Surface tension

1 «Ей пришло в голову это сравнение незадолго до конца. Оно было самым правильным». Нюша тряхнула головой. Бледная, без макияжа, мордочка в падающих в окно лучах восходящего солнца казалась в зеркале совсем детской. Хрюшка решительно отодвинула уже раскрытую косметичку (зеленые тени остались не у дел), пару раз ткнулась пятачком в большую напудренную пуховку и, подперев копытцами щеки, снова уставилась на свое отражение. Только пудра, все равно от боевой раскраски мало толку. И если поначалу такое положение дел категорически не укладывалось в ее картину мира, то сейчас хрюшка чувствовала, что запуталась окончательно. Яркая внешность всегда была ее главным инструментом. Красота обеспечивала восторги Бараша, победы на конкурсах красоты и титул «Мисс Вселенной», исполнение многочисленных капризов. А перед Лосяшем хрюшка чувствовала себя безоружной. На стене за ее спиной висел календарь, Нюша видела его в зеркале. В последней неделе мая розовым фломастером были вычеркнуты три дня: принцесса долины каждый вечер, с трудом сдерживая подступающую к горлу злость вперемежку со слезами, старательно выводила крестик поверх очередной даты. Когда розовых крестиков станет четырнадцать, Лосяш уедет с этой механической куклой. А она, Нюша, останется одна. Купаясь в обожании Бараша и нехотя взрослея. Черт бы побрал это поверхностное натяжение... Она расплела косу, машинально провела щеткой по волосам. Никак не шла из головы прошлая ночь, где стрекотание кузнечиков мелодично вплеталось в сонное жужжание мешалки, приводящей в движение вязкий жемчужно-мутный раствор. Пусть на несколько минут, но маленькая розовая хрюшка сумела вырваться из детского образа. И эти теплые, пропитанные смесью запахов минуты наполняли ее сердце непривычным волнением. Только она и Лосяш... Повинуясь внезапному импульсу, Нюша заколола волосы на затылке парой шпилек и поднялась из-за стола. - Знаешь что, - неосознанно подражая голосу Совуньи, обратилась первая красавица долины к своему отражению, - многие возможности даются всего один раз. Сейчас – как раз тот случай. Когда она вышла из дома, солнце уже поднялось над лесом. Желание повернуть обратно и скрыться в своей розовой крепости возрастало, казалось, с каждым шагом. Противоречивые чувства сбивали с толку – ничего подобного Нюша раньше не испытывала. Она хотела видеть Лосяша, привлечь его внимание и раз и навсегда стать частью его жизни – и вместе с тем боялась, боялась выглядеть нелепой и смешной, пытаясь разом выбраться из жесткого кокона детских манер. Хотелось привычно махнуть копытом – «будь что будет!» - и, отпустив восвояси здравый смысл, броситься в омут взрослых чувств. Вот только Лосяш, вероятнее всего, просто улыбнется, словно очередной ее шалости, и она, наверно, в тот же миг умрет от смущения. Но, как бы то ни было, она сама напросилась помогать, за язык ее никто не тянул. Это давало Нюше сил продолжать путь. Мокрая от росы трава приятно щекотала копытца. Стараясь ступать как можно тише, Нюша приблизилась к дому ученого и в нерешительности на мгновение замерла. Вот эта здоровая бадья чуть в отдалении, протянутые из открытого окна шланги, костер, почти потухший... с ночи ничего не изменилось. Неужели это ее, Нюшу, Лосяш держал за копыто, объясняя устройство собранного из подручных средств агрегата? Хрюшка тряхнула головой, прогоняя оцепенение. Входная дверь приоткрылась, и на ступеньки бесшумно выскользнула Лосиния. Также неслышно закрыв дверь, осмотрела двор – взгляд ненадолго задержался на Нюше. Та воинственно приготовилась обороняться. Ну не может же быть такого, чтобы интерес юной и очаровательной (ну Мисс Вселенная все-таки!) хрюшки к Лосяшу не вызвал у ко всему равнодушной профессорши хотя бы искры ревности. Не бывает так. Сама бы Нюша, будь она на месте Лосинии, уже давно показала сопернице, где раки зимуют. Лосиха, однако, только приветственно кивнула. – Здравствуйте, Нюша. Вы сегодня рано. Хрюшка подошла ближе. – Я просто шла мимо. А Лосяш..? - Спит, - коротко бросила Лосиния и принялась неторопливо расстилать клеенку на бильярдном столе. – Вы пришли помогать? Нюша кивнула, наблюдая за ее движениями. Как механизм: отлаженная, равнодушная... безупречная. Лосяш, при всей его