Мама

Глубокой ночью, что есть сил, Лухан барабанила в дверь чужого дома. Хозяйка даже испугалась ночного вторжения, но заметив на пороге бывшую воспитанницу, открыла дверь. — Няня, мне так плохо, — девушка, в слезах упала в ноги Глории, — я чувствую себя воровкой. Я взяла чужое, мне так стыдно. — Проходи, что же ты стоишь на пороге, — Глория обернулась по сторонам и осторожно прикрыла дверь. Уже внутри помещения, она усадила девушку на небольшой диван и присела рядом: — Селена знает, где ты? — Слава богу — нет. Она думает, что я на работе. — Ты работаешь? — искренне удивилась няня, — кем? — Официанткой, здесь неподалеку, в кафе у Джони, — нехотя ответила девушка и отвернулась. — У Джони? — переспросила Глория, словно это место ей было знакомо. А мама знает о том, где ты работаешь? — Да, она сама помогла мне устроиться туда, а я так предала ее. — Лухан уткнулась лицом в ладошки, а Глория, ободряюще приобняла ее за плечи. — Расскажи мне, что случилось? — Она вышла замуж за одного молодого человека, который ее не любит. — сбивчиво начала рассказывать девушка, — Он мне сразу не понравился. Он пришел чтобы сделать мне плохо, а я… девушка утихла, вытирая слезы рукавом. — Ты влюбилась в него? — догадалась Глория, гладя Лухан по плечу, — но, что в этом плохого? Ее вопрос удивил Лухан и она красноречиво просмотрела на няню. Глория отвернулась, поднимаясь с дивана и подошла к окну, всматриваясь в ночной город. — Насколько мне известно, твоя мама за все время, не была обделена мужским вниманием. Уверенна, он не последний в ее жизни. — Но я же предала ее! — не унималась Лухан коря себя за это чувство. — Ты всего лишь влюбилась. — Глория повернула к девушке, заглянув ей в глаза, — И тебе нужно бороться за свое счастье. Если бы я была на месте твоей мамы, то уступила бы. — А что если она его любит? — А он ее любит? — Лухан вопросительно посмотрела на нее, — ты сама мне сказала, что он не любит ее. — Но и меня он не любит. Он меня ненавидит. Сам не раз говорил. — от этих слов девушка горько всхлипнула. — От любви до ненависти один шаг, — Глория отошла от окна, запахнув шаль, накрывавшую ее плечи, — уж я то знаю. Лухан стало не по себе. Она мало что знала о судьбе няни, но поняла, что затронула какую-то личную тему. — Возможно, ты и права. Поговори с ним. Если твои чувства взаимны, то борись за свое счастье, а если нет, то можешь вернуться в мой дом, я приму тебя как родную. С глаз долой из сердца вон. — задумчиво проговорила няня, — А сейчас, пойдем спать, я постелю тебе. — Нет, спасибо, — Лухан попятилась назад, к двери. — мне уже нужно идти. Домой, — соврала девушка и вышла из дома няни, направляясь в сторону бара. Тело дрожало, словно колыхалось ветром, когда Блас раздевал ее, но взгляд был уверенным, бросающим вызов. В какой-то момент, когда она стояла перед ним обнаженная, он посмотрел в ее глаза, а она словно испугалась его, опустив взгляд, активно снимая с него одежду, но Блас не терял надежду полюбоваться ее эмоционально живыми глазами. Влажная ладошка Лухан, коснулась его плоти, и он больше не смог сдерживаться и поцеловал ее в губы, падая вместе с ней на кровать. Он позволил ей быть сверху, давая сделать выбор: встать и уйти или же сесть, и провести с ним лучшую ночь в его жизни. Лухан прервала поцелуй, охватив его лицо ладошками и провела большими пальцами по пухлым губам, словно рассматривая узоры. Мимолетная улыбка тронула губы девушки, в ответ на улыбку Бласа. Ей так хотелось почувствовать себя любимой, и он, как будто понял это. Рука, обнимавшая ее талию, переместилась на лицо. Лухан прижалась щекой