Сокровище

Анидаг пришла в себя от резкого запаха нюхательной соли; заботливая Асырк улыбнулась ей: — Хвала небу, ваше величество, вы пришли в себя! — Все в порядке, — она тоже попыталась было улыбнуться, но у нее, к сожалению, не получилось. Голова уже почти не кружилась, а кроме всего прочего ее начало подташнивать, и потому Анидаг попросила Асырк убрать нюхательные соли подальше. — Сейчас все пройдет, — произнесла Анидаг в ответ на озабоченный взгляд своей верной служанки. — Это уже не в первый раз. Третьего дня вечером, когда она вернулась к себе в покои после ужина, у нее точно так же закружилась голова, к счастью, рядом был муж, который поддержал ее. Она списала это на усталость и разыгравшуюся непогоду, заверив мужа, что утром все как рукой снимет. Ей и вправду стало легче, правда, пришлось отказаться от завтрака, поскольку ее чуть не вывернуло наизнанку, стоило только подумать о еде. И вот опять. Да, конечно, скандал, который вдруг разгорелся в королевской семье, способен был вывести из равновесия любого, но Анидаг начала подозревать, что причина ее недомогания кроется в другом. Во всяком случае, в прошлые три раза дела обстояли примерно таким же образом. Правда, Анидаг думала, что подобное вряд ли случится снова, все-таки она уже не юная девушка, но с другой стороны — она еще полна сил, так что, если подумать, это естественно. — Нужно срочно позвать доктора! — вывел ее из задумчивости голос Асырк. — Нет, Асырк, — отозвалась Анидаг, — не сейчас. Позже, если подобное повторится, я сама велю позвать его и сдамся, как говорят, на милость нашего милейшего господина Ломогоба. Но мне кажется, все будет хорошо. — Вы не должны так волноваться, госпожа моя! — Асырк ласково погладила ее по плечу. — Легко сказать! — вздохнула Анидаг. Асырк сочувственно взглянула на нее: разумеется, ей известно о том, что произошло… Азокертс в последнее время действительно, как выражается отец, от рук отбилась. Анидаг из сил выбивалась, пытаясь достучаться до собственной дочери, узнать, в чем кроется причина ее неповиновения, дерзости и неподобающего поведения. Дочь открыто бунтовала против сложившихся правил приличия, не стесняясь, грубила всем подряд, заявляла, что никто и никогда ее не понимал, и лучше бы ей было и вовсе родиться у других родителей. Анидаг понимала, что скорее всего, упустила что-то в воспитании дочери, и теперь, оглядываясь назад, пыталась понять, где была та отправная точка. В раннем детстве Азокертс была милой и послушной девочкой, на нее не могли нарадоваться все, начиная с матери и заканчивая служанками. Но чем старше она становилась, тем сильнее менялся ее характер: Азокертс открыто демонстрировала неприязнь всем вокруг, особенно же доставалось от нее Анидаг и ее супругу. Ргита дочь не жаловала, и грубила ему чаще остальных. Казалось, она всячески хотела подчеркнуть: господин маршал ей чужой, она не считает его членом семьи. А уж тот факт, что старший брат открыто называл маршала отцом, и вовсе выводил Азокертс из себя. — Как ты можешь! — как-то раз напустилась она на брата. Анидаг совершенно случайно стала свидетельницей их разговора: сын и дочь разговаривали в его кабинете, а она как раз хотела зайти, но невольно замерла на пороге. — Я не понимаю, — спокойно ответил Нушрок-младший, — что тебя так раздражает. Да, я уважаю господина Ргита и люблю его как отца! — Он нам не отец! — вспыхнула дочь. — Я знаю, — равнодушно откликнулся сын, — но и что с того? Я отношусь к нему так, как если бы он на самом деле был моим отцом. — Предатель! — в голосе дочери зазвенели слезы. — Неужели ты забыл нашего папочку? — Азокертс, — голос