неряшливости, - гений. Она – исполнитель. Это идеальный тандем, здесь сложно что-либо изменить. Лосиния стояла спиной, о чем-то размышляя. Потом молча развернулась и снова ушла в дом. Нюша присела на пень и сжала копытца, пытаясь унять волнение. Имея в силу возраста и изолированности долины от внешнего мира довольно ограниченные познания о взрослых отношениях, хрюшка не пыталась ничего домысливать. Она просто видела то, что не было скрыто. Например, что Лосиния, по-видимому, как и много лет назад, чувствует себя хозяйкой в доме Лосяша. Не пытается показать себя с выигрышной стороны, просто делает то, что считает нужным. Ее привычная самоуверенность... все снова встало на свои места. - Да, Нюша... – негромкий ровный голос Лосинии вывел хрюшку из размышлений. – Я рада, что вы здесь. Поможете мне нарезать сыр. Нюша слезла с пня и, недоуменно моргнув, приняла из копыт лосихи нож и разделочную доску. – А почему не..? – хрюшка запнулась и выразительно кивнула в сторону входной двери. Почему это нужно делать на улице? Лосиния невозмутимо сняла со стола чайник и выплеснула воду на остатки маленького костра, окончательно гася едва тлеющее пламя. Нюша терпеливо ждала, прожигая гневным взглядом ее спину. С этой... с этой он жил, когда Нюша еще ходила пешком под табуретку. Да с ней даже ссориться невозможно, она как каменная! Первая красавица долины поджала губы. - Потому что нож стучит об доску. Вы не замечали? – Лосиния немного удивилась, вновь заставив Нюшу покраснеть. Нет, не замечала. Продолжать было бессмысленно, да и глупо, Нюша поняла это каким-то шестым чувством: ассистентка Лосяша, вероятно, уже и не помнит, что когда-то сама тоже была девчонкой. Хрюшка аккуратно расположила доску на бильярдном столе и принялась нарезать кусок сыра. Да, и правда, стучит. Надо же... Стараясь не отвлекаться, она искоса наблюдала за Лосинией. Та неторопливо прохаживалась по дорожке, записывая какие-то расчеты на картонной крышке от коробки и иногда в задумчивости покусывая карандаш. Кто знает, может быть, не появись она в долине, Нюша так и не поняла бы, насколько дорог стал ей Лосяш. Светловолосая лосиха была частью его прошлого, по нелепой случайности оказавшейся в настоящем. А теперь она всеми силами пытается вернуться. Всеми силами? Она? Она просто делает то, что считает нужным. Они оба так делают. Видимо, это и есть взрослый мир. Нюша представляла его совсем не так. - Лосиния? – Угу. – А после вручения премии что вы планируете делать? Лосиха воткнула карандаш в волосы и, заложив копыта за спину, подошла ближе. – Вернусь к работе, естественно. Сейчас у меня внеплановый отпуск, а я не люблю оставлять лабораторию на заместителей. Хрюшка красноречиво перевела взгляд со своей собеседницы на стеклянный сосуд. Лосиния, заметив это, только хмыкнула. – Видите ли, Нюша... я теоретик, не экспериментатор. Я могу запомнить и воспроизвести кучу полезной и не очень информации и с успехом ею воспользоваться, но придумать что-то самой – не в моих силах. Поэтому успеха в практических исследованиях я могу достичь только под руководством кого-то более опытного. - Как Лосяш? - Точно. Он был идеален. Поэтому сейчас, помимо всего прочего, я читаю несколько курсов по биомедицине и, возможно, через пару лет возьмусь за эволюционную биологию для небиологических специальностей. Куда-то ехать под конец учебного года мне, знаете, не слишком хотелось. А что-то делать копытами... сто лет этим не занималась. Нюша только возмущенно хрюкнула: ответа на вопрос она так и не получила. Лосиния между тем забрала доску с нарезанными ломтиками сыра и снова ушла в дом. Еще через несколько томительно-долгих минут остановилась мешалка и расслабленно обмякли тянущиеся из окна шланги: видимо, она перекрыла краны. Стараясь ступать бесшумно, Нюша подкралась к открытому окну и прислушалась. - Лосяш... Лосяш, вставай, половина десятого. – А... да... – сонное бормотание в подушку. - Кто просил «будить нещадно, когда все выключишь»? Само в осадок не выпадет, вставай, ты мне нужен. – Угу... - Бутерброды на столе, Нюша пришла, кофе горячий. Да, знаю, я молодец и быстро учусь. – Мм... да. Нюша отошла и снова уселась на пенек. И зачем ей вообще понадобилось выбирать для своих романтических мечтаний настолько странный