Сердце бури

В девять часов по Корусанту сенат собрался на экстренную сессию. На повестке дня был один единственный вопрос: безвременный уход из жизни Императора Палпатина. Первой слово взяла Слай Мур. — Сенаторы, — сказала она своим низким голосом, который сегодня чуть ли не звенел от напряжения. — Этот день черен для Галактики: скончался Император. Мы все безмерно скорбим об этом великом правителе и удивительном человеке, который всегда стоял на идеалах гуманизма, не позволяя себе отступить от них даже в мелочах. Я запомню его сильным и деятельным, всегда трепетно относящимся к своим обязанностям. Церемония прощания пройдет через три дня. А пока давайте же отдадим дань уважения Императору и продолжим нашу работу, как он того и желал бы. «Есть ложь, есть наглая ложь, а есть доклады Слай Мур, — вздохнула Оби-Ван, наблюдая за сессией из кабинета канцлера. Вместе с ней за столом сидела Вентресс с бакта-пластырями по всему телу. Несчастной та не выглядела: завалить в одиночку четверых Алых было большой удачей. — Хорошо, что она согласилась говорить нужные нам слова до того, как дошло до применения Силы. Почувствовала, видимо, куда политический ветер дует. Удивительно даже, как это меня не передергивает от такого неприкрытого вранья. Наверное, дело в том, что мы уже победили, а все остальные могут говорить, что хотят!». После вступительной речи без всякого перерыва, чтобы никто не успел опомниться и начать задавать вопросы, на платформу поднялся сам Дарт Вейдер. По счастью в его рабочем кабинете в здании сената нашелся комплект чистой одежды, поэтому выглядел он почти прилично. В крови у Энакина бурлил невообразимый коктейль одновременно из релаксантов и стимуляторов, потому что как только адреналин боя подошел к концу, начался дичайший откат. Вентресс, созерцая припадок то ли лихорадки, то ли сразу эпилепсии, обозвала его девчонкой и поделилась своей заначкой. Полегчало. — Моя предшественница обрисовала уважаемому сенату общую картину, — начал Вейдер. Вот когда аукнулись все произнесенные в этом зале отчеты: времени подготовиться у него не было, но слова как-то сами собой складывались в связную речь. — Я здесь чтобы говорить о частностях. Начнем с того, что Император не оставил завещания или какого-либо другого действительного документа, освещающего его политическую волю. Более того, в законодательстве Империи нет какого-либо механизма передачи власти от правителя к преемнику, — он замолчал, обвел взглядом трибуны. В Силе сейчас сворачивался вихрь разнообразных эмоций: от эйфории до паники. Кое-кто из политиков и правда любил и уважал Палпатина (и, строго говоря, было за что: в период Имперского правления власть сделала немало хорошего), другие же искренне его ненавидели и мечтали если не сплясать на могиле, то плюнуть в погребальную чашу — точно. — Я не хочу никого пугать, господа сенаторы, но мне важно донести до вас простую истину: новой гражданской войны в Галактике не будет. И это говорю я, Дарт Вейдер, главнокомандующий Имперским Флотом. Сейчас, в период безвластия, в моих руках собраны все нити управления нашей военной машиной, и я собираюсь употребить ее по назначению, если кто-то вдруг решит, что под шумок можно захватить соседний сектор, и никто ни о чем не узнает! Падме с чашечкой кафа сидела в удобном кресле из натуральной кожи, сбросив тактические сапоги, в голове она прокручивала, как удобнее проинтерпретировать происходящие события для широкой общественности. Асока с паддом примостилась рядом с ней на полу. Услышав последнюю фразу из выступления мужа, Падме со вздохом спрятала лицо в ладонях. — Крифов солдафон, — простонала она. — А как хорошо все начиналось… Нет, нельзя его пускать на трибуну. Если не редактировать его доклады, всю жизнь будет получаться такой вот цирк с бантами. — А по-моему, все отлично. Он говорит искренне, а потому очень доходчиво, — возразила Асока. — «Сидите тихо, а то у меня есть стардестроеры» — вот