You Don't Get Me High Anymore

Между ними сквозит спокойствие и не остается никакой недосказанности, просто потому что смысла в ней нет. Не остается никакой нервозности и боль сама рассасывается, с теплыми утренними лучами северного солнца. И все вокруг какое-то теплое и обволакивающее, как кокон. Эта элементарная нежность к другому существу, и все оно как-то само собой меняется. Саша старается изо всех последних сил, и спустя время он больше не чувствует той давящей чужой вины. Игорь находит причину вставать по утрам с кровати и видит, как второй понемногу наглеет. Почему-то это радует. Между ними не происходит никаких скандалов и разборок, все становится как-то понятно без слов. Игорь отвыкает просыпаться посреди ночи из-за приснившегося ему звука уведомления. Саша удаляет приходящие смски даже не читая. Лукаво улыбается, ведет плечом и мягко целует куда-то в щеку. Они стараются, каждый день, друг для друга. Узнавая, изучая, запоминая. Привыкают друг к другу и строят свой новый мир, возводя вокруг стены, страхуя, поддерживая, не забывая. И дышится легче, страх проходит, исчезает, вместе с тихим вздохом в чужие губы. Осень. Между ними одна сплошная приятная охровая осень. Оба быстро привыкают к тому, что не одни. — Когда ты уезжаешь? — с улыбкой тянется на пассажирском сидении Саша. — В понедельник, — высматривая нужный поворот, отзывается Игорь. — Хочешь со мной? — Хочу. — У меня будет десять дней стационара, ты там со скуки помрешь, — усмехается он, Кокорин машет рукой и сонно зевает. — Заведу себе любовника, чтобы он скрашивал мои серые будни без тебя, — парирует он с улыбкой. — Идиот, — тихо смеется вратарь. — Но-но! — возмущается Саня. — Твой идиот. Игорь чуть осуждающе качает головой и согласно кивает. Саша больше не спешит и никуда ни за кем не гонится, рассказывает кому-то в красках о прошедшем дне и планирует совместный отпуск. Который когда-нибудь обязательно будет. Игорь привыкает к совершенно новому для себя амплуа чьего-то парня и с интересом слушает чужие рассказы, прижимая телефон к уху плечом. Соглашается на жаркую Кубу, на которую они обязательно когда-нибудь отправятся. И все абсолютно ровно и хорошо, именно так, как они и хотели. Как хотел каждый из них. Саша научился не вздрагивать так заметно от чужих сообщений. Игорь научился отличать тысячу звуков тишины по ночам. Никто из них ничего больше не ждет. Никого из них больше не гложет стыд и любовь. Никого из них не волнует свое место в этом мире. Они абсолютно безразличны друг другу и становятся идеальной парой меньше чем за месяц. Игорь, каждый день, с чужой подачи, уговаривает себя, что его вины здесь нет. Он сделал все, что мог. Он ни от кого не отказывался, он никого не предал. Его никто не любил. Их отношения абсолютно случайные. Они друг у друга случайные и временные. Нет ничего более постоянного, чем временное. — Кто ж тебя отпустит-то со мной? — задумчиво интересуется он. — Я что-нибудь придумаю, — легкомысленно отмахивается Кокорин. — Вот давай без этого, ладно? Мы уже знаем, чем заканчивается твое «Я что-нибудь придумаю», — просит Игорь. — Да ладно, что за скепсис?! — Твое последнее «я что-нибудь придумаю» обошлось мне ремонтом в ванной, — укоризненно кидает он, Саня сочувственно улыбается и разводит руками. — Я не виноват, что у тебя такие тонкие стены. — Зачем ты вообще?.. Так, ладно, не будем об этом. — Андрюха завтра в гости зовет, поедем? — Угу, — бездумно кивает Акинфеев. — Слушай, тебе мои часы не попадались? — Какие? — отзывается Саша, отвлекаясь от телефона. — Черные, то ли потерял, то ли запихнул куда. — В ванной на полке возле душа. — Ну, как всегда, — усмехается Игорь. — Если хочешь со мной поехать, я не против, но чтобы не было проблем у тебя потом. — Да не будет проблем, обещаю, — тут