объект? Она слышала, как Лосиния, понизив голос, говорит что-то еще, но слов разобрать уже не могла. Потом скрипнули пружины кровати Лосяша, - похоже, непреклонной ассистентке наконец удалось его растолкать. Нюша отошла от окна и вернулась на прежнее место. Прошло еще несколько минут, прежде чем дверь открылась и на пороге появился Лосяш, на ходу вытирая полотенцем мокрые рога. - Пунктуальная моя, рад вас видеть, - он улыбнулся, заметив понуро устроившуюся на пне хрюшку. Та мигом просияла: уж если он это говорит, значит, действительно рад ее приходу. Лосяш не Лосиния, которая что-то подобное сообщает с каменным лицом – то ли она действительно рада, то ли хочет, чтобы вы поскорее убрались. Ученый отдал Лосинии полотенце, забрал тарелку с бутербродами и спустился с крыльца. – Вы еще не оставили идею участвовать в наших опытах? Нюша решительно помотала головой, лось кивнул. – Если что-то не поймете, спрашивайте. Правда, я уже давно никого не учил с нуля, Лосинии это ближе, она преподает. Сегодня мы будем осаждать целевой продукт, собственно сополимер. Лосиния! - Угу. - Ты смесь вчера не делала? – Лосяш прислонился спиной к крышке бильярдного стола и жевал бутерброд. Ассистентка подошла к открытому окну и скрестила копыта на груди. - Ты сам сказал, что эфиром осаждать будем, какую смесь? И кстати, циклогексан у тебя заканчивается, я закажу. Лосяш кивнул, не прекращая сосредоточенно жевать. У Нюши в очередной раз создалось впечатление, что, несмотря на все ее усилия, она так и останется третьей лишней. Хотя Лосиния здесь чужая, не она. – Да? Я сказал про эфир? Тогда ладно, попробуем им. - Тебе бы хроматограф... – задумчиво протянула Лосиния, заправляя за ухо прядь выбившихся из косы волос. – У нас химики недавно купили, кстати. Помнишь на третьем этаже аудиторию в конце коридора? Там еще потолок вечно течет. - А... да, помню. Туда что ли поставили, хочешь сказать? Я уже тоже про хроматограф думаю, но пока для него нет места. Это ж не роторник, в угол не впихнешь. Лосиха покачала головой. Выражение какой-то безнадежной тоски на миг скользнуло по ее лицу, и, хотя она молчала, Нюше уже все было ясно. – У тебя была лаборатория... – нарушив длинную паузу, тихо произнесла Лосиния. Хрюшка бросила на нее быстрый взгляд. Что же такое произошло между ними, что даже спустя много лет сквозь броню безразличия прорывается застарелая боль? - Лосиния, не начинай, - ученый досадливо поморщился. Отставив на стол тарелку, он подошел к сосуду и коснулся копытом стеклянной стенки. – Открой воду, пусть остынет немного. Нюша, иди сюда. Хрюшка поспешно вскочила с пня. Лосиния скрылась обратно в доме – управление реактором лежало на ней, это Нюша уже поняла. – А зачем вода? – спросила хрюшка, разрывая своим звонким голосом почти ощутимо повисшее в воздухе тягостное напряжение между Лосяшем и Лосинией. Поверхностное натяжение, только для них двоих. Ученый встряхнулся и поманил Нюшу ближе. – Нужно охладить реакционную смесь. Видишь, теперь, без постоянного нагревания, она остывает и скоро сравняется по температуре с окружающей средой, но холоднее уже не станет. А чтобы осаждать эфиром, то есть в нашем случае, температура в реакторе должна быть порядка двадцати градусов. Понятно? Нюша кивнула. - С колбами проще – обычно в таких случаях их просто помещают в баню с холодной водой. Для больших сосудов существуют рубашки. Это помогает охлаждать равномерно и довольно быстро. Нюша, затаив дыхание, кивнула еще раз. Сейчас, стоя рядом с Лосяшем, она лихорадочно пыталась примерить на себя сюжеты прочитанных ею любовных романов. По сути, это был единственный доступный хрюшке источник информации о взрослых отношениях. И чем больше Нюша думала, тем сильнее запутывалась: в книгах прекрасная героиня очаровывала не менее прекрасного героя одним лишь взмахом длинных ресниц, а через пару глав уже выходила замуж. Совпадения с жизнью маленькой розовой хрюшки заканчивались уже на образе героя: Лосяш прекрасным принцем не был, да и Нюшиных стараний все еще не замечал. И Нюша, таким образом, оставалась наедине с той путаницей чувств, что обуревала ее последние несколько дней. Близость Лосяша тревожила ее, заставляя сердце учащенно биться, накручивая сладкое, но уже становившееся невыносимым