настала пора возвращаться домой

В комнате гробовая тишина. Юнги не уверен, что за последние пять часов они с Намджуном перекинулись более, чем десятью словами — по два «пиздец» в минуту. Забравшись в кресло, закинув ноги на подлокотник, зажавшись, сунув большой палец в рот, Юнги грызёт ноготь, думая каждый час об одном и том же, прокручивая одни и те же мысли. Он не пришёл ни к чему новому, кроме как к пониманию, что будущее — мертво. Что они — прошлое. То, что его не существует на самом деле, что не существует Намджуна, до Юнги доходит уколами, наплывами, с каким-то неверием; всё это — ошибка. Вот он, вот он смотрит на себя, вот он — испытывает этот прохладный ужас, облитый сиропом непонимания, что именно произошло. Как это может быть ненастоящим? Как человек может вообще в действительности поверить, что его нет сейчас? Мыслю, следовательно, существую — наёбка для уёбка; Юнги думает, как же так. Они же открыли перемещение во времени, они прожили долгую жизнь вместе, и Юнги отлично помнит самое её начало. Его останки органической памяти сохранили грустные моменты детства: пустой холодильник, ограниченное количество талонов на еду, отсутствие возможности превысить лимит разрешаемых к покупке продуктов. Юнги помнит, как кричали мать с отцом, как делали вид на людях, что у них всё в порядке, чтобы не попасть под надзор социальных служб. Юнги помнит это. Как это может быть ненастоящим? Как всё, что он сделал, может быть всего лишь абстрактным прошлым? Он не может в это поверить, это просто не укладывается в голове. Он смотрит на напряженного Намджуна, втыкающего в одну точку, и понимает, что Намджун пытается обдумать то же самое, и их гениальные мозги не выдерживают такой реальности. Юнги смотрит на свои пальцы. Он чувствует их. Ощущает прохладу воздуха, слышит шум техники; вечером должна прийти Хваса, отпраздновать и отправить проект по восстановлению экологии всем вместе, порадоваться будущему богатству. Юнги знает, что ничего теперь отправлять нельзя. Видимо, их проект повлёк за собой разрушение всего мира. Они где-то облажались; Юнги представить себе не может, где. Его рука — чёткая, правильной формы, со вздутыми венами, ставшим более широким от тренировок запястьем. Все эти десять лет он работал над собой, становился сильнее, ему было и больно, и одиноко, и холодно, он умирал день за днем, пытаясь взрастить на своём месте что-то более совершенное, пригодное к жизни. И тем не менее, его уже нет. Он остался где-то тысячу лет назад до полного уничтожения планеты. Единственный человек, кто знает что-то — Тэхён, и Юнги уверен в этом больше, чем во всем остальном. Может быть, это какая-то петля. Может, это не будущее вовсе. Может, может, может — миллиарды возможностей без ответов, только ментальный крах всех осознаний, картинка посыпалась, Юнги даже не подставляет руки, чтобы поймать. Тэхён пристал к нему не просто так. Не просто так он говорил с ним, бросал эти полунамёки. Глаза Юнги открываются шире, его ладонь сжимается в кулак и легко ударяет по крепкому бедру. — Ему нужен был ребёнок Чимина, — внезапно выдает Юнги. — Зачем? — Не знаю. Кинк? — Нет. Если предположить, что он из будущего, и он знает что-то… Юнги резко прикрывает рот ладонью, сдерживая какой-то уж слишком манерный вздох. Его глаза — огромные, и он смотрит на свои колени, которые тут не при чём, но может быть при чём-то он сам. Это безумная идея, но: — У тебя осталась ДНК Чимина? Намджун удивляется. — Да. Я сохранил в базе. — Сверь с моей. До Намджуна доходит, что именно имеет в виду Юнги. И он смотрит на него, как на идиота, или как на того, кто трахнулся со своим… Предком? У Намджуна на лице изображен сломанный мыслительный процесс, и он возвращается к компьютеру медленно, не веря, что именно сейчас будет делать. Юнги смотрит на него пустым взглядом, в котором на самом деле просто слишком много, чтобы отобразить. Эта идея — безумная, но все безумные идеи, которые выдает Юнги, всегда оказываются правдивыми. Юнги ждёт напряженно, пока