Сквозь время к тебе в обьятья

      Лицо Нортона омрачилось. Его рука, держащая жалкий клочок пергамента, дрожала так сильно, словно мужчина был близок к припадку. Серо-зелёные глаза смотрели в пустоту с такой ненавистью, которую, казалось, ещё не испытывал ни один человек на земле. А впрочем, земля ли это? — Я прошёл такой долгий путь, чтобы узнать, что потеряю всё по его окончанию… — глухо прозвучали его слова.       Огнев-старший зажмурил глаза и с силой тряхнул головой, словно надеялся, что всё происходящее — не более чем дурной сон. — Какая глупость… — с досадой прошипел Нортон-старший. Он судорожно выдохнул и наконец обратил внимание на уже порядком смятый лист пергамента. С необычайным трепетом и осторожностью развернул его и только одними губами прошептал: «Tanatum potes, quod credis…»       Не успел Нортон и перевести это выражение, как его охватил мощный вихрь, буквально сбивший мужчину с ног. Ошалевший от такой неожиданности, Нортон боялся даже пошевелиться. Вместо этого он с интересом рассматривал эту странную «субстанцию», подхватившую его тело.       И, действительно, рассматривать было что, ведь вихрь состоял из маленьких цифр, своей величиной больше похожих на позолоченные снежинки.Однако внешняя оболочка напоминала своеобразный каркас, довольно-таки плотный и твёрдый на вид. У Огнева буквально сперло дыхание от такой необычайной красоты.       Признаться, иногда Безвременье даже нравилось Нортону-старшему своей загадочностью и неизведанностью. Натура бывалого авантюриста давала о себе знать, как никогда. Ведь как только на пути часовщика-пройдохи встречалась какая-то неизвестная ему ранее вещь, он просто не мог пройти мимо, хотя бы не дотронувшись до неё. Иногда мужчина думал: «Безвременье — ещё одна из загадок, которую, скорее всего, разгадать нам не получится… О, Эфларус, не кори меня за моё безумство и любопытство, но клянусь, что если мне удастся выбраться отсюда живым, то я найду способ, как пробраться сюда ещё и ещё без какого-либо вреда. Ведь это почти космос — такой же безграничный и неизученный. Однако здесь всё гораздо глубже и тоньше… Любой живой организм, попавший сюда, просто испарится под «давлением» времени. Здесь оно течёт намного быстрее, неумолимо превращая попавших сюда бедолаг в порошок. Но я обязательно найду способ, чтобы пребывание здесь протекало как можно более безболезненно. Подумать только, сколько тайн и загадок мы сможем открыть для себя. Уверен, владение этой информацией сделает управление временем куда проще, откроются новые возможности, и сила часодейства возрастёт в разы! И тогда… Наступит новый век.»       Растерянный Огнев, опираясь на что-то твердое, встал и как только увидел, что творилось в этом безумном вихре, снова чуть ли не упал. Бледное лицо Нортона-старшего уставилось на другое, появившееся будто из ниоткуда. Оно было словно соткано из позолоченных нитей, что и цифры. Как бы то ни было, утончённое женское лицо с удивлением смотрело на мужчину. Густые длинные волосы, распахнутые от удивления глаза стали ещё больше, чем были когда-то, а губы были слегка приоткрыты от волнения. У Нортона не осталось ни капли сомнения — перед ним стояла почившая Белая Королева. — Я как всегда всё испортил, да? — грустная улыбка тронула лицо Огнева. Ему было так стыдно, что он не смог найти силы на то, чтобы поднять взгляд серо-зелёных глаз на её нежное личико. — Не кори себя, Норт, — её слова прозвучали на удивление ласково. — Ты сделал самое главное — спас нашу девочку… — Прости меня за всё, — с надеждой попросил часовщик.       Но ответа не последовало...       Не успел Нортон перевести дыхание, как вдруг в часовом вихре стали появляться всё новые и новые силуэты. Среди них он без доли сомнения узнал матушку, чьё лицо ещё не было обезображено шрамом. Женщина слегка повернула голову в сторону сына, мягко улыбнулась и, сделав вид, будто ничего не увидела, вновь отвернулась. Огнев отвёл взгляд и увидел лицо Константина Лазарева, которое сияло лучезарной улыбкой. Он увидел милую Лиссу, чьи глаза с любовью и нежностью смотрели на него. А совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, он увидел насмешливые глаза и хитрую улыбку Миракла. Тот демонстративно вытащил толстую сигару, сделал глубокую затяжку и пустил клуб дыма прямо в лицо Огнева, словно пытаясь развеять наваждение. — Миракл, чёрт возьми, вот же засранец…       Далее следовали картины, которые мужчина никогда бы не смог выбить из своей памяти: крылатый бой с Чёрной Королевой, ссора с Лазаревым и страшный скандал с Лиссой, который разрушил всё, к чему так долго стремились влюблённые. Доброжелательные лица когда-то близких ему людей превратились в хмурые маски, выражающие неодобрение и разочарование. Вновь переживая те ужасные моменты, Огневу стало нехорошо…       Тело часовщика резко пошатнулось, он хотел было опереться рукой о часовой поток, но вместо этого его рука пролетела сквозь, казалось бы, твёрдую поверхность. У Огнева в этот момент "вся жизнь перед глазами пролетела". Как бы ему ни было паршиво и мерзко на душе умирать он пока не собирался.       Для нас это был мгновенье. Но для часовщика это падение было длинной в вечность. Он чётко прочувствовал как сначала его рука вылетела из временного потока, ведь оказавшись в "неизведанном" его руку сковал необычайный холод. Да такой, что мужчина чётко чувствовал как его кожа превращается в лёд, а холод просачивается всё глубже и глубже, словно омертвляя. Казалось ещё немного и мужчина целиком очутится в этом пространстве. Вот где уж точно не спастись.       Нортон-старший, открыв глаза, увидел перед собой всё те же насмешливые глаза, ту же тёплую улыбку, столь приятную его сердцу. Обессиленный и раненый часовщик пошатнулся и чуть ли не упал, но его удержали всё те же руки Миракла, которые лишь пару минут назад сжимали добротную сигару. Архитектор, удостоверившись, что Огнев твёрдо стоит на ногах, сказал: — Удачи тебе, дружище.       И зодчий тоже… испарился.