нервное напряжение первой любви. Долго так продолжаться не могло. Реакционную смесь из бадьи они сливали в колбы небольшими порциями и, частично отогнав растворитель на каком-то жужжащем приборе (Нюша догадывалась, что это и есть испаритель, со взрыва которого все началось, но в дом через окно заглядывать не решалась, предпочитая крутиться на улице), заливали остаток эфиром. В очередной раз собираясь открыть кран на реакторе, Лосяш неожиданно передумал и протянул колбу Нюше. – Вы хотели поучаствовать, старательная моя? Это несложно, попробуйте. Хрюшка кивнула и нерешительно шагнула ближе. Их копыта соприкоснулись на стеклянном горлышке, и Нюша, заливаясь краской до корней волос, неожиданно для самой себя выпустила колбу. Та ударилась боком о металлический кран и раскололась еще в полете. Лосиния красноречиво уткнулась лбом в копыто. Нюша испуганно пискнула, ее глаза мигом наполнились слезами. Обиднее всего было то, что вчера вечером ничего подобного не было. А сейчас... будто искра проскочила. Кажется, так говорят. Хотя самой Нюше ее состояние казалось подобным расслаблению сжатой пружины. Хрюшка жалобно шмыгнула пятачком, изо всех сил стараясь не разреветься. Лосяш растерянно моргнул: он не умел успокаивать плачущих женщин. А уж детей – так тем более. Вытянув из кармана халата несколько круглых листов фильтровальной бумаги, он неловко протянул их Нюше. Та прижимала копытца к груди, и по пунцовым от стыда щекам первой красавицы долины уже ползли предательски мокрые дорожки. Иногда Лосяш переставал ее понимать, и в последнее время это случалось все чаще. – Нюша, перестань, ничего страшного. Никаких причин для слез, подумаешь, колба... – не дождавшись от нее хоть какой-то осмысленной реакции, он потянул ее за собой подальше от осколков (и от бадьи, на всякий случай) и, развернув к себе лицом, осторожно промокнул фильтровальной бумагой мокрые Нюшины щеки. – Лосиния, поройся наверху в посуде, там вроде такая же была. Лосиха собрала битое стекло и удалилась в дом. Нюша к тому времени уже оставила безуспешные попытки сохранить лицо и теперь просто плакала, горько и беззвучно, так непохоже на ее традиционные показные рыдания, каковые она регулярно устраивала по поводу или, чаще, без. Не вполне понимая, как ее успокоить и, что более важно, из-за чего она так расстроилась, Лосяш привлек ее к себе, и хрюшка уткнулась ему в плечо. У нее был шанс. А она... снова выставляет себя дурой. И снова она ребенок в его глазах. – Я... я такая неуклюжая, - сквозь слезы выдавила Нюша и зарыдала с новой силой. - Глупости, со всеми случается. - Лосяш! – позвала из дома безупречная ассистентка, с которой уж явно ничего такого не случалось – Нюша, внутренне кипя от злости на саму себя, была в этом уверена. – Тут только маленькие колбы, мы что теперь, по сотне сливать будем? - Лосиния, ну с тобой-то сегодня что?! – осторожно отстранив Нюшу, ученый вручил ей остатки фильтровальной бумаги, гневно всплеснул копытами и направился в дом. Хлопнула дверь, Нюша вздрогнула, как от удара. Оставшись одна, она потерла бумагой мокрые щеки и, стараясь не шмыгать пятачком, тихо подошла к окну. – Я же сказал, поройся наверху! Вот две колбы, сейчас достану. - Тише, успокойся. Я достану сама. Лосяш, ты ничего необычного не замечаешь? – Нет, а что я должен заметить? – ученый тоже понизил голос. Лосиния обладала каким-то особым навыком справляться с его гневом. - По-моему, эта девочка в тебя влюбилась. Когда ты рядом, она даже дышать забывает от волнения. – Лосиния, не говори ерунды, а? Она ребенок, я для нее – старый пень вроде Кар-Карыча. - Как я любила эту твою черту... пока тебе прямым текстом не скажешь, ты не поймешь, - Лосиния тихо рассмеялась. Дальше слушать Нюша не смогла. Закрыв глаза копытцами, она бросилась прочь. *** После ночной вылазки Карычу не спалось. Неудовлетворенное любопытство не давало ему покоя, заставляя ворочаться с боку на бок и снова и снова прокручивать в голове разговор с Лосяшем. Поведением Нюши ученый удивлен, но не более того. В отличие от своей энергичной коллеги, ворон не мог столь однозначно сказать, хорошо это или плохо. Конечно, пары бы из них не получилось... он – гений науки, она – будущая светская львица, это и сейчас уже видно. По