Намджун сравнивает генетические коды, и кусает свой многострадальный большой палец, прогрызая кожу и отламывая ноготь. Такая себе привычка для тридцатилетнего человека, но он не может от неё избавиться. — Нет совпадений. Юнги выдыхает: всё это время он задерживал дыхание. Так, ладно. Здесь мимо. Тогда зачем… — Но… Юнги тут же вскидывается и нетерпеливо выпаливает «что, но?». — Есть совпадения с моей… — мямлит Намджун. Бинго. Такое себе бинго, конечно… — Он мой прямой предок. Значит, Юнги трахнул не своего родственника, а пра-пра-пра-пра-пра-пра своего лучшего друга. И Намджун уебал своего пра-пра — и это звучит скорее как комедия, чем горькая реальность с финалом в виде апокалипсиса. Намджун хватается за голову, а Юнги садится нормально, упирается локтями в колени и подпирает голову, держит себя за подбородок, продолжая вжимать палец в губы. — Алекса. — Да, Юнги? — её голос раздается в колонках. — Заморозь проект «Реинкарнация»… — Юнги! — Намджун подскакивает. — Заархивируй его и… — Юнги, ты не можешь!... — Убери под… — Юнги, чёрт, хватит! — кричит Намджун и сшибает колонку. Юнги резко поднимает на него взгляд. — Мы должны отправить его! — Зачем? Чтобы вся эта грёбаная планета полегла? — Может из-за этого она и полегла! Из-за того, что ты стёр все наработки! Они сверлят друг друга взглядами. Юнги редко видит по-настоящему злого Намджуна; последние десять лет он держался, как мог, ища компромиссы и стараясь смириться со своим поехавшим крышей лучшим другом. — Мы должны вернуться в прошлое. Намджун сглатывает, выпрямляется и со вздохом отводит взгляд. Юнги не держит паузу, а продолжает сразу: — Мы с тобой думали об этом. Но сейчас у нас нет других вариантов. Нам нужно вернуться. Намджун молчит, и Юнги дает ему время. Он просто смотрит на его профиль, на сталь руки, выглядывающей из-под безрукавки. На напряженные губы и на взгляд, в котором видно, что Намджун знает — это их единственный вариант, только принять почему-то не хочет. — Джун-а… Чимин — твой предок, — раньше Юнги бы продолжил осторожным тоном, негромким, но сейчас он просто говорит. Ровно и слегка безразлично. — За его ребёнком не просто так охотился чувак, который точно знает что-то. Мы просто обязаны, — Юнги давит голосом, — найти его. Намджун не думает долго, это не в их природе. Он кивает пару раз, вздыхает и тянет волосы на голове, пытаясь, видимо, уложить это всё в голове. Но оно не укладывается, и Юнги научился в прошлом, что иногда нужно не думать, а просто делать. — Как мы назовем этот протокол? — спрашивает Намджун с невесёлой ухмылкой. И Юнги, улыбаясь ему в ответ, поднимается с кресла, ощущая себя готовым отправиться уже сейчас. Он, на самом деле, был готов уже давно: порядок действий записан в его голове скриптом, чтобы ничего не забыть. Юнги готовился именно к этому: все его новые разработки, единственная наука, которой он занимался, была связана с временем тем, где он чувствовал себя собой. Где был счастливым. Теперь то время мало отличается от настоящего: они оба в прошлом, пусть Юнги и не укладывает это в голове окончательно. Новая глава его истории — переписанное старое. Он бы вспоминал поцелуи на теле и прикосновения рук, если бы строго настрого, под пароль не поместил все воспоминания, разрешая прикасаться к ним раз в неделю, не болеть по ним сутками. Сейчас, предвкушая древнее прошлое, время которого им неизвестно — у них есть только координата в полотне пространства — Юнги болит по доступной памяти о вкусной еде и кроватях в шерсти. По ощущению адреналина, ужаса, побуждающего его становиться не машиной, не киборгом недоделанным, а человеком. Тем самым, диким и настоящим, которых сейчас называют чокнутыми, по одному из которых Намджун пишет книгу — «провалившиеся путешествия во времени». Ладони Юнги нервно сжимаются в кулак, его улыбка становится более животной, а дыхание будто открывается новое, второе, раскрываются лёгкие. Он смотрит на Намджуна сияющими глазами. Впервые за десять лет его глаза горят. — Возвращением