Odor putrescat

      Рик собирал вещи в чемодан, попутно выслушивая ругань своей невесты с каким-то «Лёней», который должен отъебать от неё и забыть о них. Квартира была выставлена на продажу, хорошая замена ей уже подобрана в столице. Всё хорошо, новая жизнь уже на пороге и машет рукой. Но в последние дни после прощания с Сашей, у Хоффмана щемило в рёбрах и болело где-то в сердце. Это очень пугало парня. Он чувствовал, что что-то плохое должно случиться. И это что-то будет связано с Вельсом. Сообщать о своём предчувствии Миранде он не собирался — она откровенно ненавидела и презирала нищую, второсортную, по её мнению, семью.       Лежавший на прикроватной тумбе мобильник зазвенел. «Ну, кто ещё-то?! Вроде дал ясные указания: покрасить стену в янтарный цвет, подготовить её к росписи художником!» — подумал уставший донельзя Ричард. Он поднял трубку, но с другого конца провода, вместо прораба с акцентом, басом заговорил мужчина:  — Добрый вечер, Ричард Хоффман?  — Да, кто это? — оторопев, ответил парень.  — Вас беспокоит начальник полиции Рогозин, можете сейчас говорить?       Байкер искренне недоумевал, что происходит. Время одиннадцатый час, всё хорошо и тут, бах, как снег на голову — полиция. Чего он такого противозаконного совершил? Картинку с Иисусом в инсте лайкнул? «Класс, сейчас ещё под статью «экстремизм» загреметь в тюрьму, и будет мне и работа, и семья, и дети», — неутешительно для себя подвёл итог парень. — Вы в порядке? Можете говорить? — у Хоффмана было ощущение, что он всё это время был в трансе.  — Да, конечно, извините. В чём, собственно, проблема? — поинтересовался Рик, стараясь скрыть беспокойство. — Дело-то вообщем не в Вас. А в Вашем, как нам стало известно, малолетнем друге Александре Вельсе. — от услышанного у Ричарда внутри что-то перевернулось и снова заломило в рёбрах. «Это что-то случилось… И очень плохо кончилось», — подумал про себя парень.  — Что произошло? — на вдохе спросил байкер. — Что с ним случилось? Что он натворил? — почему звонок поступил именно ему на телефон, Рик уже не спрашивал. Он — единственный друг Вельса, и Саша скорее назовёт в полиции его номер, чем матери.  — Что случилось с Вашим другом, сейчас выясняют органы опеки и дежурный психиатр, — голос стал ещё более низким, в нём появилась хрипота. — А вот что он натворил — дело криминалистов, патологоанатома и прокуратуры. Всё что я могу сказать по телефону: он теперь сирота.       Рик сполз по стене на пол, он был в шоке. Он знал, что мисс Вельс не любила сына, на что тот отвечал взаимностью, и всячески занижала его перед знакомыми, родственники уже давно отреклись от неё. Самоутверждалась за счёт мальчика, так сказать. Но убить? Нет, Вельс был слишком невинен для этого, он не мог вот так взять и прикончить ненавистную женщину… Или мог? Изменения в его поведении, Хоффман отметил месяца 2-3 назад. И изменения эти далеко не в лучшую сторону.  — Ричард, Ричард, Вы меня слышите? — казалось, что только сейчас Рик мог снова слышать обеспокоенного начальника, видеть жёлтые стены пустой комнаты, дышать полной грудью, ощущать холодный пол, на котором сидит.  — Я Вас слышу.  — Отлично. Дело в том, что Вам необходимо подъехать в отделение. Желательно завтра.  — Зачем?  — Вам расскажут подробности дела, расспросят о мальчике и дадут с ним поговорить. — честно признался полицейский.  — Я сейчас подъеду! — ни стого ни с сего Рик сорвался на крик. Нервы.  — Гражданин Хоффман, если Вы сядите в таком состоянии за руль, то мне придётся лишить Вас водительских прав и выписать штраф по прибытии! Тем более, что отделение закрыто. Приезжайте завтра с трезвой головой. До свидания! — громкие гудки прервали разговор, отдаваясь эхом в голове Рика. «До свидания», — сказал он уже в тишину. Парень так и сидел на холодном полу, уставившись стеклянными, будто мёртвыми глазами в стену, словно тряпичная кукла, которая не в состоянии подняться без рук кукловода.

Unu-du

ludo sur.