сына вновь зазвучал спокойно и ласково, — я прекрасно его помню. И люблю его не меньше тебя, пойми. Но это не означает, что я не могу любить и уважать господина Ргита Ведь когда не стало нашего батюшки, именно господин Ргит был рядом с нашей матерью, помогал ей и поддерживал. Он заботился и о нас с тобой. Он любит нас, словно мы его родные дети. Дальше Анидаг не стала слушать и ушла. — Это все более чем понятно, — улыбнулся ей муж, когда она рассказала ему обо всем. — Азокертс просто ревнует тебя ко мне. А кроме того, она, судя по всему, считает, что я занял место ее отца. — Но ведь она и помнит-то его с трудом, — пожала плечами Анидаг. — Если уж кто и должен так горячо оплакивать Нотирта и ревновать, так это мой сын. Азокертс же была совсем крошкой, когда… все случилось. — Это совершенно не важно, — муж обнял ее и ласково поцеловал в щеку, — она знает, что когда-то у нее был отец, который любил ее… Он для нее просто как красивая легенда, понимаешь? Я сам точно так же любил свою покойную мать. Ее не стало, когда я был ребенком, и я постоянно думал о ней, скучал… Мне казалось, что вместе с ней ушла какая-то частица меня самого, всей нашей семьи. И когда я узнал, что отец… что у него связь с другой женщиной, я безумно разозлился на него. Мне ведь казалось, что он должен чувствовать то же, что и я, а он с такой легкостью забыл о маме, променял ее на другую. Конечно, сейчас я понимаю, что отцу было тяжело, как-никак она была его женой, он любил ее; но время шло, и ему, естественно, хотелось вновь почувствовать себя живым, полюбить, создать семью… Я точно так же, как и наша юная принцесса, был несправедлив к своему бедному отцу! — Признаться, — задумчиво проговорила Анидаг, — я и сама, когда была маленькой, боялась этого. Что отец приведет в дом чужую женщину, которая отберет у меня его любовь. Я была ужасной эгоисткой, — рассмеялась она, — потому что не желала делить своего отца ни с кем. А теперь… знаешь, я часто думаю о том, что он ведь мог бы вновь стать счастливым. — Увы, — вздохнул Ргит, — он слишком любил твою матушку. Он сам не раз говорил мне, что ни одна женщина в мире не смогла бы с ней сравниться. — Возможно, — отозвалась она, — мой отец просто не встретил женщину, достойную его. — Мне в этом смысле повезло больше, — улыбнулся муж. — Потому что ты — это настоящее сокровище, второй такой попросту нет и не было. Она улыбнулась ему в ответ и положила голову мужу на плечо. В самом деле, теперь Анидаг казалось, будто ее жизнь началась именно с того мгновения, когда в нее вошел Ргит. Разумеется, в той, другой, прошлой ее жизни тоже было немало приятных минут, но потом, так уж сложилось, началась черная полоса. И все, что произошло в ту пору, чуть было не перечеркнуло всю ее жизнь. Если бы не присутствие детей, отца и Ргита. Правда, то, насколько он ей дорог, Анидаг поняла далеко не сразу. Ей тяжело было смириться с тем, что произошло. Пусть ее чувства к Нотирту на тот момент уже умерли, она не желала никого больше впускать в свое сердце. Быть может, если бы она не слышала последних слов покойного мужа, если бы незадолго до трагедии он не бросил ей в лицо, что она ему надоела, не ударил ее, Анидаг тосковала бы по нему до сих пор, не понимая, как сильно заблуждается. Но именно во время их последней ссоры у нее вдруг словно пелена с глаз упала: Нотирт уже не был тем веселым мальчиком, с которым они играли в детстве, и благородным юношей, что спас ей жизнь. Это был совершенно чужой ей человек, который к тому же испытывал к ней неприязнь. Его бесило, что все решения, которые касались как их семейной жизни, так и