домой. Он готов сражаться в том времени, но он не уверен, что готов увидеться с ними. Этой ране даже за десять лет не было суждено затянуться. — Запустить протокол? — раздаётся голос Алексы из свалившегося на пол динамика. — Запускай. Намджун не осуждает его, но закатывает глаза. Скрипт включается, и Юнги машинально движется к шкафу, из которого достает сумки и забрасывает в них весь список, диктуемый Алексой, не думая. Его взгляд стреляет от полки к полке, и в рюкзаке оказываются все необходимые медикаменты, ферменты для расщепления жёсткой еды, иммунно-сыворотки, и вещь, которую Юнги идёт забирать из ванной. Скрипт чуть сбивается на ней, потому что Юнги замирает неуверенно, тормозя порядок действий, но его рука, движимая Алексой, тянется к изолирующей смазке. Когда он возвращается в комнату и кидает Намджуну его сумку, Намджун уже переодевается, параллельно разговаривая с Хвасой по голографической связи. Юнги прерывает их: — Тебе ещё понадобится перчатка. Твоя рука привлечет там много внимания. Намджун застегивает углеродный костюм — доработанная версия того, что Юнги отдал Йошико и так и не забрал. Юнги отворачивается, глядя на свой костюм, размера более маленького, и сжимает его в руке. Ткань на ощупь мягкая, обычная, глубоко-чёрная; по ней не скажешь, что об неё сломается наконечник летящей стрелы. Юнги заставляет свой разум заткнуться; он всегда сможет вернуться назад, вперёд, двинуться во время, где оставил костюм, но даже если… Даже если Йошико не уничтожила его. Какая разница? Они все — не существуют. Осознавать это — невозможно, и с пустым выражением лица Юнги надевает костюм. Задаваясь вопросом, зачем он это делает. Ведь даже, если он умрет, ничего не изменится — он погиб уже в будущем. Юнги не может об этом думать. Он просто не может об этом думать. Сверху на углеродный костюм летит ткань, имитирующая хлопок. Глубоко-чёрные костюмы, подвязанные поясами, в которых косплеить ассасинов из прошлого, и именно там, у фандомных швей, Юнги и заказывал их. Они с Намджуном накидывают плащи поверх и смотрят друг на друга. Намджун скептически оглядывает Юнги, когда тот вешает себе на спину ножны с облегчённой катаной, выплавленной из материалов будущего в кузницах времени Йошико. Носить меч на спине — глупая затея, но Юнги слишком низкого роста, чтобы без проблем размещать удобное боевое оружие на бедрах. — Ты уверен, что тебе это нужно? — уточняет Намджун. — Да, — бурчит Юнги, старательно закрепляя пояса. — У меня нет протеза. Намджун огибает его, чтобы помочь; он стоит за спиной, и Юнги даже так, не глядя на него, впервые за долгое время ощущая Намджуна так близко, вспоминает, каково это. Быть сильно ниже его. Только раньше он ещё и был физически слабее, а в их единственный раз вместе, больше, чем друзья — он был снизу; теперь Юнги не уверен, кто из них ведущий, а кто — ведомый. Пока Намджун возится с ножнами, Юнги вешает на бедро нож, подаренный ему… Ими. Но заточенный — им самим. — Слушай, Юнги… — М? Юнги оборачивается. Намджун слишком долго заправляет один ремень, он не смотрит в его глаза. — Ты правда думаешь, что нас уже нет? — Не знаю. Он думает — правда, но произнести это вслух не может. Намджуну достаточно ответа нечестного, он всё слышит по тону голоса, и вместо того, чтобы продолжать дискуссию, просто хлопает Юнги по плечу. — Ладно. Дождёмся Хвасы и отчалим. Она проследит за техникой. — Ты готов? — спрашивает Юнги. — Конечно, — Намджун забавно двигает шеей из стороны в сторону, будто какой-то попугай. — Это моё первое нормальное путешествие во времени, не считая того, где я уебал своего деда. В этот раз всё по-другому. Вставая в машину, рядом с Намджуном, глядя на Хвасу, вооруженный до зубов, Юнги знает, что делает. Куда идти, как и с кем говорить. Как добиваться того, что нужно, и чего ожидать от мира, где законы совсем другие. Кого искать: их имена, социальные положения и статусы. Чем он может заболеть, от чего может просто сорваться психика. Юнги распаковывает воспоминания, которые