настала пора возвращаться домой

…Крепко зажмурившись и открыв глаза, Юнги замечает человека в плаще и открывает рот, чтобы заорать. Вся его смелость тут же испаряется. Сумка падает на землю. Тень зажимает ему рот так сильно и так резко, что Юнги не успевает глотнуть воздуха, задыхается о ладонь и перепуганными глазами вылупляется на лицо напротив. Он не знает его, не знает этого лица, но он видит длинную зелёную косу из волос, безумный и счастливый взгляд, никакого оружия в руках, и чувствует запах. Сочный запах полыни, запах, бьющий в нос и давящий на голову, будто заставляющий обмякнуть сразу податливо. У Юнги едва не закатываются глаза от того, как сильно пахнет здесь чем-то — горьким и душным. В панике хватаясь за руки, что держат его, придушивают, зажимают к дереву, он пытается крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь, но вырывается только сдавленное мычание, а в ответ: — Тихо, тихо, — не то, которым успокаивают плачущих детей, но которым грубо хватают кошку за шкирку, готовясь швырнуть в закрытую комнату. Юнги моргает. Пытается прийти в себя, и только через несколько секунд бессмысленного избиения самого себя о дерево в попытке освободиться, понимает, что он всё ещё спокойно дышит носом; что рука только давит, не даёт ему выбраться, но не душит со всей силы; что Тэхён, которого боялся увидеть Чимин, прячется так же, как и Юнги. — Я слышал про акрадскую ведьму с зелёными волосами, — горячо шепчет Тэхён прямо на самое ухо, будто его голос может оказаться услышанным за несколько метров сквозь крики и звон стали. — Так и знал, что ты просто самозванец. Когда его рука разжимается, Юнги откашливается и быстрым движением утирает губы. Он с вызовом смотрит в глаза напротив. Такие… Странные глаза. Неадекватные. — Я никогда не говорил, что я — ведьма, — выплёвывает Юнги в лицо Тэхёну ядовито. — В отличие от тебя, мне не нужно прикрываться какой-то магией. Почему ты не там? Юнги показывает пальцем в сторону Хосока и Чимина, голоса которых он всё ещё слышит. И уверен, что будет их слышать. Тэхён бы не прятался просто так. — А зачем? Я не хочу умирать. И мне нужно, чтобы твой мальчик и мой просто разделались с наёмниками. — Почему? — Потому что этот диалог повторяется уже так много раз, — вздыхает Тэхён. — Я пробовал всё: оставить их в живых, убить их, и каждый раз — одно и то же. Но мне нужно, чтобы они остались живы. Юнги не понимает. Он огромными глазами смотрит на Тэхёна, пытаясь разобрать всю ту чушь, что он несёт, но в этой чуши не улавливает самое страшное. Тэхён говорит так, будто знает время наперёд. — Чимин переспит с королевой, — говорит Тэхён, а Юнги только и может что открыть рот и смотреть на него. Колени дрожат от страха, и ни одно слово не может сорваться с языка. — Он никогда не расскажет тебе этого добровольно. И никогда не отдаст своего ребёнка. Ты должен забрать его и принести мне. — Зачем? — выдавливает из себя Юнги. — Ты не можешь вернуться домой. И тебе нужна помощь. Что за?... Что за нахуй? Юнги встаёт ближе к дереву, плотнее, подальше от Тэхёна, зачаровывающего его своим низким голосом. Он помнит эту байку про помощь, которой он наебал Чимина, привязал его к себе каким-то ритуальным контрактом. И одними губами пытается шептать «нет», но от вони жжёной травы у Юнги из лёгких рвётся только нервный кашель. — У тебя не так много времени осталось, чтобы её попросить, — шепчет ему Тэхён на ухо, прижимаясь крепче, вдавливая в дерево. — Ты умираешь. Знаешь об этом? Юнги обливается холодным потом. — Ты знаешь о?... — хрипло спрашивает Юнги. — Не ВИЧ. Твой мозг разрушается от перемещений во времени. Я смогу это исправить, когда ты снова появишься здесь, в обмен на ребёнка. — Зачем тебе ребёнок? — Это единственное, что я не пробовал. Юнги подрывается, загнанно дыша. Ночь мягко накрывает его тёмным небом, кислотными звёздами, полной луной. Юнги дышит так громко, что следом