к ладони, закрывая глаза. Стало слишком тревожно на душе. Словно перед ней был другой человек. Сняв одежду, они скинули с себя маски, что не давали теплым чувствам вырваться наружу. Зарываясь пальцами в волосы Бласа, она вернулась к его губам, и чуть приподнялась. Руки снова опустились на талию девушки, позволяя ее телу принять его в себя. Она издала протяжной болезненный стон, маленькими коготками впиваясь в кожу, отчего плечи Бласа приятно заныли. Он словно принимал ее боль, помогая порвать преграду, что мешала им. Она снова двинула бедрами, почувствовав новую вспышку боли. Блас больше не мог себя контролировать. Ему словно впервые дали шоколадку, вкус которой он хотел растянуть надолго, позволяя плитке медленно таять во рту. Лухан не могла пошевелиться от невыносимой боли, но Эредиа, кажется, не торопил ее, наслаждаясь проникновением. Когда девушка чуть привыкла к новым ощущениям, то приподнялась и снова опустилась, Блас одним рывком поднялся, уложив девушку на лопатки. Ему совсем не хотелось в этот момент делать ей больно, но он уже не мог остановиться, вторгаясь в ее тело. В его голове возникала только одна мыль — эта девушка не перестает его удивлять. Чего он еще о ней не знает? Опустившись горячим ртом к груди, он зажал губами сосок, и озверел от своего желания, понимая, что он первый, и это неспроста. Еще шире раздвигая ее ноги, он словно хотел полностью войти в ее узкое тело, спрятаться от всех, чтобы никто не заметил его любовь. Обхватив его бедра ногами, Девушка будто клещ вцепилась в него, ощущая, как толчки начинают учащаться. Его лоб покрылся испариной, а тело задрожало. Он упал на спину, чтобы Лухан была сверху и могла увидеть, как его лицо исказилось, издавая стон удовольствия, что она сорвала с его губ. Она должна была видеть, как он кончил, ведь это была ее заслуга. Блас разлегся на кровати, повернув голову вбок, где на простыни растеклось кровавое пятно. Он ждал, когда Луханвыйдет из душа. Хотел поговорить с ней, не приставать с расспросами, а хотелось заключить в свои объятья, рассказав, что его ненависть была ошибкой, а сейчас он понял, что любит ее. Но когда Лухан вышла из душа, то без разговоров выбежала из дома, не заводя разговора, слыша, как позади нее кричит Блас. Эредиа выбежал в след за ней, отчаянно выкрикивая ее имя. Только почувствовав холодок, он осознал, что голый, поэтому вернулся в дом. Воспоминания не давали ему покоя всю ночь, а утром он отправился на работу, пытаясь отвлечься. Где она сейчас? Куда ушла в ночь? Неужели вернулась в бордель, чтобы ублажать нового клиента? Эти мысли не укладывались в его голове. Он теребил в руках телефон, то и дело набирая номер Селены и тут же сбрасывая. Нет, не стоит ей звонить, лучше он вернётся домой и сам узнает, где Лухан. Но дома ее не оказалось, зато Селена выглядела так, словно дождалась парня из армии. Бросилась к нему на шею, так что Бласу пришлось отбиваться от ее поцелуев. — Милый, я так рада, что ты вернулся. Прости меня, я уснула в нашу первую брачную ночь, — Селена все ещё думала, что Блас злится на нее из-за этого. — но я готова все исправить. — Где твоя дочь? — Эредиа остановил ее порывы вопросом в лоб. — В колледже, а почему ты спрашиваешь? — Ты сама хотела, чтобы мы подружились, вот я и интересуюсь, где она? — Блас красноречиво посмотрел на настенные часы, которые показывали десять часов вечера. Селена проследила за его взглядом и запахнула открытый халат, словно внезапно подул холодный ветер. — И правда, а где Лухан? — Ты совсем не смотришь за своим ребенком. А если с ней что-то случиться? — Я позвоню