единому мнению старожилов долины, Бараш был для хрюшки куда более подходящей партией: он находит счастье в том, чтобы любить, она – в том, чтобы быть любимой. Пусть это и звучало немного цинично, но Карыч и Совунья прожили слишком долгую жизнь, чтобы до сих пор оставаться во власти сентиментальных иллюзий. С Лосяшем девочка действительно зачахнет. Но с другой стороны, даже сквозь призму прожитых лет коллеги не могли отрицать, что первая любовь – прекрасное, хрупкое чувство, и нет ничего прекраснее, чем вспоминать ее без горечи. А если смотреть под этим углом... черт знает, может, и правда, было бы лучше, если бы он ответил? Забыть про годы, их разделяющие, и про разницу мировоззрений, и хотя бы попытаться сделать эту девочку счастливой. Карыч в гневе на непрошеные мысли смял крыльями ночной колпак. Нюша в любом случае останется с разбитым сердцем. Проворочавшись так полночи, ворон пришел к верному, как ему казалось, решению. Он должен поговорить с Лосинией. Белокурая лосиха – единственный ключ: несмотря на долгую разлуку и туманные обстоятельства разрыва, она знает Лосяша как никто другой. Возможно, ее послало провидение. Бараш пусть и дальше строит маловыполнимые планы, а он, Карыч, пойдет своим путем. Хоть какая-то определенность дальнейших действий немного успокоила ворона, и он заснул прежде, чем небо у горизонта начало светлеть. Просыпался Карыч всегда поздно: Совунья, например, в это время уже обедала. Захватив с собой свежую газету, ворон вышел на улицу – он решил не тратить время зря. Уже на подходе к дому Лосяша Карыч едва не был сбит с ног Нюшей, которая, не разбирая дороги, мчалась прочь. Когда, столкнувшись с ним, хрюшка на мгновение отняла копыта от лица, ворон машинально отметил лиловые струйки вокруг ее заплаканных глаз. Последний раз он видел хрюшку такой, когда прошлой осенью вышли из моды сарафаны. Настоящие, не показные, рыдания можно было легко отличить по этим потекам на ее лице. Карыч не был медиком, и причины такой реакции его не интересовали. Он просто наблюдал. Даже не поздоровавшись, Нюша исчезла в направлении своего дома. Ворон покачал головой и продолжил путь, и уже через несколько минут его взору открылась хорошо знакомая лужайка с украшенным рогами домом и бадьей во дворе. Реактор этот, к которому Карыч из благоразумной осторожности предпочел не подходить, сегодня выглядел несколько иначе: мешалка крутилась на полную мощность, создавая внутри сосуда воронку бесцветной жидкости. Упомянутая жидкость подавалась в реактор через один из шлангов, тянущихся из окна, и через приоткрытый кран сливалась внизу в большую канистру, распространяя вокруг себя раздражающий эфирный запах. С непривычки ворон закашлялся и торопливо зажал крылом клюв. - Что это такое? – по большой дуге огибая бадью, скорбно вопросил Карыч. Лосяш и Лосиния, явно его не заметившие, одновременно оглянулись. - ТГФ, - невозмутимо ответил ученый, словно о чем-то очевидном. – Реактор моем. - Спасибо, - скептически процедил Карыч сквозь крыло. – Это был риторический вопрос. Вы бы этим дома занимались, вся природа завянет скоро! - ТГФ летит, - пожала плечами Лосиния. Этот факт, видимо, должен был Карыча успокоить. “Я уже понял”, - мысленно согласился старый путешественник, однако вслух дискуссию продолжать не стал. Подойти ближе он не мог: было жарко, вещество и впрямь безбожно летело. Но и уйти ворон тоже не мог себе позволить. Когда они поставили под слив уже четвертую по счету канистру (три предыдущих гордо красовались на ступеньках) и вновь обратили внимание на гостя, Карыч деликатно кашлянул в крыло. - Лосяш, я заберу у тебя ненадолго прекрасную Лосинию? - А? Да, конечно, - ученый кивнул ей и чуть подкрутил кран. Лосиха подошла к Карычу и недоуменно взглянула на него. Она была в заляпанном разноцветными пятнами халате, из прически привычно торчал карандаш. Ворон галантно взял ее под копыто и отвел чуть в сторону. - Могу ли я просить вашей помощи, Лосиния? – при необходимости он мог задействовать весь свой арсенал светских манер. Лосиха немного подумала. - Если это в моих силах, я постараюсь вам помочь. До ее приезда в долину Карыч считал себя знатоком чужих душ. Он гордился тем, что может читать их, словно открытые книги. Лосиния, однако, была