Сокровище

Азокертс устала мерить шагами собственную спальню. У нее никак не получалось собраться с мыслями, паника, охватившая ее вдруг, была слишком сильна. Необходимо срочно что-то предпринять, иначе так недолго сойти с ума не хуже королевы Росинки. Нет, — тут же одернула себя Азокертс, — не стоит сейчас думать о Росинке. Интересно все же, что с ней, жива ли она? Азокертс приблизилась к зеркалу, припудрила лицо, промокнула глаза платком, чтобы никто не заметил следы слез, и приказала позвать свою служанку. Девушка прибежала примерно через пять минут и, захлебываясь от волнения, рассказала Азокертс последние дворцовые известия. Росинка при смерти, во всяком случае, доктора всерьез опасаются за ее жизнь, а госпожа Аретнап арестована по приказу короля. — Представляете, — без умолку тараторила девчонка, — эта женщина оказалась шпионкой Королевства Горных Вершин. Оказывается, она проникла во дворец, чтобы следить за всеми и строить козни! Его величество же разоблачил ее, велел допросить и заключить в тюрьму. Прямо в Башню смерти! Теперь-то уж она поплатится за все! — Прекрасно, — улыбнулась Азокертс. Кажется, ее план сработал: любезный братец поверил в виновность госпожи Аретнап. Однако же, следовало торопиться, ведь мать и тем более дед, а заодно и господин Ргит, далеко не такие идиоты, как дорогой брат. Им потребуется совсем немного времени, дабы окончательно понять, что к чему, поэтому нужно срочно принимать меры Ей было наплевать, что кто-нибудь мог заметить ее отсутствие. Во что бы то ни стало Азокертс должна отлучиться из дворца. Даже если бы на пути встал бы сейчас полк солдат, он не смог бы задержать ее. Не обращая внимания на удивленные взгляды слуг, Азокертс приказала заложить карету, после чего накинула плащ и объявила прислуге, что уедет на несколько часов. — Вы пока можете быть свободны. Когда я вернусь, я сразу же вас позову. Если меня будут спрашивать, скажите, что мне стало нехорошо, и я прилегла отдохнуть. Когда карета отъехала от ворот дворца, Азокертс вдруг почувствовала внезапно накатившую тошноту. Опять! — с тоской подумала она. Это началось несколько дней тому назад: время от времени ни с того, ни с сего Азокертс вдруг начинало тошнить. Странный недуг этот одолевал ее, как правило, поутру, стоило только проснуться, потом становилось легче, но время от времени дурнота возвращалась. Поначалу Азокертс перепугалась, не попробовала ли она ненароком отравленное питье, которое предназначалось Росинке, и которое так опрометчиво выпил дед. Однако, эту мысль пришлось отогнать сразу же: Азокертс прекрасно помнила, что не притрагивалась к тому проклятому молоку. Кроме того, впервые Азокертс почувствовала это недомогание еще до того, как подсыпала яд в молоко… Должно быть, подумала она тогда, попалось что-то несвежее; скоро пройдет. Потом ей пришло в голову, что это все от волнения, что также легко объяснить: в последнее время она пережила так много, столько волновалась. Но теперь, в ту самую минуту, как карета выехала из дворцовых ворот, Азокертс вдруг осенило: ей вспомнился тот день, когда она поругалась с матерью, и та упала в обморок. А до того мать жаловалась иной раз, что ей становится нехорошо, и выяснилось, что причина этого… О нет! — Азокертс похолодела. Неужели же она… понесла дитя от Цертиха? Ей стало страшно: как быть, если действительно окажется, что она беременна, нужно ли сказать об этом Цертиху? Разумеется, ведь он же отец будущего ребенка, но… придется ли ему это известие по душе. Боже, как все некстати! Азокертс закрыла лицо руками: какой ужас, она совершенно запуталась, и выхода из этого тупика, похоже, нет. А тут еще проклятая Росинка — точно кость в горле. В тот же миг Азокертс опять затрясло от озноба, как бывало всякий раз, стоило ей подумать о жене брата. Хоть бы она не очнулась, пусть унесет с собой в могилу все секреты, которые ей удалось разгадать. Кто бы мог подумать, что этой дуре хватит ума сообразить, что к чему, пусть она до конца и не разгадала план Азокертс и Цертиха, но два и два тем не менее сложить сумела. — Вам вовсе незачем было провожать меня, ваше высочество! — резко повернулась к ней королева. Она приказала запереть дверь и никого не впускать, поскольку ей нужно было остаться с Азокертс наедине. — Я лишь хотела убедиться, что вы в добром здравии, — не моргнув глазом, соврала Азокертс. — Или вы попросту испугались, что я скажу им всю правду? — тихо