же довольно улыбается Кокорин. — У меня щадящий режим, все дела, мне покой нужен, вот как раз оба и отдохнем. В клубе я сейчас не нужен, у нас нападающих как блох на собаке, — делится Саня. Пока Игорь паркует чужую машину во дворе чужого дома мысли снова уносятся куда-то далеко вместе с ветром, на другой конец города. И он уже почти не злится из-за чьей-то глупой выходки и почти готов произнести имя без запинки и мыслей об одном. Искренне делает вид, что не замечает чужого вздрагивания от уведомления. Саша достает ключи и первым заходит в дом, включая тусклый свет, разгоняющий ранние уже какие-то осенние сумерки по углам. — Как он? — вдруг спрашивает Акинфеев, Саша вздыхает и грустно улыбается, кладет руки вратарю на плечи и ласково гладит шею пальцами. — Не хочу тебе врать, — тихо кидает он, они уже давно не говорили об Артеме, Игорь делал вид, что забыл о нем, а Саша просто старался не напоминать. — Хреново, — признается парень, Акинфеев опускает взгляд и кивает, выглядит совершенно собранным и равнодушным, но Саню этим уже не обманешь. Чувствует чужое беспокойство и боль, хуй знает как, он сам не знает, просто чувствует. — И насколько все плохо? — Вес упал ниже восьмидесяти, — Игорь жмурится, Саня стискивает зубы. — Огрызается на всех, чуть с Ерохиным не подрался. Бледный как смерть, я не знаю, ест ли он вообще, но на базе после обеда его постоянно выворачивает. Я не знаю, Игорь, хуево, что я могу сказать? — Ты говорил с ним? — По работе общаемся, а так… — жмет Саша плечами. — Ясно. — Это пройдет, — пытается подбодрить вратаря Кокорин, тот согласно кивает. — Да, я знаю. А этот? — спрашивает вдруг капитан, форвард устало вздыхает. — Вчера писал опять, скоро успокоится. У него это периодами, раз в год — два. Хуйня, забей. — Мне стоит с ним поговорить? — Нет, все нормально, осеннее обострение. Слушай, может креветок и пива? И какой-нибудь тупейший из возможных фильм, м? — улыбается нападающий, переводя тему. — Съездишь в магазин? — Да, хорошо, — послушно соглашается Игорь. — Еще что-нибудь нужно? — Не, все есть, — Саша целует быстро и легко. Весело, тут же отстраняясь и отпуская любовника. — Только давай не три часа как в прошлый раз. — Я не виноват, это все пробки, — усмехается Акинфеев. — Ну, конечно, ты никогда не виноват, — улыбаясь, фыркает Кокорин и уходит переодеваться. Игорь проезжает мимо ярких светодиодных вывесок города, отражающихся на лакированной поверхности черной машины, мягкий желтоватый свет фонарей перемежается с холодным белым магазинчиков и кафешек. Величие и технологии соседствуют друг с другом за тонированным окном Мерседеса, пока он не паркуется во дворе спального элитного района. Мимо, в поздний вечер, бродят парочки с детьми, из-за времени и количества шикарных машин, бросить свою практически негде. Мерс засыпает, моргнув аварийкой и сложив ушки. Игорь сам не знает почему он поднимается на знакомый этаж и стучится в знакомую квартиру. Наверно, чтобы понять, что беспокоится не о чем, да? Прошел почти месяц, все должно было уже устаканиться и нормализоваться. Вся ревность и переживания. Но Артем действительно выглядит слишком бледным для здорового человека, очередная белая футболка висит на нем большой мятой тряпкой, из-за полумрака и темных кругов под глазами Игорь не сразу выхватывает цепкие голубые глаза на осунувшемся лице. — Можно? — интересуется он, Дзюба отходит в сторону, раскрывая шире дверь, Акинфеев видит откровенный бардак в студии, банки из-под энергетиков, уже наверняка окаменевшие крекеры на кофейном столике и довершение всего початую на одну треть бутылку конька. — Это не за сегодня, не смотри на нее так, — грубо кидает Артем, перехватывая взгляд вратаря. — Исключительно на ночь, так проще уснуть. — И давно ты так? — Ты не мой