государственных дел, принимала она. Хотя поначалу Нотирт сам сказал жене, что во всем полагается на нее. Он желал быть, как он выражался, единственным королем и ни с кем не советоваться, но вместе с тем, самостоятельно не мог принять ни одного решния. Он оказался слабым человеком, и возненавидел жену за свою же собственную слабость. Более того, бессилие толкнуло Нотирта на преступление, и этим он окончательно отвратил Анидаг от себя. Если бы он не решился покончить с собой, она ушла бы от него. Оставаться с ним рядом Анидаг больше не могла и не хотела. Ей было безумно горько сознавать, что вся ее жизнь по сути оказалась ошибкой, и, как это водится, время от времени она начинала винить себя в том, что произошло. Может быть, если бы она попыталась помочь мужу, поддержала его, он вел бы себя иначе. «А разве я мало сделала? — тут же спрашивала она себя. — Я была ему примерной женой, и чем он отплатил?» Однажды Анидаг не выдержала и во всем призналась Ргиту. Ей необходимо было с кем-нибудь поделиться, рассказать о том, что мучило ее в течение долгих дней. Она, разумеется, говорила об этом отцу, но ведь отец, как известно, всегда и во всем поддерживал ее, поскольку он безумно любит свою дочь. А ей было нужно мнение человека, так сказать, со стороны. Господин Ргит же был ей не чужой, она давно знала и безмерно уважала его, как друга отца и храброго и благородного человека, а кроме того, он старше, опытнее и наверняка мог дать хороший совет. — Вы не должны себя винить, ваше величество, — сказал он. — Хотя я понимаю, вам сейчас тяжело. Очень трудно… расставаться с прошлым, признавать свои ошибки. — Значит, я все же ошиблась? — грустно взглянула она на него. — Вы ошиблись лишь в том, что считали человека совсем не тем, кем он был на самом деле. Хотя… может быть, он действительно изменился. Людям, знаете ли, свойственно меняться и не только в лучшую сторону. Анидаг улыбнулась: он будто прочитал ее мысли. — Кроме того, сударыня, — вновь произнес Ргит, — прошлого изменить нельзя. Нужно просто принять и отпустить его. Отпустите свое прошлое, ваше величество! Пусть оно останется позади, смотрите вперед, ведь у вас впереди вся жизнь, вы еще так молоды! И… — он запнулся и взял ее за руку, — помните, что рядом с вами люди, которые… всегда готовы прийти к вам на помощь, если потребуется. — Благодарю вас, — улыбнулась Анидаг, — вы очень приятный собеседник. С того дня они виделись практически каждый день, и Анидаг поняла, что искренне восхищается этим человеком: он был необычайно мудр, всегда готов был дать толковый совет; он рассказыал ей о своих походах и сражениях, и она поражалась его силе и выдержке; он знал, как она с удивлением обнаружила, множество забавных историй и рассказывал их так, что невозможно было удержаться от смеха. Однажды Анидаг увидела, как Ргит учит ее сына фехтовать и невольно залюбовалась: его движения были быстры, отточены и с первого взгляда становилось ясно, что тому, кто столкнется с ним в настоящем поединке, не позавидуешь. Кроме того, Анидаг вдруг поняла, что любуется им не только как хорошим фехтовальщиком, а и просто как мужчиной. Она увидела вдруг, как он красив: пусть он был уже в летах, но все еще стройный, подтянутый, в медных волосах его еще не было седины; волевой взгляд светло-карих глаз, правильные черты лица… Черт возьми, да если бы он захотел, у его ног были бы все незамужние придворные дамы! Да они и так, наверное, вздыхают о нем втихомолку. Конечно, Анидаг было известно о том, что некогда у Ргита была невеста, но накануне свадьбы она вдруг пропала. Ее искали, разумеется, но тщетно, а вскоре стало