ей, — женщина уже набирала номер телефона, но он был выключен. — Я пойду ее искать, — Блас сорвался с места, но далёко не ушел. Открыв дверь он увидел грязное лицо Лухан. Она смотрела на него совсем по-другому, словно прося о помощи и упала ничком прямо руки Бласа. Вещи были разорваны так, словно ее высекли на площади, а из ран сочилась кровь. Селена громко закричала, закрыв рот рукой, когда увидела дочь. Эредиа громко шикнул на нее и, подняв Лухан на руки, отнес в спальню. — Почему ты несёшь ее к нам в спальню? — сетовала Селена. Она не чувствовала, что ее дочь лежит вся в крови и ей нужна помощь, она лишь видела, что ее место в спальне заняла другая девушка, которую обхаживает ее муж. — Потому что она ближе, — огрызнулся Эредиа, указав рукой в сторону шкафа, — достань аптечку. Со стороны было дико наблюдать за тем, как Блас заботливо обрабатывает раны девушки, а ее мать отрешённо стоит рядом. Эредиа прижег раны на лице, руках и открытых ногах, но не стал осматривать ее тело, не потому что не хотел, а потому что боялся сделать ей ещё больнее. После ночи проведенной вместе, он боялся сделать лишние движения, которые бы могли унизить ее. — Дальше сама, — он протянул Селене ватные диски и перекись, — а мне нужно кое-куда съездить. — он вложил в руки женщины медикаменты. — Куда ты? — Селена выбежала вслед за ним, поймав его на лестнице, — давай я позвоню в полицию, пусть разбираются сами, не оставляй меня. Эредиа развернулся смотря на нее потемневшими от злости глазами: — Иди к Лухан. Имя дочери набатом звучало в ее голове. Оно было новой каплей, которая разлучала ее с Бласом… *** В заведении Джонни было полно народа, а сам хозяин был доволен, словно кот, который наелся сметаны. Он сидел за барной стойкой и беседовал с неизвестным Бласу мужчиной. По его респектабельному внешнему виду можно было понять, что он достаточно обеспечен, что несколько смутило Эредию. Не размениваясь на разговоры, он с размаху ударил Джони по лицу. У голове Бласа возникло мысли о том, что Лухан избил не Джони. Ему удалось в догонку нанести несколько ударов, после чего его схватили за руки и оттащили охранники. Почувствовав тупую боль в животе, Эредиа согнулся пополам, чтобы вновь подняться от удара кулаком в челюсть. — Ты видимо перепутал, здесь не бойцовский клуб, а дом терпимости. — Что ты сделал с Лухан, ублюдок! — Ты не внимательный, у нас нет никакой Лухан. — Ты понимаешь, о ком я. — не унимался Блас, исподлобья смотря на Джони. — Если ты о крошке Сол, то ее сегодня не будет, я отпустил ее домой. Сегодня она отработала деньги, которые должна. Эредиа вопросительно посмотрел на него. — Да, да, теперь этот лакомый кусочек ничего не стоит. Спит за удовольствие, в счёт долга. — Какого ещё долга? — огрызнулся Бласа, тщетно пытаясь вырваться. — Ты слишком много хочешь знать. — Он кивнул охранникам, — вышвырнете его отсюда. — Если я покрою долг, ты оставишь ее в покое? — охранники замерли, продолжая держать Бласа, но не делали попыток вышвырнуть его. — Это уже деловой разговор, — Джони дал знак, чтобы его отпустили, и придвинув стул, сел напротив Бласа. — Она была одной из сам дорогих девочек, и один состоятельный клиент выложил кругленькую сумму за нее, а она обманула, — Джони обернулся вокруг и убедился, что рядом нет лишних ушей, затем наклонился ближе к Эредиа и на пол тона тише добавил: — мне плевать на этого клиента, я бы продал ее другому, например тебе, — он нахально улыбнулся, — только ты мне заплатили за неё. — Сколько она тебе должна? — Блас проглотил его слова, никак не реагируя. Хотелось побыстрее закончить с ним и вернуться домой. Джони поспешил взять салфетку со стола и, вытащив из нагрудного кармана ручку, написал цену. Блас взял в руки записку, прочитав сумму, и удивлено посмотрел на сутенера. — Достаточно дорогое удовольствие, правда? — Джони подмигнул ему, фальшиво улыбаясь. — Я согласен, — решительно заявил Эредиа, — но Лухан не должна ничего об этом знать.  — За молчание придется ещё накинуть. Блас посмотрел на него уничтожительным взглядом и твердо добавил: — деньги будут завтра, — и направился к выходу. — А знаешь, она и правда лакомый кусочек, — сутенер сверкнул глазами в сторону Эредиа, — мне она смогла она смогла доставить удовольствие. Я скажу, что ты купил ее ночи, поэтому она не должна. Кстати, поздравляю с удачной покупкой. Блас до боли сжал кулаки, но поборол в себе желание вернуться и начистить морду Джони и вышел из бара. Дома его встретила Селена, которая обработала раны дочери и с опаской сообщила мужу, что она пришла в себя. Блас тоскливо посмотрел в сторону спальни, но не зашёл, понимая, что он напрямую виноват в случившемся. Ему нужно было время, чтобы решить, что делать дальше, подобрать правильные слова для разговора с ней. Проходя мимо Селены, словно ее и не было здесь, он спустился на кухню.Его мысли были совсем далеко, в прошлом. Налив себе стакан апельсинового сока, Эредиа сделал глоток и, шумно поставив его на стол, направился в комнату Лухан, чтобы лечь спать, ведь место в его кровати было занято ей. Блас мог лечь в любой другой комнате, но он выбрал именно комнату Лухан, чтобы хоть на ментальном уровне быть к ней ближе. Вслед за ним зашла Селена, предвкушая горячую ночь, но Эредиа выгнал ее, ссылаясь на то, что Лухан в любой момент может понадобиться помощь. Блас лег на кровать, поверх мягкого пледа, боясь заглянуть под покрывало, словно он мог затронуть что-то личное, куда нельзя заглядывать, а он уже и так сделал много запрещенного, чтобы позволить себе закутаться белоснежно чистым и невинным одеялом. В темноте, лишь при лунном свете, он рассматривал фотографии, которые лежали на прикроватной тумбочке, умиляясь маленькой девочке, запечатленной на них. А утро встретило его холодной волной, которая разнеслась по телу. Он недовольно поежился и, спустив ноги на пол, сел. Его рука лежала на теплой кровати, но тело дрожало от холода, потому что в этой постели ему было холодно одному, без Лухан. Чувствуя внутри себя обиду за совершенное, он разрешил себе зайти в спальню Селены только после того, как выплатил долг Лухан. Его жена порхала, как бабочка, ухаживая за дочерью так что у Бласа возникли сомнения, не перепутал ли он дом, но дело было в том, что Селена купила для дочери путевку в пансионат на неделю, где Лухан полечится и отдохнет, но на самом деле ей хотелось отправить дочь подальше, чтобы самой побыть с Бласом наедине и вернуть его любовь. Лухан согласилась сразу, как только услышала, что она будет одна, далеко от дома, от Бласа и его пронзительного взгляда, который не даёт ей покоя, каждый раз когда он на неё смотрит. Ей не хотелось разговаривать с ним, она старалась забыть его, как приятный сон, после которого ее ожидала суровая реальность. Она смотрела на маму и ненавидела себя за то, что обманула ее. Скрывшись в пансионате, она и подумать не могла, что совсем скоро увидит Бласа снова. — Селена, я подумал, почему бы нам не съездить отдохнуть от городской суеты? — Эредиа вернулся домой в небывало хорошем настроении, и положил на стол перед женой две путевки. Женщина на секунду подумала, что к ней снова вернулся тот Блас, за которого она выходила замуж, но увидев билеты, ее настроение