустились вниз. Выглядел парень не очень довольным произошедшим. Секунду простояв, глядя в пол, он внезапно снова выпрямился, нехорошо глядя на Даби. — Так, ладно, давай договоримся, — быстро пробормотал он, но закончить не успел. Юноша взмахнул рукой в сторону. Еще не зная, чего ожидать, Даби поспешно отскочил назад, с ужасом глядя, как прямо в воздухе, словно собираясь из пыли, материализуется коса с широким сверкающим лезвием. Только этого не хватало. Юноша легко перехватил одной рукой весьма внушительное орудие и взмахнул им. Даби пригнулся, чувствуя, как лезвие просвистело над самой головой. Впрочем, кажется, цели убивать его не было. Рукоять со стуком уперлась в пол. Хозяин крутанул косу так, чтобы широкое искривленное лезвие отражало стоящего напротив. Даже в темноте оно сверкало зеркальными отблесками. Орудие в целом производило впечатление старинного произведения искусства, невзирая на странные грязные бинты, которыми была обмотана рукоять. Только вот, зная его происхождение и цель использования, любоваться им хотелось не очень. Даби распрямился и замер, глядя на свое отражение. Истина. Как же давно он не видел себя таким… Изящно изогнутые острые серебристые рога, растущие чуть выше висков, горизонтальные зрачки в насыщенно бирюзовых глазах, заостренные уши. Не сдержавшись, Даби улыбнулся, обнажая ряд мелких острых зубов, пошкрябал щеку костистыми тонкими пальцами. Только в отражении, потому что это все внутри. В реальности все по-прежнему. Взгляд на отражение словно вводил в транс. Хотелось смотреть неотрывно, не дыша и не шевелясь. Даби поспешно мотнул головой, хмурясь. Какие дурацкие фокусы. Не сдвигая косу с места, юноша сделал шаг вперед и взглянул на отражение в лезвии. Всего на миг в нем появилось и его настоящее лицо. Если так можно сказать. Голый череп с пустыми глазницами с накинутым ветхим плащом. Это зрелище окончательно отрезвило. Даби быстро отошел в сторону, чтобы не попадать в отражение. Странное щемящее чувство в груди тут же унялось. Значит, все-таки наваждение. Ну, это уже совсем безобразие. — Так ты Жнец? — возмущенно спросил Даби. — Что за цирк ты устроил? — Аааа… — как-то разочарованно протянул юноша, отпрянув назад и проигнорировав чужое недовольство. — Так ты жалкий демон. — А ты гребаный Жнец! — воскликнул Даби, совершенно по-детски тыкая в стоящего напротив пальцем. В голосе промелькнула совсем уж неуместная истеричность. — Что демон делает в церкви? — Гребаный Жнец! — Да еще и в роли священника. — Гребаный. Жнец. — Да успокойся ты уже, — фыркнул юноша, сжимая рукоять. Как только пять пальцев коснулись поверхности, коса рассыпалась пылью, как и нож. — Ты здесь не по поводу меня? — нахмурившись, спросил Даби. С отсутствием косы ему стало попроще и поспокойнее. Он дёрнул плечами, скидывая боевое напряжение, но все еще пристально следил за передвижениями незваного гостя. Гость же, окинув помещение взглядом, подошел к шкафу с вином для причащения и многозначительно вздохнул, склонив голову набок и задумчиво почесывая шею. — Много чести тебе, — наконец сказал он, обернувшись через плечо. — Слушай, а где прошлый священник? Эм… Грегор, кажется. — Я его съел, — мрачно отозвался Даби, скорчив самую кислую свою мину. Он много слыхал о Жнецах, грозных и опасных посланниках Смерти, умеющих помыкать нечистью, уничтожающих гастарбайтеров потустороннего мира и собирающих оскверненные души. И это взъерошенное недоразумение под описание подходило разве что своей скелетообразной фигурой. Однако Даби видел косу и отражение… Подергав замок на шкафу, Жнец недовольно цокнул. Секунда — и о существовании замка можно было забыть. Вытащив бутылку, юноша вернулся к скамьям и уселся на спинку. Горлышко постигла та же участь, что и замок. Даби был настолько возмущен произошедшим, что даже не сразу нашел в себе силы отреагировать. — Э, вредитель. Это еще что такое? Приперся в мою церковь, изображал тут дохрена раздражающий пафос, проткнул меня ножом, больно, между прочим, в сердце-то, размахался своей волшебной косой, а теперь еще испортил шкаф и выжираешь церковное вино. Совесть