для него не просто закрыта, - она была для него на замке. - Видите ли, - он замялся, старательно разыгрывая смущение. – Я хотел сделать сюрприз Совунье и преподнести ей целебный сбор сушеных трав. Но если я приду лично, это не будет сюрпризом. Вы не могли бы сегодня вечером забрать его у меня и оставить где-нибудь на видном месте: в ее кресле или на веранде... чтобы завтра с утра она нашла этот подарок. Вы окажете мне большую услугу, Лосиния. Она вытащила карандаш из волос и удивленно на него воззрилась, словно видела впервые. Ворон терпеливо ждал. - Лосяш! – Что? – Ты все это сегодня будешь чистить? - Ну а когда, если мы завтра по новой начинаем? А вы, коллега, что-то от нее хотели? – оставив свой пост, к ним подошел Лосяш. - Хочу сделать сюрприз Совунье, - вновь пустился в объяснения Карыч. – Прошу твою прекрасную ученицу об одолжении отнести небольшой подарок. Для сохранения интриги, так сказать. - А, - лось понимающе кивнул. – Сюрприз – это интересно, я люблю сюрпризы. Лосиния, я могу тебя отпустить, помоги им. А то ведь так и будут кругами ходить. - Эй! – возмутился ворон. – Мы не кругами ходим, а ответственно относимся к чувствам друг друга! - Ты один справишься? – Лосиния стряхнула с халата ученого красноватую блестящую пыль. – Это ты в чем, собственно? - Нафтол с крышки просыпался, - нетерпеливо отмахнулся тот. – Лосиния, я вообще работаю один. Карычу захотелось снова кашлянуть, однако он сдержался. Лосиха обернулась к нему. – Я зайду к вам в шесть, идет? Ворон кивнул. Все указывало на то, что ему пора откланяться. Лосиния оказалась пунктуальна, что было несколько необычно для ученицы Лосяша. Ибо он, как уже давно и прочно усвоили в долине, жил в каком-то своем, альтернативном времени, лишь изредка пересекаясь с распорядком дня окружающих. Но, как бы то ни было, ровно в шесть часов лосиха постучалась в дверь Карыча – тот как раз прилаживал перед зеркалом новую бабочку. – Не заперто! Лосиния открыла дверь и вошла. – Добрый вечер. Я готова отнести подарок Совунье. Ворон развернулся и как мог грациозно, едва не приплясывая, приблизился к ней. – Счастлив вас видеть! Как вы находите мою бабочку? - Думаю, вам идет. - Ну же, не стойте на пороге, окажите честь старому фокуснику! Может быть, выпьем по чашечке чая? Вы же еще не были у меня, я не смею отпустить вас просто так. - Благодарю, - не стала сопротивляться Лосиния. Ворон бросился накрывать на стол. Лишь когда по первой чашке ароматного чая все с тем же клубничным вареньем Совуньи было выпито, Карыч решился приступить к делу. Отчасти он не хотел затягивать потому, что боялся: Бараш наломает дров. А отчасти потому, что не любил неразрешимых задач. – Лосиния, простите мне маленькую ложь... я должен был побеседовать с вами наедине. Тут довольно тонкое дело, а вы обладаете достаточным жизненным опытом... - Побеседуйте с Совуньей, ее опыт больше, - лосиха не обратила внимания на его извинения. - Совунья не подходит, - поморщился ворон. – Кхм. С чего бы начать... - Начните с начала, - посоветовала она. – Обычно это помогает. Карыч тяжело вздохнул. – Лосиния, получится сразу с места в карьер, но того требует ситуация. Видите ли, наша Нюша... вы же знакомы с ней? Ну так вот, наша Нюша, кажется, питает некие романтические чувства к Лосяшу. Девочка запуталась, ее взросление в связи с этим происходит непоследовательно, какими-то рывками. Она уже не ребенок, но вы и сами понимаете, что это разные поколения, фактически разные плоскости. Лосиния кивнула, не обнаружив, впрочем, особой заинтересованности полученной информацией. Карыч начинал нервничать. – Поэтому я позвал вас. - И что вы хотите от меня услышать? Подробности наших отношений, дабы передать девочке сей бесценный опыт? Боюсь, вы выбрали заведомо проигрышный вариант: я уже вышла из того возраста, когда этим положено с гордостью делиться. - Лосиния..! – старый ворон горестно вздохнул, окинув собеседницу взглядом. – Простите. Даже я сам не совсем понимаю, чего от вас хочу, - честно признался он, оставив попытки пробить ее безразличие. – Вы знаете его так, как не знает никто из нас. Вот и все. - Между нами уже давно ничего нет. Даже я переболела, хоть и не думала, что это когда-то случится. Вы же психолог, Кар-Карыч, да? Тогда это по