спросила Росинка, и у Азокертс засосало под ложечкой: — Какую еще правду? — стараясь ничем не выдать свое волнение, спросила она. — Боже мой, — Росинка посмотрела на нее в упор, широко распахнув глаза, в которых ясно читался испуг пополам с жалостью, — неужели это действительно вы? Я не могла в это поверить, мне казалось настолько абсурдным, что столь юное, невинное создание может быть столь испорченным. — Что вы такое говорите, ваше величество? Я решительно не могу вас понять! — скривилась Азокертс. — Или же прекрасно меня поняли, вот только не желаете в этом признаться, — грустно улыбнулась Росинка. — За что? — по-прежнему глядя на нее в упор, проговорила она. — Я должна была догадаться раньше, еще когда ваша служанка убеждала меня, будто тоже видит привидение, а потом заявила мужу и всей родне, что я помешалась и все сочинила. Ведь это вы приставили ко мне мошенницу Яилил. После того, как моя камеристка вынуждена была уехать, вы, Азокертс, пришли и сказали, что готовы уступить Яилил мне. Дескать, она такая умная, такая услужливая… Она с вами заодно, да? Вы вместе устроили этот дьявольский спектакль, потому что хотели извести меня? Азокертс взяла себя в руки и с явной и неприкрытой издевкой произнесла: — А еще говорили, будто я клевещу на бедняжку. Да вы же явно не в себе, ваше величество. — Вы хотели, чтобы так было, — пропустив ее слова мимо ушей, крикнула Росинка, — и попытались свести меня с ума, но ваш план не удался! Вы просчитались, поскольку оставили плащ в моей спальне… Наверняка это вы наряжались призраком! А господин Нушрок нашел ваш плащ, и он сразу же обо всем догадался… И тогда вы решили избавиться от него! Да вы же самое настоящее чудовище, в котором не осталось ничего человеческого. Как же так можно, ведь он — ваш родной дед, и он любит вас! — Вас это не касается, — отчеканила Азокертс, — если на то пошло, я сама разберусь со своим дедом и братцем. Я могла бы сказать, что вы несете бред, поскольку повредились рассудком, и мне снова поверили бы, но не стану! Да, вы многое поняли, ваше величество, и раз смысла отпираться больше нет, я скажу вам правду. Прежде всего: я ненавижу своего брата. Я хотела, чтобы он страдал так же, как страдала я. И я доведу дело до конца, вы не сможете мне помешать! Росинка вдруг смертельно побледнела, охнула, словно ее пронзила внезапная боль, схватилась за живот. — Я не стану… покрывать ваши грязные делишки, я все расскажу мужу, господину первому министру, королеве-матери и остальным! Пусть… пусть они знают, какую дрянь вырастили. Пригрели… змею… на своей груди! Росинка хотела было оттолкнуть Азокертс с дороги, а затем направиться к дверям, но вдруг побледнела еще сильнее и согнулась пополам от боли. — Нет! — простонала она. — Нет… только не это! Азокертс… доктора… немедленно позовите! Азокертс подлетела к королеве, грубо схватила ее за плечи и встряхнула, заставляя посмотреть в лицо: — Не раньше, чем ты пообещаешь ничего не рассказывать обо мне. Слышишь! — Нет, нет, нет! — замотала головой Росинка, она попыталась было вырваться, но Азокертс крепко держала ее. Жемчужное ожерелье, которое висело у Росинки на шее, оборвалось, крупные перламутровые бусины весело запрыгали по полу. — Ах ты дрянь! — вне себя от злости Азокертс ударила ее по щеке. — Ты ничего никому не расскажешь. Поняла? Никому! — каждое слово она сопровождала новой пощечиной. — Перестань, прошу! — взмолилась тем временем Росинка. — Помоги… Так больно! — Ишь ты, как заговорила, — злорадно произнесла Азокертс. — Ну нет, теперь уж тебя никто не спасет! Кстати, что это с тобой? Все же попробовала молока, которое предназначалось одной тебе? Мерзавка, — крикнула она в лицо Росинке, — это ты чуть не убила деда, ты! — Пусти! — прохрипела Росинка, пытаясь высвободиться и отступить на шаг назад. И в ту же самую секунду Азокертс что было сил оттолкнула ее от себя; Росинка упала на пол, при этом ударившись виском о каминную полку. Азокертс некоторое время испуганно смотрела на кровавое пятно, оставшееся на мраморе, потом перевела взгляд на лежащую без чувств королеву и опрометью бросилась вон из комнаты. Если Росинка придет в себя, то наверняка скажет, что именно Азокертс виновата в том, что произошел несчастный случай, но это не пугало. Во-первых, Росинке ведь стало плохо в тот момент, когда она пыталась разоблачить Азокертс, а значит, она вполне могла сама оступиться, упасть и сильно