известно, что она влюбилась в какого-то бедного моряка и уехала с ним. Ргит же, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, не слышать шепота за спиной и не ловить косых взглядов, брошенных в его сторону, уехал в самый дальний гарнизон, где провел много лет. Все это случилось давно, но с тех пор, маршал так и не обзавелся семьей. Отец говорил, что его друг объяснял это тем, что во-первых, в его жизни на первом месте теперь было служить на благо государства, защищать его границы, а во-вторых, на пути не встретилась женщина, которой он поверил бы настолько, что захотел связать с нею свою жизнь. Глядя на то, как он общается с юным принцем, Анидаг подумала еще и том, что маршал был бы на редкость заботливым мужем и отцом. В тот же самый миг, Ргит заметил, что она наблюдает за ним, перехватил ее взгляд, улыбнулся и чуть склонил голову в знак почтения. Анидаг взглянула ему в глаза и почувствовала, как сильно забилось сердце, а щеки запылали, словно у нее началась лихорадка. С трудом взяв себя в руки, она кивнула Ргиту в ответ и поспешила уйти, дабы он не заметил ее смущения. Через несколько дней после этого маршал сам испросил у ее величества разрешения на аудиенцию для того, чтобы сообщить о своем отъезде. Она приняла его в своем кабинете, и услышав, что он собирается уезжать, Анидаг почувствовала беспокойство и разочарование. Ей не хотелось отпускать его, тем более так далеко. — Куда же вы собираетесь ехать, господин Ргит? — дрогнувшим голосом спросила она, хотя догадывалась, какой услышит ответ. — Проверить наши гарнизоны, расположенные на южных границах, ваше величество. Я бы хотел лично убедиться, что там все в порядке. — Разумеется, — кивнула она, — вы поступаете, как всегда разумно, господин маршал. Он хотел сказать что-то еще, но, передумав, лишь поклонился в ответ и направился к выходу. — Господин Ргит! — окликнула его Анидаг. Он обернулся, и она вновь встретилась с ним глазами. — Вы… надолго? — спросила она. — Думаю, — Ргит вновь подошел к ней, на сей раз практически вплотную, — на несколько месяцев. — Так долго! — выдохнула она. — Я… возвращайтесь скорее, господин Ргит. Я буду ждать вас. — Ваше величество! — почему-то шепотом проговорил он. Она же молча посмотрела ему в глаза, потом, осмелев, положила руку ему на плечо: — Я говорю с вами сейчас не как королева, а как ваш друг. Вернее… даже больше, чем просто друг! Он тоже улыбнулся ей, и последнее, о чем Анидаг подумала в тот миг — это о том, что у него удивительно красивая улыбка. Ргит обнял ее за талию, притянул к себе и поцеловал в губы. — Вот теперь я буду спокойна, — проговорила она несколько часов спустя, когда маршал уходил от нее. — Потому что знаю: вы непременно вернетесь ко мне! — Я никогда еще так сильно не желал вернуться домой, ваше величество. Сейчас же я мечтаю об этом, хотя еще даже никуда не уехал. — Я буду ждать тебя! — тихо произнесла она, целуя его. — А я увожу с собой вашу улыбку, ваш взгляд и вашу любовь, ваше величество. Выходит, счастливее меня нет на земле человека! Потому что раньше мне казалось, чудес не бывает. — Бывают. Уж мы-то с вами должны это знать. — Теперь я уже никогда не усомнюсь в этом! Он писал ей практически каждый день, притом, по два письма сразу. Одно было посвящено сугубо государственным делам: отчет главнокомандующего своей королеве о том, как обстоят дела на границе. А второе — как своей возлюбленной; в нем он писал, как скучает, как мечтает о том дне, когда вернется и снова заключит ее в объятия. Когда этот день настал, Анидаг поняла окончательно — с этим человеком она хочет остаться навсегда. Ей нужна его