Драбблы по Les Miserables

Анжольрасу часто снятся кошмары. Такому юному, прекрасному, активному, трудолюбивому и талантливому, окруженному множеством прекрасных людей, Анжольрасу, белокурая голова которого полна идей и которого почти боготворят в политическом кружке, и в которого влюблено порядка семи человек, этому самому Анжольрасу они снятся слишком часто. Так часто, что заботливый Ферр настойчиво советует сходить к психиатру, потому что нарушения сна до добра не наводят. Кошмары снятся самые разные, но с одинаковой настойчивостью, будто у него в голове метроном, отмеряющий время его спокойствия. Поэтому на тумбочке у кровати всегда стоит стакан воды, в ногах лежит дополнительное одеяло (почему-то очень часто ему становится ужасно холодно после кошмаров, будто последние капли жизни покидают его тело) и книга из подборки самых унылых от Ферра в качестве снотворного. Потому что уж если Комбеферр признал книгу нечитаемой, значит, простого смертного она срубит почти моментально. За последний месяц подобным образом он прочел «Поминки по Финнегану» и учебник линейной алгебры для механико-математических факультетов. Единственное, что действительно работает с неизменным успехом – книги Коэльо, но их он бережет на случай обострения. Кошмары снятся ему самые разные. Ему снится, как страна летит во мрак. Кровь, беспорядки и необратимо растущая энтропия. Ему снятся тревожные сны, в которых он постоянно куда-то бежит, непонятно от кого и куда. Ему снятся смерти его друзей и его семьи. Но эти кошмары на самом деле редки, а есть один, главный. Не страшный, но вечный, являющийся почти каждую ночь, скользящий в сознании как зажеванная кассетная пленка, затертый, будто ветхая ткань. Он умирает, всегда одинаково. Он умирает за свою мечту, за свое дело, и ему не страшно, но чувство ужасающей, космической пустоты сворачивается ледяными хвостами у него в груди, потому что что-то не так. Что-то очень важное, чего он не может вспомнить, и это изматывает его куда сильнее, чем кровавый триллер о расправе над всеми его друзьями. Он даже воспринимает этот сон как намек подсознания, мол, ты еще не нашел себя, ты должен пытаться отыскать свое место. И он ищет, ищет, сбиваясь с ног, участвует во всевозможных кружках, организациях, научной работе, выступает волонтером, но сердце никак не успокаивается и тревожно ищет чего-то. А однажды к ним на собрание забредает какой-то студент, ошибившийся аудиторией. Взъерошенный и не слишком, кажется, трезвый, он обводит их лихорадочно блестящим взглядом, задерживает свой взгляд на разгоряченном речью Анжольрасе, приподняв бровь и выдает: - Я тут продолжу, господа. Он бесцеремонно проходит за один из столов, вольготно раскидывается на нем и достает из рюкзака початую бутылку вина. И смотрит Анжольраса как ночное кино. Слов для наглеца у того не хватает. И той же ночью ему опять снится обычный кошмар. Ружья, наведенные штыками на него, запах пороха и разлитой везде крови, ружейный дым, от которого режет глаза. Сейчас его расстреляют. Сейчас- Почему-то при тысяча тридцать первом просмотре набившего оскомину сна что-то меняется. Его ладонь сжимают чужие горячие пальцы, перемазанные кровью, и кто-то встает за его спиной. Тревога куда-то уходит, и он успевает обернуться и узнать стоящего рядом прежде, чем пули привычно прошивают его тело. Только в этот раз совсем не страшно. И почему-то он совсем не удивлен тем, кто составляет ему компанию в смерти. С этой ночи Анжольрасу не так тревожно в этом сне, потому что он знает, что будет теплая ладонь, ободряющее пожатие, он останется там не один. На следующей неделе черноволосый незнакомец снова приходит на заседание кружка. Почти трезвый и явно пытавшийся расчесать свои жесткие, как проволока, волосы. Анжольрас едва заметно улыбается. Через полтора месяца, впервые в своей жизни засыпая с кем-то в обнимку на неудобном узком пропахшем дымом и пеплом диване, Анжольрас высыпается как никогда в своей жизни. Впервые за последние три с половиной года ему не снится ни единого дурного сна.