покалечиться. Но если она действительно надумает рассказать о призраке… А тут еще и госпожа Аретнап, она ведь тоже не идиотка и многое поняла, и она тоже может заговорить, даром что попала в тюрьму. Это, если подумать, даже хуже, она ведь не станет брать чужую вину на себя и под угрозой пыток вполне может попытаться обвинить Азокертс. Весь вопрос только в том, насколько она осведомлена. Да и дед… Как она могла забыть?! Аретнап беседовала с дедом, и она вполне могла успеть сказать ему… Что же делать? Азокертс чувствовала: круг сжимается, и выхода из этой ловушки нет. — Приехали, ваше высочество! — к вящей ее радости проговорил кучер. — Наконец-то! — вздохнула Азокертс. Ей очень нужно увидеться с Цертихом, он обязан придумать что-то, найти выход. Цертих выслушал Азокертс, не проронив ни слова, лишь смотрел на нее мрачным, тяжелым взглядом. Азокертс сделалось не по себе: — Милый мой, — она обняла его за шею, прильнула к нему и поцеловала в губы, — не смотри так, не будь со мной столь суровым, я не вынесу этого! Лучше помоги мне, успокой, скажи, что мы справимся с этими неприятностями! — она еще крепче прижалась к нему и несколько раз поцеловала в щеку. Цертих же в ответ отстранился от нее: — Не время сейчас для нежностей, Азокертс. Ты меня разочаровала, сокровище мое, — покачав головой, холодно произнес он, — нельзя было вести себя столь легкомысленно. Ты чуть было не погубила все дело. — Цертих, — всхлипнула Азокертс, — я не хотела! Прости меня, прошу! Скажи, как мне все исправить? — Да, — задумчиво протянул он, — способ есть, и только ты сможешь сделать это. — Все, что угодно! — воскликнула Азокертс, заламывая руки. — Только помоги! — У тебя будет последний шанс, сокровище мое, — усмехнулся Цертих. — Если ты допустишь ошибку, мы оба погибнем, запомни! — Что я должна делать? — затаив дыхание, произнесла Азокертс. — Прежде всего, пока твое семейство ухаживает за господином Нушроком и переживает случившееся с королевой, убеди брата как можно быстрее казнить Аретнап. Мертвая она, разумеется, не сможет нам с тобой навредить. — Да, конечно, как скажешь, — кивнула Азокертс. — Эта Аретнап, признаться, мне тоже порядком надоела! Цертих же тем временем, как и в прошлый раз, подошел к своему письменному столу, вытащил из выдвижного ящика шкатулку, открыл ее, улыбнулся и уже в следующее мгновение протянул Азокертс плотно закупоренную хрустальную склянку. — Вот наше спасение, сокровище мое, — усмехнулся он. — Это — для королевы Росинки и твоего дражайшего деда. По три капли каждому. — Ты хочешь, чтобы я… деда… Чтобы я убила его? — оторопела Азокертс. — Разумеется, — Цертих вложил склянку ей в руку и сжал ее. — Господин Нушрок слишком много знает. И он, и королева должны замолчать, иначе мы с тобой в лучшем случае попадем в тюрьму. Оба. Ведь мы в одной лодке, сокровище! Ты поняла меня? — жестко проговорил он, впившись в нее взглядом. Азокертс, с трудом сдерживая слезы, молча смотрела на своего любовника и сообщника. — Я не могу! Не могу этого сделать, пойми, Цертих, он же мой дед! — слезы хлынули у нее из глаз, и она принялась торопливо вытирать глаза платком. — Это ровным счетом ничего не значит, — холодно, безо всякой жалости, взглянул на нее Цертих. — Родственные узы в данном случае уже ничего не значат, Азокертс, вбей это, наконец, себе в голову. Кроме того, вспомни, как они обошлись с моим братом. Ведь ты же любила Катсорпа, или ты уже забыла? Азокертс энергично замотала головой: — Нет, я помню. Но ведь это же мой брат во всем виноват, а мой дед… он же ни при чем. — Ты действительно круглая дура или прикидываешься? — прищурился Цертих. Азокертс в ужасе отшатнулась от него, никогда она еще не видела его в такой ярости, и никогда прежде он не был так жесток и холоден с ней. — Твой дед, — продолжал между тем Цертих, — первый министр короля! Ты всерьез веришь, что он не имел никакого отношения к смерти моего брата? Или может быть, он не противился вашему браку? Впрочем, это уже дело прошлое, сейчас самое главное то, что Нушрок вот-вот поймет: это мы с тобой затеяли убить королеву! Думаю, даже ты в состоянии сообразить, что нас за это по головке не погладят, поэтому мы обязаны из кожи вон лезть, чтобы спасти свою шкуру. Значит, ты сделаешь то, что я велю, дорогая моя! — это был не вопрос и не просьба. Это был приказ. Азокертс ничего не ответила; она лишь обреченно кивнула и убрала хрустальную склянку в карман.