капитан, чтобы мозги мне полоскать, — все тем же тоном отзывается он, Игорь отворачивается, сжимая челюсти. — Почему не позвонил, если все настолько плохо? — У меня все нормально, не знаю как у вас, — безразлично ведет плечом Артем и падает на диван, оборачивается и раздраженно спрашивает: — Зачем приехал? Игорь сам не знает зачем. Он смотрит на весь этот хаос у вечного чистюли и чувствует, как ему хочется тупо по-бабски расплакаться. Это не тот дом, к которому он привык. Тут нет тепла и света, тут нет чужого привычного запаха свежескошенной травы и табака. Кензо, кажется? Это совершенно не то место, которое он так долго помнит. Зато человек все тот же, несмотря на шипы, хочется по-хозяйски смахнуть пыль и разогнать вечерний сумрак, запереть Артема в душе, включить ему дурацкого Хенкока и дать огромную упаковку печенья. Просто что угодно, лишь бы он не выглядел вот так. Лишь бы оно все вокруг не выглядело так. Да что с тобой не так?! — Господи, неужели ты, правда, меня любишь? — вдруг спрашивает Игорь, болезненно морщась, Дзюба зло щурится. — Я на пиздабола похож, по-твоему? — Ты на бомжа сейчас похож. — Во всех нас живет бомж Валера, — философски машет рукой Дзюба, Акинфеев пораженно машет головой. Господи, почему все должно быть так сложно? — Зачем ты приехал? — снова спрашивает Артем. — Я не знаю, — признается Игорь, растерянно оглядываясь. Привычный порядок в квартире Артема исчез и это почему-то раздражает. Хочется самому взять тряпку и веник и убрать тут все, чтобы вернуть как было. Ему нравилось, как было. Изо всех сил, любыми путями, хочется вернуть все как было. Все такого же родного Артема хочется накормить и хорошенько прогладить утюгом. До Игоря доходит, как дико он скучал по этому месту и человеку. Как дико он скучал все эти недели по своему Артему. Вечно улыбающийся, отпускающий какие-то скрабезные шуточки, трясущийся над ним, как над какой-то реликвией, заботливый и уютный. Настоящий. Взбалмошный, занимающий все пространство вокруг. Пишущий ночами, нахальный, прячущий смущение. Изученный вдоль и поперек. Родной. Домашний. Сумевший каким-то образом стать не просто другом, а семьей. Игорь понимает, как сильно он все это время пытался подогнать под мерки Дзюбы Кокорина. Саша всплеск, новшество, ураганный ветер, раскрасивший его жизнь в одно мгновение. Вратарь видит пустой холодильник, ряд кружек из-под кофе, темные круги под глазами, мятую одежду, равнодушный надломленный голос и пустой взгляд. Пачки из-под чипсов… — Тебе это нельзя, сам знаешь. — А ты кто такой? Я не обязан тебя слушаться, — огрызается форвард, отворачиваясь к бормочущему новости телевизору. — Езжай домой, Кокорин начнет нервничать, что тебя долго нет. Игорю абсолютно почему-то все равно кто там из-за чего будет нервничать. Он не понимает, когда успел так ошибиться. Когда он успел потерять так много. Напоминание о Саше доходит с каким-то запозданием, проходясь волной холода по шее и плечам. Он каждый день несет ответственность за каждую из своих ошибок. Сейчас ее хочется чувствовать меньше всего. Они все друг у друга случайные. Капитан подходит к спинке дивана, останавливаясь за нападающим и осторожно, боясь отхватить вспышку ярости, пальцами касается затылка, мягко гладит кожу и короткие волосы, Дзюба жмурится, от этой ласки хочется одновременно и сбежать, и умолять, чтобы она не прекращалась. Игорь целует его невесомо в висок и обнимает руками за плечи, проглатывая собственную боль. Больше всего хочется остаться здесь. Просто остаться дома. Артем неуверенно наклоняет голову, прижимаясь к чужой щеке. У них никогда ничего не будет. Игорь не бросит Сашу, а Саше больше не нужен Федя. И все, что они когда-либо смогут себе позволить, это полные боли и отчаяния взгляды. У них никогда ничего не будет...