вашей части. Ворон разлил по чашкам свежезаваренный чай. – Лосиния, вы удивительная женщина. Вы никогда не просите о помощи? Она молчала. Иногда Карычу казалось, что она его вовсе не слышит, полностью уйдя в свои мысли. И от этого психолог в его душе распалялся все больше. Слишком долго Карыч ждал, пытаясь собрать воедино мозаику разорванных фактов и фраз, чтобы сейчас остановиться. – Вы боитесь, Лосиния. Вы расстались, имея каждый свою версию происходящего. Он обвинил вас в легкомыслии, ведь так? А вы? Ревность или что-то в этом роде, ведь вы же были... - Я была молодой, - лосиха внезапно улыбнулась. А у нее, оказывается, такая искренняя улыбка. – Вы правы, хоть и психолог... - Что значит “хоть и психолог”?! – взвился ворон. – Я и есть психолог! Знаток душ! - Не подумайте, что причина в моем упрямстве. Я просто пытаюсь понять, зачем вам это. Записать еще одну байку в историю долины? Как-то смысла нет. Или вы хотите наставить вашу девочку на путь истинный? Я бы в этом случае больше боялась за Лосяша – ему будет скучно, он быстро от нее устанет. Ворон покачал головой. – Я бы хотел вам помочь, Лосиния. Если вы мне позволите понять то, что вы когда-то называли поверхностным натяжением. Лосиния встала из-за стола и, заложив копыта за спину, принялась мерить шагами комнату. Карыч не отрывал от нее взгляда. – Совунья? – понимающе усмехнулась лосиха. – Как быстро у вас здесь распространяется информация. Ладно, ваша взяла. Хотя это уже очень давняя история, да и не столь интересная, как вы думаете. Я была аспиранткой Лосяша. Сначала мы просто вместе работали, потом начали встречаться. Хотя я бы не сказала, что что-то изменилось, просто он впустил меня в свою жизнь. На первом месте для нас по-прежнему была работа. Мои подруги ходили на свидания в парке и получали по праздникам букеты и воздушные шарики, а мы... вы будете смеяться, мы могли просидеть всю ночь в лаборатории, за расчетами или гоняя какой-нибудь синтез для совместного проекта с конкурирующей кафедрой, и это было нормально. Потом мы первый раз поехали за границу – на недельную школу-конференцию. Там он встретил какого-то приятеля, кивнул на меня: “Она умная девочка, справится одна”, - и утащил его в буфет на два часа. А я краснела как школьница, потому что никогда не видела столько академиков сразу. Не сдержав смешок, Карыч прикрыл клюв крылом. – Я почему-то предполагал нечто подобное. Он учил вас плавать – по-своему. Лосиния кивнула. - Я переехала к нему на наш второй совместный Новый год. Нас всегда связывала прежде всего работа, эта связь для нас была дороже любой романтики. Он настаивал, чтобы я выходила на защиту до завершения третьего года. Планировалась очередная раздача ставок, и я могла стать научным сотрудником практически сразу после. Защищаться мы думали в июле. Ну, точнее, я в июле, он в августе. Но год у нас начался неудачно: мы упустили крупный грант, на который он уже расписал оборудование, на это наложился конфликт с деканом... Вы знаете Лосяша, он бывает упрям до абсурда. Ну и апофеоз... рога. - Рога? - Точно. Он вообще забыл о моем существовании, а я была слишком подавлена. От депрессии меня спасал бывший одногруппник – дарил всякие милые глупости, таскал по музеям. Старый друг, знаете... Ворон потер клюв. Он догадывался, чем это пахнет. Лосиния печально усмехнулась. - Моя ошибка, но тогда я этого не понимала. Моя ошибка в том, что я была молодой. Мы и поссорились-то только однажды, где-то в начале июня. Тогда и всплыл этот вопрос рогов, - они у него, видите ли, маленькие, и меня это не устраивает. Меня не устраивало то, что мы разучились друг друга понимать, но никак не это! Я и не подозревала, что все настолько серьезно... пока не осталась у разбитого корыта, с написанной работой, но без руководителя. Хотя, с другой стороны, если бы он меня не бросил, я бы, наверно, ушла сама. Моя защита для меня была как поминки. Меня успокаивали всей лабораторией, когда я рыдала через полгода на вручении диплома. А что толку... глупо вышло, правда? - Глупо, согласен. Нужно же разговаривать, обсуждать... слушать друг друга, наконец! - Он был безумно упрямым, а я – просто молодой. Вот поэтому мы друг друга и не поняли. Дальше истолковывайте как хотите, здесь я вам не помощник. Я