есть? Жнец слушал весьма внимательно, чуть приподняв брови для демонстрации большей заинтересованности. Даже на миг изобразил задумчивость, будто правда размышляет над своим поведением. Потом отхлебнул из бутылки и, вздохнув, снова произнес: — Где прошлый священник? — Съел я его, — уже раздраженно ответил Даби, скрестив руки на груди. Идея была не лучшая, потому что ножевая рана сразу принялась ныть и кровить. — Я серьезно. — Похоже, что я шучу? Так ты по его душу заявился? Я здесь вместо него уже два месяца. Долго же ты добирался. — Два месяца… — задумчиво повторил Жнец, болтая в бутылке вино. — Вот блин… Блин! — Он внезапно вздернул голову и посмотрел на Даби по-детски взволнованными глазами. — В смысле, съел? Убил? Он мертв? Его душа отправилась в загробный мир? Даби вопросительно приподнял одну бровь. Кашлянув, он поднял с пола оброненную сигарету и, щелкнув пальцами, закурил. Только после этого осторожно спросил: — У тебя там с головой все нормально? Я демон, а не каннибал. Плюс, он был жирноват, а я слежу за своим питанием. Его тело болтается где-то в лондонской канализации, а душа уже никогда не попадет в загробный мир. Что это за паника на лице? — Никогда… — задумчиво повторил Жнец, заметно успокоившись. — Не очень хорошо, но… О, точно. Что демон делает в церкви? Ты так и не ответил. Даби тяжело вздохнул. На него снова смотрели как-то свысока, будто он действительно обязан отчитываться. А ведь только что был похож больше на растерянного ребенка. И. чертово. каберне. — На данный момент — раздраженно курит и хочет выгнать некоего сомнительного Жнеца, выжирающего церковное вино. Кларис оторвет мне голову. — Это тебя убьет? — Нет, но будет не очень приятно. Мне и Кларис. Твое ножевое будет заживать дня три. Что это за убогий пафос был? Юноша что-то неопределенно хмыкнул, не отрываясь от бутылки. Дальнейших пояснений не последовало. Ситуация становилась все более абсурдной. В очередной раз вздохнув, из-за чего из груди снова разбрызгалась кровь, Даби, зажав в губах сигарету, поплелся в чулан. Вытащив из ведра влажную половую тряпку, кинул ее на пол возле алтаря, где разлил кровь, задумчиво подопнул ее ногой. Так себе, конечно, он нашел занятие, чтобы скоротать ночь. Лучше бы это были карты или сон… Подняв глаза, Даби наткнулся на внимательный взгляд. Вопросительно поднял брови, беря сигарету и выдыхая дым, но Жнец никак не отреагировал, просто продолжив внимательно, не мигая, следить. Это начинало раздражать. — Слушай, — хлопнув в ладоши, произнес Даби. — Раз уж твоей работы тут, вроде как, больше нет, и ты пришел не за мной или кем-то еще, то, может, ты пойдешь уже? Я, конечно, не в обиде, что ты воткнул в меня нож, но хотел бы поскорее закончить это неловкое общение. Было ооооочень увлекательно увидеть настоящего Жнеца, обменяться с ним парочкой слов, но… проваливай. Где дверь, ты, думаю, знаешь, и, судя по всему, открывать замки тебе не обязательно. А мне еще прибраться надо. Хотя, если хочешь помочь с учетом, что это все из-за тебя, в чулане есть швабра. Жнец аккуратно поставил бутылку на скамейку и спрыгнул со спинки, подойдя к Даби. Слишком близко. Пристально вгляделся в скривившееся обожженное лицо. Даби чуть отвел взгляд, следя за безвольно висящими руками. Конечно, теперь он во всю бравировал, но инстинктивный страх перед более могущественным существом, которое может убить одним взмахом косы, все еще щекотал в подкорке, заставлял ежиться и готовиться защищаться. — Люди знают, кто их священник? — медленно проговорил Жнец. Его голос снова стал размеренным, мрачным. Пафосным. И почему его кидает из крайности «древнее бессмертное существо» в крайность «подросток гребаный»? — Ага, конечно, — сглотнув, нарочито раздраженно ответил Даби. — А ты что, не видел на двери табличку «В этой церкви вас обслуживает демон»? Слушай, пожалуйста, иди уже. Меня нервирует твое присутствие. Отца Грегора здесь больше нет, а я же тебе не нужен, верно? Давай не будем создавать друг другу лишние проблемы. Нам нет нужды враждовать. Все-таки не первую сотню лет живем, да? Жнец чуть склонил голову, размышляя