стремительно угасло. — Но, ведь это отель находится рядом с пансионатом, где сейчас Лухан. — Правда? — неутешительно удивился Эредиа, ещё раз перечитывая уже знакомый адрес, — а я и не заметил. Значит, у тебя будет возможность навестить дочь. *** Ночь была слишком жаркой и Лухан открыла окно, чтобы выпустить прохладный воздух. Раны на ее теле затянулись, а душа… Да кому интересно, что там? А если никому не интересно, то она прочными, красными нитками зашьет свою душу, чтобы никто больше не мог в нее плюнуть, залезть, а потом поселиться, постоянно терзая и раня ее. Но ей не удалось затянуть завершающий узелок — появление Бласа выпустило все эмоции наружу, и нитки разлетелись в разные стороны, выстилая ковровую дорожку к ее сердцу. Ему стоило немалых усилий, чтобы напоить Селену, а потом переступить через себя и позволить ей пользоваться своим телом. Дождавшись, когда она уснет, он ушел из отеля, чтобы теплой ночью залезть через открытое окно и навестить Лухан. Казалось, она не была удивлена, увидев его, хоть ее сердце бешено колотилось, грозя выпрыгнуть из груди. Когда он спустился с подоконника, она лишь отвела взгляд и тихонько попросила: — Пожалуйста, уйди. Но он не уходил, смотря на нее с досадной обидой. Хотелось обнять эту девушку и пожалеть, закрыв от всех, но он стоял, не шевелясь, скованный невидимой колючей проволокой, которая больно жалила. — Разве ты ещё не всё получил, что хотел? Кажется, ты уже достаточно меня унизил? — Я не хотел… Прости меня… — занавески за его спиной шелохнулись, пропускная ночной ветерок. — Простить за что? — Лухан горько усмехнулась, вмиг приняв серьезный вид, — Я сама во всем виновата. Знала, к чему это приведет, но летела на этот огонь, чтобы сгореть, подобно мотыльку. — Прости, что вел себя как последний козел. Если бы не моя глупая обида и нежелание принимать происходящее, все было бы по-другому. — По другому бы не было! — Лухан набралась смелости и шагнула к окну, — мне нужно было раньше думать о последствиях, когда я влюблялась в маминого мужа. Из груди Бласа вырвался вздох облегчения, словно камень с его души упал. Сейчас, когда он понял, что его чувство взаимно, он был готов свернуть горы ради нее, но хочет ли она? — Я обещаю, что больше никто пальцем тебя не тронет, — Сбивчиво начал говорить Эредиа, становясь совсем на себя не похожим, — я убью любого… — Я хочу, чтобы ты больше не появлялся в мое жизни. За ту ночь, мне пришлось много чего вытерпеть. — Лухан отвернулась, смахивая со щеки непрошеную слезу. Перед ее глазами рваными картинками появлялись события той ночи, а Блас словно был там, смотрел на все это, как кинофильм. — Я никогда не чувствовала себя более грязной, чем тогда. Джони, который ходил с маской доброго человека, называющий нас крошками, был очень жесток в своих действиях, а клиент был добр ко мне, но это не помешало ему взять своё. Клиент ни сказал ей ни слова, взял ее без вопросов, а когда выходил, Лухан услышала, что он говорит сутенёру: — Узкая девочка, но она не девственница. После этой фразы они вернулись к девушке, которая за этот промежуток времени, успела одеться. — Разве папочка обманывал тебя хоть раз? — одной рукой, он расстегнул ремень и вытащил его, наматывая на руку. — за предательство тебе следовало бы высечь на площади, но мы и здесь справимся, — Джони махнул сторону клиента, который держал девушку за волосы, чтобы она не могла вырваться, пока сутенёр пробовал качество ремня на ее спине. За болью от ударов, Лухан не чувства, что Джони использует ее тело в своих низменных целях, лишь когда удары прекратилось, и его член