просыпается Чимин. Он вяло спрашивает, что случилось, а Юнги хватается за одежду на груди. Костёр почти погас, Хосок спит сидя, вокруг всё такое, каким Юнги запомнил это место. Но его лёгкие готовы лопнуть. «Юнги, авторизация для снижения давления и пульса». — Согласен, — кряхтит Юнги вслух, хотя мог бы и про себя. — С чем ты согласен? — мямлит Чимин, приподнимаясь. Алекса берёт контроль над гормонами, слишком резко понижая уровень кортизола и адреналина. У Юнги начинает кружиться голова, и он буквально ощущает, как сердце начинает замедляться, агония в грудной клетке отступает. Вместо этого приходит лёгкое чувство эйфории, отсутствия гравитации, обманчивое ощущение полёта, от которого Юнги опускается обратно назад, на локти. Голова начинает кружиться, внезапно начинает хотеться отлить и, в идеале, засесть в кусты, но Юнги делает глубокий вдох, борясь с собственной физиологией. Он мог бы поправить это медитациями, как учила Йошико, но бросает всё на технологии: Алекса стоила денег, пусть отрабатывает. Чимин смотрит пристально и слегка взволнованно. Юнги показывает ему большой палец вверх — этот жест они уже выучили. Чимин всё равно смотрит, не отводит взгляда, и медленно подползает к костру, чтобы подбросить туда дров. Хосок спит, как убитый: он должен был дежурить, но отключился. Это было бы страшно, если бы Алекса даже во сне не продолжала мониторить радиус в метров восемь на то, что может оказаться опасным. У Юнги установлена в голове лучшая сигнализация, стоившая ему целого состояния, но страх за свою жизнь неидеально сочетается с отсутствием желания жить. Так же абсурдно, как этот сон. Дождавшись, когда гравитация вёрнется, Юнги садится и трёт лицо ладонью, ссутулившись над собственными коленями. — Мне… Приснился кошмар. — То есть бандитов ты не боишься, — бормочет Чимин, — но кошмары тебя пугают? — Это был очень реалистичный кошмар. Как будто воспоминания. Они свербят в голове, чужеродные. От попытки прокрутить их начинает тошнить. Юнги снова делает глубокий вдох и медленный выдох: Алекса всё ещё мониторит состояние его организма, но даже она не может приглушить тревожность. К сожалению, помощников не научили синтезировать в мозгу тяжёлые наркотики, но она может создать ощущения, которые человек испытывает от их приёма. Юнги продолжает потирать переносицу, избегая даже мысли о синтетических наркотиках: эта функция есть в его пакете, но попробовав заглушить стресс ею — больше не получится справляться самостоятельно. Юнги держит её на случай, если жизнь станет совсем невыносимой: у него есть честно оплаченная лицензия. Он будет обдолбанным дольше двух часов — Алекса передаст данные в компанию, а оттуда — сразу в полицию. Государство не может запретить тебе легально развлекаться, но торчков не любит никто. Вот смеху-то будет, когда сигнал приведёт полицию к машине времени, возле которой дежурит Хваса. — Что тебе снилось? — спрашивает Чимин. Вряд ли Чимину стоит говорить о контексте сна. Юнги смотрит на него, сонного, немного уставшего, очень красивого и чуть опухшего. Всё это не кажется сном: сны имеют свойство улетучиваться. Мысленно, озарённый от взгляда Чимина, Юнги спрашивает у Алексы: «Алекса, что мне снилось?» «Ничего, Юнги». Ничего. Юнги ощущает на коже тот самый холодный, липкий пот из сна. На лбу проступило пару капель, Юнги быстро стирает их ладонью. — Уже не помню. Чимин пожимает плечом и ложится чуть в сторону, на край расстеленной медвежьей шкуры. — Иди сюда. — Тебе нормально, что мы будем спать в обнимку, пока Хосок дрыхнет, сидя под деревом? — тихо смеётся Юнги. — Если ты попробуешь его разбудить сейчас, он тебе лицо откусит, — Чимин фыркает. — До рассвета спящего дракона лучше не трогать. То, что говорил Тэхён во сне, нервирует Юнги. Даже с Чимином, обнимающим его сзади, странное ощущение реальности произошедшего не отступает. Это воспоминания, но изменённые, о том самом