просто верх дипломатии. — Ну, рейтинги у него растут… Сама смотри, — девушка развернула к Падме свой падд с вкладкой одного из самых популярных сайтов на политическую тематику. — Падме, — из-за стеклянной перегородки высунулась голова, Лесси Мэй — редактора новостного блока на центральном голоканале; они с Падме приятельствовали с тех пор, как вместе ходили на курсы ораторского мастерства еще на Набу, — трансляцию мы ведем не в прямом эфире, а с минутной задержкой, так что если Вейдер начнет говорить что-то совсем лишнее, мы успеем все подтереть. Ты уверена, что в конце речи он не провозгласит себя новым Императором? — Уверена! Нифига она не была уверена! Но как «немножко джедай» приказала себе верить в лучшее будущее и делать все, чтобы это будущее стало возможным. — Жаль, что у тебя хотя бы черновика нет, — вздохнула Лесси. — Так бы уже статью можно было бы набирать. Падме покачала головой: — Я этим сама займусь, извини. Тут главное будет очень тонко расставить акценты. — Так ты все-таки знаешь, к чему он ведет?! — у журналистки аж глаза загорелись. Суеверные политики не произносят таких слов заранее, но Асока предрассудками страдала в куда меньшей степени. — Очевидно, все закончится возрождением Республики! Тем временем Энакин продолжал. — Знаю, половина из вас хотела бы видеть меня на троне, а вторая половина — за решеткой. Но вашим мечтам не суждено сбыться. Я никуда не денусь! Сейчас я смотрю на то наследие, что оставил нам мой покойный учитель, и чувствую горечь, потому что больше половины проектов по преобразованию Галактики еще не закончены или даже не начаты. С прискорбием могу сказать: для того, чтобы продолжить дело Императора нужен незаурядный человек. Человек, обладающий чрезвычайно высоким интеллектом, широкими познаниями в разных сферах жизни, жесткими моральными установками и — что немало важно — отличным здоровьем, потому что выдерживать изо дня в день ритм жизни Императора — это само по себе удивительно сложная задача. И такого человека среди нас нет. Никто не потянет то, что тянул Император Палпатин. Увы, в этой ситуации я вижу только одно решение проблемы: необходимо разделить власть, не ослабив при этом государство. Такие мысли привели меня к выводу о необходимости упразднения должности Императора и перестройки политической системы в Галактике. Разделим же ответственность за наши судьбы! Я вношу в сенат предложение о преобразовании Первой Галактической Империи в президентскую республику. Зал молчал. Такое редко бывало. Сенаторы вообще редко отказывали себе в удовольствии поорать. Но не в этот раз. Они все словно застыли. — Магистр Йода, он это серьезно?! Кенто Мареку некогда было смотреть выступление главкома, но слушать он его слушал; Кенто видел перед собой только бесконечные информационные кабели, ведущие к серверам СИБ, и голова у него гудела от идей, как же тут все перестроить, чтобы можно было пользоваться. Безопасники без боя не сдались, и их повстанческая группа была последней, кто смог взять назначенный объект. Даже Йоде пришлось изрядно потрудиться, хотя у Кенто дыхание перехватывало от того, каким магистр стал сильным. Теперь дело было за малым: разобраться, что же попало им в руки! Марек немного понимал в программировании, так что попал в серверную. — Почему нет, хм, — проскрипел старый наставник. — Много пороков у Скайвокера, но к власти стремление — не один из них. «Что бы вы сказали про мои пороки», — вздохнул Марек. После освобождения никто не задавал ему вопросов, будто все позабыли, что он вообще-то дезертир. Но не напоминать же об этом самому?! Кенто и не стал, а сейчас жалел об этом, потому что жизнь в постоянном напряжении намного хуже любого наказания. — Мы как-то разговорились, — неуверенно добавил он. — Он показался хорошим парнем. Запутавшимся, конечно, но не злым. Скорее, потерянным. — Что понять вы смогли друг друга — хорошо, — голос у Йоды был странно веселым. — Отринь сомнения, рыцарь джедай, и