держал подальше, но, когда те наполняют его голову, отчего раньше он становился сразу же несчастным, разбитым, Юнги ощущает злость. Предвкушение, страсть, жар внизу живота: мысли о «них» наполняют его жизнью, и даже несмотря на то, что он узнал, что будущее — есть, и там нет ничего, кроме смерти, он думает о движении назад, в мир, где будто бы… Всё настоящее. Будто бы. Ключевая фраза. Но теперь это не ошибка, не случайный залет куда-то в мир неандертальцев, а полноценная миссия. Юнги не планировал видеть их, он не хотел этого тогда, зная, что назад вернуться не сможет. Но чего сейчас стоит его жизнь? Чего? Всё, что он умеет — это сражаться. Он разучился думать, разучился жить в своём времени, и времени его, скорее всего, и вовсе нет. Юнги кивает Хвасе. Он не боится того, что ждёт его там. Потому что знает, чего он, а не его жизнь, стоит сейчас. Его зовут Мин Юнги, ему тридцать два года, и его обучала одна из самых легендарных самураев пятнадцатого века. Путешествие во времени никогда не давалось ему так легко. — Какого?!... Юнги, держась за дерево, справляется с накатывающей тошнотой. Намджун кашляет, согнувшись, а Юнги, со зрением плывущим, уже привыкший к солнечному свету, воздуху — проживший почти все десять лет и так в прошлом, моргает, восстанавливаясь куда быстрее. Перед его глазами много зелени, на которой, на земле, куда обращается его зрение, ориентируясь на слух, видит две коричневые кляксы. — Мы же!... Вы!... Они почти орут, шебурша, собираясь, перемещаясь, отрываясь друг от друга махом, размазывая Юнги всю картинку. Он не уверен наверняка, в какой этап времени метнулись: тогда, когда они хотели вернуть его, или когда уже вернули, или чуть после. И Юнги, словно безумец, начинает улыбаться, слыша проклятия. — Вы… — вопросительный тон голоса более низкого, запутавшегося. — Кто? — Да, да… — выдыхает он, смеясь отчего-то, легко. — Это я!... Они не подходят к нему, а когда Юнги собирается с сознанием, моргает ещё несколько раз и выпрямляется, выдыхая, он видит Чимина, валяющегося на земле у костра. На Чимине почти нет одежды. Хосок стоит, опасливо глядя издалека, и Юнги… Встречается с ним взглядами. Он смотрит в его глаза и замолкает. Смех застревает в груди. Он смотрит в глаза Хосока, который нисколько не изменился, но его взгляд не понимающий ничего, не узнающий, и Чимин смотрит с таким удивлением, что у него открывается рот, нижняя челюсть почти отпадает. Слишком рано. Они переместились слишком рано. Намджун понимает это и кладет ладонь на плечо Юнги, сжимает его, произносит над ухом «нам нужно вперёд», но Юнги смотрит на Хосока и Чимина, и не может дышать. Дистанция между ними — несколько шагов, и Юнги так тянет, так порывает подойти, прикоснуться к его щекам, прикоснуться хотя бы… Один раз. Его сердце загоняется, бьется быстро, слишком быстро, чтобы выдержать это, и слёзы наворачиваются на глаза. Хосок не узнаёт его. Потому что он ещё его не знает. Чимин косится на меч, и Намджун резко показывает на Чимина пальцем, замечая, что тот движется в его сторону. Чимин замирает очень резко, застывает, примерзает к земле, потому что сейчас для них обоих, что Намджун, что Юнги выглядят, как убийцы. Профессиональные киллеры с самых диких и далёких островов; Юнги знал, что делал, когда заказывал эту одежду. И он знает, что Хосоку с Чимином есть чего бояться, видя перед собой убийц. Но Юнги улыбается. Две слезы на его щеках; и улыбается, дрожит в руках Намджуна, которые держат его, не дают двинуться, будто одержимому. Он влюбился в иллюзию, в тех, кто его не знает, для кого он — чудак из будущего. В этой картине мира они не видели его лица, не трогали его тела, но Юнги готов сорваться даже так, потому что, разблокировав воспоминания, он ощущает всю ту тоску, которую ломал в храмах Японии. Всю свою любовь к ним. Десять лет войны — с самим собой, с бандитами Эдо, сражаясь с Йошико плечом к плечу, заставляя себя забыться. Он вспоминает все так резко, что его колени едва не подкашиваются. Хосок не