дне, когда Юнги впервые увидел Тэхёна. Воспоминания эти стёрлись перегрузкой Алексы, но сейчас ощущаются в голове так отчётливо, будто их только что поместили внутрь. Юнги закрывает глаза, долго держит их так, а, открыв, сонно смотрит в костёр. Родной край Чимина пахнет дикими травами, пронизан тонкими ручьями и витиеватыми дорогами. Он дикий, незаселённый у границ с королевством, здесь нет больших городов, лишь один. Чимин вырос на ферме, в большом селе, где редко бывает холодно. Это место кажется идеальным для жизни, но море слишком далеко; бандиты, о которых предупреждал Чимин, побеспокоили всего один раз. Они разумно испугались парня в чёрном с короткой катаной. Спросили, не из братства ли безликих Юнги, а он загадочно улыбнулся вместо ответа. Тогда Юнги было почти весело, сейчас — снова страшно. Такое чувство, будто что-то изменилось во времени. Юнги чувствует себя по-другому, другой версией себя, и он жмурится, пытаясь избавиться от ощущения нереальности. Его вышвырнуло в другую ветку — он буквально нутром ощущает это, но мозг отказывается верить. «У нас есть воспоминание о первой встрече с Тэхёном?» «Да, Юнги. Включить?» Юнги смотрит в костёр, но огонь не может выжечь лицо Тэхёна с сетчатки. «Да, включи».

***

Разрушенный храм — сказано сильно. Этот храм больше похож на пещеру из-за обвалившихся камней, давно поросших мхом, землёй, грязью. Чимин указывает на него рукой. — Когда-то он обитал там. — Почему там? — не понимает Юнги. — Он же фея. Юнги закатывает глаза. Сколько раз он сказал, что Тэхён — не фея? Фей не существует. А после сегодняшней ночи, возникших из ниоткуда воспоминаний о Тэхёне, всё меньше доказательств тому, что он фея. Юнги даже не знает, зачем ему говорить с Тэхёном, если он и так всё понимает: Тэхён наверняка из будущего, Тэхён наверняка застал разрушение планеты и, что-то меняя во времени, он пытается получить первого предка Намджуна. — Он не фея, а псих. — Не знаю, — огрызается Чимин. — Почему-то он был там. По крайней мере, когда я был ребёнком. — Я пойду проверю, — Юнги не обращает внимания на злой тон Чимина. Его можно понять: он избегает Тэхёна так же, как встречи с дьяволом. — Я с тобой, — отзывается Хосок. — Чимин, не против? — Да, я всё равно не хочу туда заходить. Похожу по округе, может, найду что-нибудь. Юнги не рассчитывает, что они что-то да и найдут. Но, зайдя в пещеру-храм, задрав голову, Юнги смотрит на отверстие, из которого красиво падает свет. Он понимает, почему Тэхён выбрал это место. Стены здесь расписаны, от пола ничего не осталось, всё поросло травой. В этом мире очень тихо, но в храме — ещё тише: стены поглощают шелест ветра. — Здесь точно живёт псих. Смотри, — показывает Хосок на одну из стен. Вся стена расписана замысловатыми буквами, строчками, фразами. Юнги хмурится и, шагая осторожно, смотря под ноги внимательно, подходит к этой стене. Он оглядывает её всю, она исписана от потолка до пола, нет ни сантиметра чистого камня, и когда Юнги понимает, что именно ему это напоминает, его рот непроизвольно открывается. — Он не псих, — тихо говорит Юнги. — Это координаты. — Координаты чего? — подойдя, спрашивает Хосок. — Времени и пространства. То, что Тэхён из будущего, подтверждают все эти расчеты. Юнги кладёт пальцы на холодный камень, ведёт вдоль одной из формул: он не видел такого расчета, длинною почти в метр. Написанный по старинке, от руки, здесь нет компьютеров. Юнги, поджав губы, волнуясь, оглядывается. На алтаре валяется потрёпанная сумка, пустая бутылка из-под вина и какое-то устройство. Юнги быстро подходит к нему, забыв про всякую осторожность, и берёт в руки прямоугольный контейнер. Это не планшет — тут нет экрана. Юнги водит пальцами по шву контейнера, натыкается на кнопку и, случайно нажав её, открывает. — Это чё? — заглядывает Хосок. — Инструменты. — Не похоже, — Хосок говорит с сомнением. Это не похоже и на те инструменты, которые