сила, ум, его нежность, любовь и забота. Без него ее жизнь будет совершенно пустой. — Вот, госпожа! — голос Асырк заставил Анидаг отвлечься от воспоминаний о прошлом. Она протянула хозяйке стакан воды и обеспокоенно посмотрела на нее. — Выпейте. Вам станет лучше. — Я же говорю, мне уже лучше, Асырк, спасибо тебе! — улыбнулась Анидаг. — Я просто уверена, что беспокоиться не стоит. В глазах Асырк вдруг мелькнуло понимание, она улыбнулась. — Даст бог, все обойдется, госпожа! Но все же… Простите меня, вам нужно беречь себя, поскольку… — Где моя дочь? — знаком Анидаг заставила Асырк замолчать, давая понять, что есть более важные темы для разговора. — Она, наверное, все за дверью, я пыталась успокоить ее, но девочка так переживала. — Позови ее! — кивнула Анидаг. Анидаг было стыдно за свою внезапную вспышку ярости и пощечину, но стоит признать, что Азокертс перешла все границы. Сын рассказал ей о том, что Азокертс потеряла голову от любви к какому-то проходимцу. Господин Катсорп у любого нормального человека не вызывал ни доверия, ни приязни: его поведение целиком и полностью выдавало в нем человека излишне легкомысленного и не думающего ни о чем, кроме удовольствий и собственной выгоды. Но разве доводы разума действуют на неопытную девушку, которой подобный субъект заморочил голову? Вчера вечером сын и отец пришли к ней и, без конца умоляя не волноваться, рассказали о том, что Азокертс чуть было не сбежела с этим человеком. Анидаг вышла из себя: она была зла и на дочь, и на Катсорпа. Впрочем, о нем позаботился король, посадив мерзавца под арест, с дочерью же Анидаг решила поговорить сама, и вот — разговор окончился такой безобразной склокой! — Мама! — Азокертс вбежала в комнату и бросилась к ней. — Матушка, вам лучше! Принцесса приблизилась к креслу, где сидела мать. Она опустилась на колени, взяла руку матери в свои, поднесла ее к губам. — Я так испугалась! — жалобно взглянула она на Анидаг. — Простите меня, матушка, умоляю вас! Я сама не знала, что говорю, будто разум помутился! Прошу вас, не сердитесь на меня. — Я не сержусь, — Анидаг погладила дочь по голове. — Ты тоже извини меня, Азокертс, я была излишне груба с тобой. Однако, все это не отменяет того факта, что ты поступила очень дурно. Азокертс всхлипнула и уткнулась лицом в колени матери. — Я понимаю, матушка, — тихо проговорила она, — но все равно ничего не могу с собой поделать! Я так люблю его, мама! Катсорп… он очень хороший человек, он не причинил бы мне зла. Он хочет, чтобы я стала его женой! — Тогда почему он не пришел ко мне или к твоему брату? — Анидаг снова провела рукой по волосам дочери. — Разве предложение руки и сердца делают вот так: зовут девушку в какую-то заброшенную хижину, глубокой ночью, совсем одну? — Это от отчаяния, мама, — Азокертс подняла, наконец, голову и посмотрела на Анидаг, — Катсорп просто боялся, что вы его отвергнете! — Разве ему есть, что скрывать? — Конечно, нет! Просто все дело в его прошлом: из-за его матери (вы же знаете, она была преступницей, строила подлые заговоры и поплатилась за это) его презирают, но это ужасно несправедливо! — Ну хорошо, — Анидаг вытерла дочери слезы, заставила ее подняться и встала сама, — пойдем! — Что вы хотите сделать, матушка? — Для начала пойти и поговорить с твоим братом, а заодно и дедом. Позже я побеседую и с этим человеком, и только потом мы решим, какой вывод из всего этого сделать и что предпринять. Идем же! — Мама! — просияла Азокертс. Она обняла Анидаг за шею и чмокнула в щеку. — Благодарю вас! «А заодно, — подумала Анидаг, — стоит сообщить моему семейству еще одну, на этот раз приятную новость».