понимает, почему элитный наёмник смотрит на него так, будто увидел любовь всей своей жизни. Погибшую и восставшую из мёртвых. Юнги заставляет себя собраться, взять свои нервы в руки. — Послушай… — начинает он, и его голос хрипит. — Хосок. Хосок делает шаг назад. Его дыхание сбивается. — Чимин. Чимин дышит со своим капитаном в унисон. Они трахались здесь — Юнги видит это по ним, по синякам на их теле, по следам поцелуев жёстких. Он прикусывает губу, зная и видя по Чимину, помня, какой раньше у них был секс, но сейчас это всё не его дело. Сейчас они никто друг для друга. — Это выглядит дико. Я знаю. Хосок кивает. — Но это не магия. Постарайтесь никому не рассказывать об этом. Я знаю, что вы не расскажете, потому что тогда у вас спросят, что вы делали в этом лесу. У вас появятся эти воспоминания потом. И когда они появятся, — Юнги чеканит, — запомните очень чётко. Вернитесь в замок. Вернитесь в замок и не выходите оттуда, пока я не вернусь. — Ч-чего?... — только на это хватает Хосока. — Вы встретите меня из прошлого, — продолжает Юнги. — Когда вы отправите меня домой, возвращайтесь в замок. Чимин должен находиться там. — Почему? — ошарашенно, но спрашивает Чимин, так и не двигаясь, даже не меняя позы. — Дело в Тэхёне. У Чимина белеет лицо, а Хосок начинает агрессивно переглядываться: то на Чимина, то на них с Намджуном, и его дыхание из панического и загнанного становится злым. Он дышит носом сильно. И он верит. Достаточно одного имени, чтобы поверить. — Кто вы такие?! — рявкает он, подаваясь вперёд, забываясь, понимая, что здесь намного больше, чем просто убийцы из другого мира, чуждого местным. Юнги улыбается ему. Нежно, так, как он давно никому не улыбался, как давно ни на кого не смотрел, и Хосок отчего-то тает. Злость с его лица стирается: он ощущает подвох, ощущает что-то, что, как Юнги хочет верить — их связь, протянувшаяся сквозь времена. — Сири, свяжись с центром управления. Настройка на полтора градуса, направление аналогичное, шаг — ноль-три пространственные единицы… — Меня зовут Юнги, — он говорит спокойно и ровно, и когда переводит взгляд на Чимина, произносит ему очень чётко. — Запомни, что, когда увидишь зеленоволосую девушку в лесу, похожую на меня — ты должен ударить её по голове. — Зачем? — сипло спрашивает Чимин. — Зачем мне бить девушку? Юнги ухмыляется. — Затем, чтобы история пошла так же. Время схлопывается: перед глазами всё начинает сиять, и рука Намджуна остается единственным физическим, что ощущает Юнги, пока его кишечник растягивается на миллионы световых секунд. Их движение останавливается сразу, как началось, и они снова падают на землю, но на этот раз не закашливаясь. Юнги тут же вскидывает голову. Сумерки, никого. — Мы попали, куда нужно? — спрашивает Юнги, стараясь быстрее встать на ноги. — Не знаю. Последний раз, когда я их видел, я… — Оставил эту трещину на дереве. Юнги показывает пальцем на дерево, треснутое, очевидно, от удара кулака. Очень сильного кулака. Намджун, будто ребёнок, вскидывает обе руки вверх и хлопает над головой, радуясь тому, что просчитал координату верно — сложно угадать ещё точнее. — Значит, мы примерно там, где нужно, — заключает Юнги. — Да… только в какую сторону нам двигаться? — спрашивает Намджун, оглядываясь по сторонам. Юнги машет рукой за собой. За время, проведенное с Хосоком и Чимином, с Йошико, он научился ориентироваться в пространстве. Немного, но этого достаточно, чтобы взять направление, найти ближайшую таверну и убить там кого-нибудь ради лошадей. — Готовься идти долго. — Сири, отключи проприоцептивные ощущения в нижней части тела, сохранив функцию моторики мышц. — Читер, — хмыкает Юнги. — Как думаешь, они запомнили, что им нужно ждать нас в замке? Юнги пожимает плечами, начиная идти вперёд. Теперь, зная, что его жизнь — всего лишь воспоминание, он куда более уверен в том, что он сможет, не задумываясь о состоянии своего тела, просто вернуться назад. Столько раз, сколько будет нужно. Только бы попасть в то время, где они живы и помнят его.