Юнги видел в своём времени. У них нет таких то ли отвёрток, то ли что это. Странное устройство, запитанное плазменной батареей. Юнги замечает её, но не достаёт, потому что мама научила его не трогать вещи неизвестного происхождения. — Конечно, это же тебе не местные молотки и вилы. Хосок шлёпает по бедру, и звонкий хлопок разносится эхом. Юнги чуть дёргается от неожиданного вмешательства в его личное пространство, локтем ударяет Хосока по рёбрам — не сильно, слегка. Юнги закрывает инструменты и убирает их на место. Он шумно выдыхает. Больше в этом месте нет ничего примечательного, кроме осознания, что Тэхён должен знать что-то о разрушении планеты. Юнги крутится вокруг себя, рассматривая координаты, расчёты, совсем ничего не значащие для него. Он Алексой запоминает всё это, чтобы прогнать потом через машину, проанализировать и найти хоть какой-то ответ. Но резко в поле зрения попадает ещё один человек, и Юнги опускает голову, смотря на того, кто стоит в проходе. Тэхёна. Юнги выставляет руку, перекрывая ею ход рванувшему вперёд Хосоку. Бросив на него один колючий взгляд, Юнги без слов говорит Хосоку замереть, не делать глупых движений. Если Тэхён хотя бы из того же времени, что и Юнги, он прикончит Хосока на месте. — Ты получил моё послание? — спрашивает Тэхён, обходя Юнги с Хосоком полукругом. — Хотя, глупый вопрос. Ты же тут. — Это было послание? То-то я думаю, странный сон. И там не было ничего про «встреть меня здесь». — А ты не понял? — Тэхён почти радуется. — Что это был не сон? — Я не тупой, — жестковато отвечает Юнги. — Разумеется, это был не сон. Как ты это сделал? — Если сейчас я перемещусь во время, когда тебе было пять лет, посажу тебя в шкаф и закрою там на неделю, у тебя очень быстро появятся воспоминания об этом и клаустрофобия, — подмигивает Тэхён. — И ты всегда оказывался здесь, когда я просил тебя о том, о чём попросил. Юнги чувствует, как Хосок опускает руку на рукоять. — Не рекомендую, — Тэхён резко выставляет палец вперёд, указывая на ножны. — Это угроза? — спрашивает Хосок. — Нет, просто тогда ты тут же исчезнешь вместе со мной. А Юнги ты нравишься, не хочу его расстраивать. Хотя, не то чтобы у него будет время на расстройства. — О чём он? — Хосок сжимает рукоять, переводит взгляд на Юнги. — О чём он тебя просил? — Постой, — жмурится Юнги. — То, что происходит в прошлом, влияет на будущее? — Только если это прошлое будет изменено тем, кто находится в будущем. Хосок резко вздыхает, привлекая к себе внимание. — Ты появился, когда мы ещё тебя не знали. Нам приснился сон, что мы видели тебя тогда. — Но тем не менее, ваше будущее не изменилось, — кивает Тэхён. — Потому что есть кто-то из более дальней точки времени. Всё, что вы можете, это перебрасываться ментальными записочками. Юнги напряжённо кивает. Тэхён — из конечного будущего, где Земли уже нет. Юнги оглядывает его с головы до ног, как он выглядит, чем отличается, но он правда выглядит, как обычный местный шаман: весь в цацках, с цветной косой, в расшитом дорогом плаще, совсем без оружия. — Если я оказывался здесь, то видимо и раньше уже отказывался от твоего предложения? — Какого предложения? — Хосок, — шикает на него Юнги. — Да, было дело, — вздыхает Тэхён. — Но просил я менее настойчиво. Не предлагал тебе того, что предложил. — Да о чём вы, блять? — ругается Хосок. — Я предложил ему жизнь, — отвечает Тэхён, — взамен на, всего лишь, ребёнка Чимина. — Зачем он тебе? — с вызовом спрашивает Юнги. — Мне нужно переиграть пару сценариев. У меня кончаются варианты. И я больше не могу бессмысленно скакать во времени. Тэхён указывает рукой на формулы, которые Юнги не понял. Юнги и Хосок смотрят на них, будто олени, и если для Юнги есть хоть что-то знакомое, то Хосок ни черта не понимает. Юнги опускает взгляд, смотрит на Тэхёна. Они молчат, вопросы генерируются без слов, и Тэхён, не меняясь в лице, улыбаясь, кивает Юнги, который