о чем-то, а потом отшагнул назад. Даби стало спокойнее. Вернувшись к скамьям, Жнец подхватил полупустую бутылку. Хлебнув, он снова вполне обыденно произнес: — А дверь все-таки придется открыть. Я не могу проходить сквозь предметы. — А? — растерянно вздохнул Даби. — А как ты сюда зашел тогда? — Я отсюда не уходил. — Серьезно? — начал было Даби возмущенно, но тут же оставил эту идею. — Ладно, неважно. Выйдешь через заднюю дверь, там здание по кругу надо обойти. Даби порылся в карманах в поисках ключа. Пристально следящий, но скучающий взгляд нервировал. Поведение, да и внешний вид Жнеца вызывали когнитивный диссонанс. Его хотелось то ли послать куда подальше, то ли отругать, как нашкодившего ребенка, но при этом Даби прекрасно помнил, кто из них двоих сильнее и опаснее. Даби поплелся к двери, в одной руке держа сигарету, а другой позвякивая ключами. Жнец двигался совершенно бесшумно, что, однако, не мешало ему бессовестно булькать бутылкой вина, с которой он явно не собирался так просто расставаться. Интересно, Жнецы вообще пьянеют? Иначе это просто бесполезная трата продукта. На улице накрапывал мелкий дождь, но прохлады это ее приносило. Ну, хоть не ливень. Это было бы хуже. — Кстати, раз уж мы решили разойтись мирно, ты ведь сделаешь мне одолжение и не будешь жаловаться в Чистилище насчет меня? Жнец что-то неопределенно промычал, но кивнул. Этого было достаточно. Даби отошел чуть в сторону, махнув рукой, указывая на дверь. Жнец приподнял брови, но церковь покинул. Подошел к яблоне, задумчиво погладив ствол. — Она умирает, потому что ты здесь, — с неожиданным сожалением произнес юноша, обернувшись. Даби пожал плечами. — Все мы умираем. Тебе направо. Жнец недовольно фыркнул, но отошел от дерева. В глазах отразилось нечто, очень похожее на презрение. Яблоню ему, значит, жалко, а человеческие души косой обрубать и отправлять на мучения в Чистилище — нет. Озвучивать, правда, эту мысль Даби не стал. Неприятности ему были не нужны. Ему хотелось как можно скорее избавиться от потенциальной опасности. Хватало, что он все еще чувствовал на себе внимательный, изучающий взгляд. И ножевого ранения. Решив, что на этом увеселительное неловкое общение можно закончить, Даби зашел обратно в церковь. — Приятно было поболтать, старайся не тыкать в людей ножами. Пока. Даби уже почти закрыл дверь, когда Жнец сделал шаг вперед и быстро сказал: — Эй, подожди. Как тебя зовут? Даби на миг замер, сбитый с толку этой заинтересованностью в его личности. Но потом натянуто фальшиво улыбнулся и повторил: — До свидания. Тебе направо. Не дожидаясь реакции, Даби с хлопком закрыл дверь. Простояв минуту и убедившись, что возвращаться Жнец не собирается, Даби с облегчением вздохнул, запрокинув голову. Можно сколько угодно любить приключения, но с некоторыми вещами лучше не сталкиваться. В конце концов, даже самый заядлый адреналиновый наркоман вряд ли очень хочет повстречать в темной подворотне серийного убийцу из газет с окровавленным топором. Даби вернулся к брошенной на полу мокрой тряпке, запоздало понимая, что за ним до двери и обратно тянется кровавый след. Дано: два литра крови, медленно запекающейся от жары на полу церкви. Найти: как легко отмыть ее от прогнивших голых досок. Ответ: никак, забудь. Провозившись с тряпкой и мылом полчаса, Даби отшвырнул бесполезную ветошь в дальний угол и плюхнулся на пол. — Гребаный Жнец, — многозначительно выдохнул он, глядя в потолок и шаря рукой в поисках сигарет. — Хорошо, хоть не додумался застрелить меня. Мозги бы мои сам соскребал с лавок. Можно подумать, у меня предел мечтаний — провести ночь за перевязками, мытьем полов и стиркой сутаны. Позор для демона Инферно. Хорошо, что никто не узнает. У меня и так репутация всегда была не очень. — Разговариваешь сам с собой? — раздался низкий голос рядом. — Или с парнем на кресте? — Уже три ночи? — чуть разочарованно протянул Даби, даже не поворачиваясь. — Слушай, ты не знаешь, как отмыть от дерева кровь? — Нет. Но знаю, что в чулане припрятаны пару банок краски. И снова совсем не то, чем хочется заниматься. Но выбирать не приходится.