покинул лоно девушки, Линарес упала на грязный пол, осознав что с ней произошло. Джони поднял ее голову, смотря в глаза залитые потом и слезами, — Будешь обслуживать нас в счёт долга, — смачно слизав капельку солёной влаги с ее щеки, он брезгливо сплюнул на пол опуская ее лицо к своему животу. Лухан содрогалась от всхлипов, вынужденно обслуживая сутенёра, а когда ее рот был испачкан, она решила, что это всё, пока к ней не подошли охранники, чтобы откусить свой кусок этого сладкого пирога, воплотив с ней самые смелые мечты. — Блас, — ей было сложно назвать его имя, словно это было новым предательством, по отношению к маме, но Лухан надеялась, что так сможет повлиять на него, — пожалуйста, уйди, я хочу побыть одна и забыть всё. — Ты можешь не возвращаться туда. Я купил все твои ночи. — Я больше не буду с тобой спать. Это было ошибкой. — Я не трону тебя, если ты сама этого не захочешь. Прости. — Он перелез через окно, и скрылся в ночи, но пообещал себе, что сделает все, чтобы быть рядом с ней, ведь его чувства взаимны. Селена приходила к дочери всего пару раз, в основном по причине того, что Лухан просила ее отдыхать и не думать о ней, на самом же деле боялась смотреть ей в глаза и в глаза ее мужа, который приходил вместе с ней. Лухан все время казалось, что мама что-то знает и от этого становилось не по себе. Блас не стал надоедать своим обществом, давая ей время, чтобы прийти в себя, а когда Лухан вернулась домой, то решил снова подойти к ней, но уже с другой стороны, дружеской. Лухан надеялась, что во время отдыха в пансионате она сможет забыть Бласа, поймет что это было ошибкой или просто помешательством, но ей это не удалось. Она часто вспоминала Глорию и была очень огорчена, что не может открыто встретиться с ней и поболтать, потому что мама запретила няне подходить к ее дочери. Лухан часто вспоминала Мариссу, жалея, что общение с лучшей и единственной подругой прекратились из-за недоразумения, которое Лухан ошибочно приняла за любовь. Будь Марисса рядом, она бы помогла ей найти выход. Последний день, проведенный на больничном, давался ей особенно тяжело. Мама с утра уехала на работу, пообещав вернуться поздно вечером, а Блас, словно выжидал момента, чтобы остаться с ней наедине. Лухан сидела в комнате, тщетно пытаясь выучить математику и разобраться в своих чувствах. Теорема, которую нужно доказывать, с треском выстраивалась в ее голове, собираясь в логическую цепочку. А в жизни у нее была сплошная аксиома. Ведь она не должна сама себе доказывать, что Блас должен быть с мамой, потому что это очевидно. Ведь если будет по-другому, то она растеряет все части уравнения и зайдёт в тупик. В дверь постучали и в комнату зашёл Блас и внутри у Лухан моментально началась химическая реакция. — Давай посмотрим комедию? Я и попкорн купил. Не дожидаясь разрешения, Эредиа подошёл к ноутбуку и включил диск, присев рядом. Его взгляд был направлен в монитор, а Лухан не могла не смотреть на Бласа. Заметив ее взгляд, он повернулся к ней и потянул тарелку с попкорном. Лухан машинально взяла горсть и положила в рот, чтобы у нее не было возможности заговорить с ним. Из-за солёного вкуса она поморщилась, но проглотила. — Ненавижу солёный попкорн. — Я тоже раньше думал, что ненавижу, а теперь понял, что люблю. Девушка почувствовала стеснение, и немного сгорбилась, понимая, что он говорит о ней. — Отец говорил что за тобой нужно присмотреть, потому что Селена может бросить тебя в любой момент. Теперь я вижу, что это так. Лухан открыла рот и хотела возразить, но Блас повернулся продолжил, — Папа встречался с Селеной, когда