даже ничего не говорит. Юнги пугается, что Тэхён может читать мысли. Но и Юнги может сейчас думать только об одном. — Всё это, — Тэхён разводит руками и крутится вокруг себя, — существует, пока я жив. Я — конечная точка. — Если тебя не станет, я умру? — спрашивает Юнги. — Ты давно умер, Юнги. Эта мысль въедается в голову, словно плющ. Жалит крапивой. Юнги сглатывает ком в горле. Он знал это давно, он был уверен в том, что мёртв, но, когда кто-то говорит об этом вслух — это становится реальным. Страшным. Хосок смотрит на Юнги, Юнги ощущает на себе его взволнованный взгляд. — Но да. Когда меня не станет, всё, что было до меня, исчезнет. Юнги, впервые садившийся в машину времени, ощущал себя Богом. Но сколько раз он уже проживает эту жизнь, ведомый Тэхёном? Стоит ли его жизнь хоть чего-то? У Юнги опускаются руки, всё желание бороться, спасать мир — улетучивается. — Докажи, — выплёвывает из себя Юнги, потому что сказать ему больше нечего. — Ты стал первым путешественником во времени, — по-детски восторженно улыбается Тэхён. — Легенда моего времени. Ты был первым, кто сошёл с ума от пространственно-временного кризиса. Твой мозг потом очень долго изучали, знаешь. Юнги начинает тошнить, а ладони противно мокнут. — Так люди поняли, что они не должны путешествовать во времени. Человеческий организм, психика и нервная система не могут выдержать самого понимания, что такое время, пространство. — Так я, — снова сглатывает Юнги, прикрыв глаза. Он коротко мотает головой, будто в отрицании. — Сошёл с ума? — Да, тебя помотало по времени. У тебя в мозгу, — Тэхён пальцем хлопает по виску, — началась дегенерация, которой медики ещё не видели. Тебе начало казаться, что всё нереально, но лечили тебя как от обычной депрессии и дереализации. — И что со мной стало потом? — Не знаю, я читал только учебники, которые написали на основе… Твоей проблемы. — А ты почему не сходишь с ума? Сколько ты живешь не в своём времени? — О, тема с помощниками сильно продвинулась. Мы вынесли наших помощников как отдельный организм. Они даже могут выносить ребёнка — пришлось что-то придумать, фертильность была практически на нуле. Мы начали кибернетизировать мозг, когда поняли, что шансов немного: или искать во времени решение уничтожения планеты, или отправиться в космос в полной отключке. — Но даже у нас уже не было ресурсов для выхода в открытый космос! — Юнги говорит слишком эмоционально. — Это точно. Ким Намджун стал национальным врагом. Если бы не его проект по спасению экологии, не началась бы последняя война на Земле. Ресурсы были, их оставалось немного, но ты понимаешь… Тэхён разводит руками снова. — Люди, как всегда. Всё похерили. — У нас был шанс спасти планету? — сипло уточняет Юнги. — Нет, — Тэхён улыбается. — Ваш проект привёл к тому, что оставшиеся ресурсы на Земле кончились раньше предполагаемого срока. По разным причинам. — В этом был виноват я? — Нет, ты просто ходячее пособие для учебников. Намджун. Он заканчивал расчёты. Он вёл всю работу. Для реализации вашего проекта требовалось больше, чем Земля готова была отдать. Люди начали буквально драться за эти ваши разработки. Тратить на них всё, что осталось. Ты даже не представляешь, сколько машин времени были произведено. А вас, кстати, наебали. После продажи проекта… Юнги не умеет предвидеть будущее, и судя по всему, он, человек из далёкого прошлого, не может предвидеть совсем ничего. Ни изменить свою жизнь, ни выбрать другой путь. Он бы думал, что пьян, но пил только воду. В его глазах застывает соль. В его напуганных правдой глазах лицо Тэхёна, как отражение единственного Бога этого мира — всё существует, благодаря ему. Последнему человеку на Земле, последнему выжившему планеты, сохранившему кое-как примитивный человеческий род, который не смог удержать себя в этом мире. Ничего не осталось, и Юнги, примерзнув к месту, хочет бежать от правды, но бежать некуда. Он — всего лишь память Тэхёна, чей-то след в истории, местный сумасшедший, затерявшийся в лесах воображаемого пространства. И он видит, как реальность содрогается. Изо рта Тэхёна вырывается ярко-жёлтая с оранжевыми вкраплениями кровь. Глаза Юнги распахиваются так широко, что начинает болеть голова. Повышается давление, пульс, адреналин подскакивает до неадекватной отметки, всё вокруг обретает красный оттенок, Алекса кричит, прося авторизовать стабилизацию. И Юнги ощущает, как его реальность содрогается снова — в голове раздается оглушительный звон бьющегося стекла, обращающийся в тихий гул. Юнги опускает взгляд. Ровно под грудью Тэхёна видится лезвие меча. Оно пробило его насквозь, и сам Тэхён, растерянно вздрагивая, хватает воздух губами. В месте, где металл соприкасается с телом, искрит, и вместо крови на мече густой жёлтый гель. Тэхён не человек, и Юнги теряет самообладание от мысли, что он уже давно не человек. Всё то время, сколько Тэхён манипулирует временем, он — не человек. Последний выживший человек — скорее андроид, и Юнги не понимает, что произошло. Он не может кричать, не может говорить, не может ругаться, не может дышать, когда, сделав дрожащий шаг в сторону, видит за спиной Тэхёна Чимина. Лицо Чимина злое. Оно настолько злое, что Юнги умирает внутри. Его взгляд ледяной, ненавидящий. Лицо перекошено искренним гневом, желанием мести, никакого здравого смысла. Чимин — раскалённый нерв, пальцы сжаты добела, Алекса идентифицирует его, как опасного. Он щурится, губы плотно сжаты, корпус чуть наклонён, будто охотится на самое страшное в мире чудовище. Гул в голове нарастает, и Юнги снова падает в отсутствие гравитации. Он медленно поворачивает голову вбок, смотрит на Хосока, выглядящего удивлённым не менее. Хосок поднимает руки и смотрит на собственные пальцы. Юнги кажется, что они идут рябью. Земля уходит у него из-под ног. — Что ты наделал?… — выдыхает Юнги, смотря на Чимина. Чимин будто бы включается. Гнев пропадает с его лица постепенно, сменяясь на раздражение, затем — на равнодушие, и то — на панику. Юнги перестает понимать, кто он, его «кто-то» возвращается на сцену, берёт управление. Всё вокруг начинает становиться не просто нереальным, но не существующим. Будто теряясь, Юнги оглядывается вокруг себя. Всё та же пещера, оставшаяся на месте разрушенного храма, единственные звуки издаёт Тэхён, пытаясь говорить. Его булькающая речь привлекает к себе внимание, по мечу снова ударяет ток, и Чимин, будто увидев эти искры, пугается так сильно, что выдирает сталь у Тэхёна из груди. Тэхён падает на землю, Чимин делает шаг назад. Он смотрит сверху вниз на Тэхёна, обливающегося гелем, пытающегося руками зажать рану в груди. — Я… Я… — мямлит Чимин, ничего не понимая. Из разреза торчат провода, глаза у Тэхёна меняют цвет вместе с волосами. Он вяло, пульсирующе светится, будто готов взорваться, и Юнги понимает, что это конец. Они стоят вокруг умирающего Тэхёна, все втроём ощущающие, как исчезает это время. Плывут границы, реальность стирается, Юнги не понимает почему — но он плачет. Он осознаёт, что так стираются воспоминания, погружаются в чёрный цвет. Лёгким движением руки и клинка, память убила Тэхёна, и вся эта боль поднимается из глубины его души. Перед глазами Юнги проносится конечная точка существования цивилизации — выжженная пустыня Марса, красно-коричневая, пронизанная кратерами. Все те потери, что пережило человечество по вине самих себя: всё это лежит в памяти Тэхёна, оно растворяется в глубоком непонимании Юнги, кто он такой, что он такое, где он сейчас. Настоящий ли он, раз меч способен убить конечную точку; существует ли он, если испытывает страх потерять; в каком он году, как вернуться назад, кого звать на помощь, если не осталось никого больше. Время утекает сквозь пальцы, нарастает гул. Юнги смотрит на Чимина, застывшего в шоке, и понятия не имеет, как смириться с собственной смертью.