могу вас предупредить только о двух вещах. Очень трудно стать для Лосяша по-настоящему близким. Я была последней, кому это удалось. Он общителен, он легко заводит друзей, способен увлечь своей идеей... но всё это – шелуха, она для него ничего не значит. И еще одно. Он почему-то уверен, что окружающие о его настроении должны догадываться сами, что можно сколько угодно молчать и ждать, пока проблемы в отношениях решатся действиями противоположной стороны. Будь у меня чуть больше времени, я бы постигла эту науку. На откровенный разговор его можно вызвать только прямым текстом, намеков он не поймет. Вот и все. Я удовлетворила ваше любопытство? Ворон медленно кивнул. - Я подозревал что-то подобное... Как все-таки жизнь иногда любит над нами посмеяться. А молодость... это такой грех, Лосиния, который излечивается сам собой. Она встала со стула, протянула ворону копыто. Карыч пожал. - Копаться в себе – это, конечно, трата времени, но иногда помогает. Надеюсь, я сумела вас развлечь. - Лосиния! – Карыч скорбно воздел крылья к небесам. Она улыбнулась. - Давайте ваш подарок, зря я, что ли, приходила? У нас еще гора несделанной работы, да и почистить растворитель – не газету прочитать. Ворон поспешно протянул ей несколько былинок, торжественно перевязанных алой лентой. Лосиния удивленно моргнула, но промолчала. Ей незачем было знать, что эти былинки Карыч надергал у себя под окном буквально перед ее приходом. Она ушла. Старый ворон, стоя на пороге, задумчиво проводил ее взглядом. Чутье психолога бесновалось от осознания ошибки, совершенной несколько лет назад. Какая же все-таки странная штука жизнь... В кои-то веки ему не хотелось, чтобы здесь была Совунья. 2 Первая красавица долины, заперевшись в своей розовой крепости, посвятила вечер безутешным рыданиям. Напрасно Бараш пытался ее выманить, распевая под окнами серенады, - Нюша была непреклонна. Если бы кто-то спросил у нее, что произошло, хрюшка поначалу не сразу нашла бы приемлемый ответ, а потом разразилась новой порцией слез. Ей казалось, что теперь, когда ее чувства уже не являются для Лосяша тайной, ее сердце вот-вот разлетится вдребезги. Пылкая любовь юной хрюшки пока что не доставляла ей особой радости. Картина, которую Нюша выстроила в своем воображении, соответствовала действительности лишь отчасти. Лосяш действительно не замечал ни ее смущения, ни томных многозначительных вздохов, но причина этого была не в Лосинии, которая постоянно находилась рядом с ним. Причина этого лежала на поверхности – в его мышлении гениального ученого и ее юном, ограниченном журнальными шаблонами сознании. “Девушка не должна делать первый шаг”. Нюша пыталась действовать окольными путями, даже напросилась в помощники, но в ее собственных глазах это была всего лишь жалкая попытка. Ждать помощи от доброй бабушки Совуньи было бесполезно, - та и слышать не хотела, чтобы Нюша дала Барашу отставку. Но ведь это Нюшино сердце, в конце концов! Хрюшка решительно утерла слезы и села на кровати. Солнце скатывалось за лес, золотя вершины деревьев. Она потратила весь день на детские слезы – и почему? Потому что Лосиния, безразличный призрак прошлого, разгадала спутанный клубок ее чувств куда точнее, чем обычно это делал опытный психолог Кар-Карыч. Вот только теперь, когда Лосяшу известно о чувствах маленькой хрюшки, она уже никогда не отважится к нему подойти. Такова была путаница ломающихся детских мыслей, пышным цветом распускающаяся в ее душе. Нюша сползла с кровати и подошла к зеркалу. Оттуда на нее глянула печальная мордочка с лиловыми потеками вокруг глаз. “Это всё от слез”, - уже в который раз безразлично подумала красавица долины и плюхнулась на пуфик. В дверь раздался стук. - Бараш, я же сказала, что не хочу тебя видеть! – крикнула Нюша, даже не обернувшись. Бараш в таких случаях обычно разражался монологом о равнодушии красавиц. Однако за дверью было тихо. Пауза затягивалась. Нюша заинтересовалась. Пусть она и выглядела сейчас не лучшим образом, но всё-таки. - Бараш ушел, Нюша. Это я. - Лосяш?! – она вскочила, опрокинув пуфик. Торопливо распахнула дверь. Еще вчера, наверно, она бы мечтала остаться с ним один на один, - сейчас Нюша уже не понимала, чего хочет. - Нюша, вы не заняты? Думаю, нам нужно поговорить.