узнал, что она удочерила тебя, но вскоре бросил ее, потому что, когда рядом с ней находится мужчина, она забывает, что у нее есть дочь. И теперь я в этом убедился. — Видимо мне свойственно ненавидеть людей прежде, чем понять, что люблю. Я и отца ненавидел… Он сделал паузу, направил в рот очередную порцию попкорна и уставился в экран, на котором шла комедия. Лухан, потянулась к тарелке, и по своей воле взяла солёную воздушную кукурузу, чтобы поддержать Бласа, чувствуя, что стала привыкать к этому вкусу. — Мама умерла, когда я был маленький. Ее убили конкуренты отца. И я всю жизнь винил его в этом, пока не потерял. Ты была права — иметь родителей, это счастье. Жаль, что мы поздно это понимаем. Благодаря ему я сейчас рядом с тобой. И, как бы ты не хотела, я не оставлю тебя. — его ладонь накрыла кисть Лухан, отчего девушка занервничала. Убрав свою руку, она схватила новую горсть попкорна, с жадность запихивая в рот. Эредиа издал добрый смешок: — А говорила, что не любишь. Запей, а не то подавишься, — Эредиа заботливо подал стакан сока. Лухан вскочила с кровати и выхватила его так быстро, что бьёт разлила половину на стол. — Я принесу губку, — мужская рука зацепилась за тонкую талию и остановила ее порыв. — Не стоит, — Бласа снял с себя футболку, оголяя тело и бросил ее на стол. Он сделал это специально, хотел, чтобы она соблазнилась, потому что чувствовала, что Лухан его любит. Он ощущал ее взгляд на себе, выжидая, когда она растает и перестанет сопротивляться своим чувствам. Белая футболка намокла, впитывая апельсиновый сок. Цитрусовый аромат, словно разбудил в Лухан желание. Не понимая, что с ней происходит, она захотела прикоснуться к его телу, вдохнув ставший родным запах любимого мужчины. Она видела между ними какую-то тёплую любовную связь, совсем позабыв про его положение в семье. Позволяя себе вольности, она коснулась губами спины, обнимая руками его живот. Глаза предательски закрылись от ощущения небывалого счастья. — Зачем же ты появился в моей жизни, искушая меня? Блас взял ее руки в свои, и повернулся, заглянув в любимые глаза. — Я не могу так поступить с мамой, она очень много для меня сделала, чтобы ты не говорил. — не смотря на эти слова, Лухан позволяла его губам ласкать свои щёки, которые пылали от поцелуев. — Неубедительно, Линарес, — Блас улыбнулся, покоряя ладонями территорию, которая должна принадлежать ему. Лухан приподнялась на цыпочках, словно тянулась к солнцу, представляя лицо под поцелуи, а руки ответно обняли Бласа. — Твои действия говорят об обратном. — Я не знаю, что мне делать. Во мне борются два человека. Один твердит, что маму нельзя предавать, но я не могу его послушать, когда ты рядом со мной. Даже когда я была в пансионате, то не могла тебя забыть. Что же мне делать? — Доверься мне, — прошептал Блас ей в губы, вовлекая ее в запретный поцелуй. И она доверилась, позволяя ему целовать себя. Привкус солёного покорна, смешанный с апельсиновым соком, стал для нее любимым лакомством. Из головы не выходило, что она по собственной воле предает мать. Эта мысль маленькие молоточки стучала в голове. В какой-то момент, когда их тела пылали, освобожденные от оков, она просто отвернулась от Бласа, словно передумала, но он не отпустил ее, покрывая поцелуями спину Лухан. Он, словно в противовес, нашёптывал ей на ухо слова любви, играя подушечками пальцев на напряженных розовых сосках. Стон, слетевший с губ, был лучшим доказательством того, что она идёт в правильном направлении. Они потеряли счёт времени, занимаясь любовью, не замечая, как из приоткрытой двери за ними наблюдает Селена.