не печалься о том, что из жизни твоей ушло, хм. Не отвернется от тебя Орден в час нужды и печали. Вернулся ты в наши ряды. И рад я этому. — Я понимаю, у вас сейчас много вопросов, и не на все из них я готов отвечать, — Энакин глянул на хроно: еще десять минут, а потом его скрутит, и хорошо, если вообще не вырубит. Надо закругляться. — Но я прошу вас: отбросьте предрассудки, не ищите подвоха. У нас есть возможность вернуть демократию в Галактику! «Демократию в Галактику, — Траун в главкомовском кресле развернул очередной документ с грифом «совершенно секретно». Он ужасно устал и хотел только отрубиться, ужасно болело рука, но природное любопытство, которому позавидовал бы даже фелинкс, толкало его на новые и новые глупости. Бои в городе закончились, и командовать теперь было некем. Джедаи больше не были его ответственностью, и им уже самимпредстояло снова перекроить мир так, чтобы он стал лучше. — Вот только вопрос, хочу ли я жить в этой Галактике победившей демократии?». Доминации чиссов такая форма правления была совершенно чужда, да и все, что Траун узнал о старой Республике, можно было уложить в одно предложение: «Сборище мерзавцев и идиотов». И что же? Впишется в эту молодую республику офицер-алиен со склонностью к государственным переворотам? Скорее всего — нет. «Жалею ли я о том, что сделал?» Траун откинулся на спинку кресла, и губы его тронула мечтательная улыбка. Пожалуй, нет. Не жалеет. Сенатор Амидала стоила того, чтобы рискнуть ради нее всем. И проиграть. Что же, такое тоже бывает, он знал, на что шел. Он не мог объяснить себе точно — и впервые в жизни не очень-то стремился препарировать собственное чувство — но был уверен: все это не было напрасно. — Вам предстоит разработать процедуру перехода от Империи к Республике. Убедительно вас прошу не повторять переход от Республики к Империи, который мы использовали два года назад, в обратном порядке. На выходе мы должны получить жизнеспособное государство, а старая республика таковой не была. Дело за вами! Придумайте, как нам сохранить все то, что было сделано хорошего, и устранить огрехи, — «В кои-то веки займитесь чем-то полезным», — добавил про себя Энакин. — На время, пока сенат будет заниматься этим вопросом, я собираю временное правительство. Относительно его состава я не собираюсь ни с кем советоваться, так что если сенат что-то не устроит — пожалуйста, исправьте ситуацию, организуйте выборы законного президента, который создаст свой кабинет согласно своим вкусам. Я пока не готов назвать имена моих министров, но уже могу сказать, что вы можете отправить ко мне одного своего представителя. Выберете его как можно быстрее. На этом все. По всем возникшим ко мне вопросам вы можете обратиться в пресс-службу Флота. Конец вышел немного смазанным и грубоватым, но лучше все-таки прослыть невежей (для бывшего раба с Татуина это нормально), чем грохнуться в обморок и показать свою слабость. На хамство сенаторы только поворчат — после стольких лет при Палпатине им не привыкать — а вот слабого сожрут, как падальщики с планеты Джетта. Даже косточек не оставят. Платформа стала опускаться, внизу разявил пасть люк, ведущий в кабинет канцлера, и последнее, что увидел Энакин, были спешащие к месту спикера Бейл Органа и Мон Мотма, которым предстояло убедить перепуганный сенат, что все происходящее еще не конец света. Видимо он все-таки отрубился, потому что пришел в себя уже на полу, и прохладная узкая ладонь гладила его по волосам и по лицу. Сначала это показалось очередным витком бреда, но со временем события прошедшей ночи стали худо-бедно всплывать в голове, и Энакин ужасно перепугался, когда понял, чья ладонь это может быть. — Я люблю тебя, — тихий, надтреснутый, но такой родной голос. Он так по ней соскучился, он так мечтал ее увидеть! Так страшно было открыть глаза, потому что ведь прав Сидиус: есть вещи, которые никогда не прощают. И Оби-Ван — какой бы чудесной и доброй ни была — никогда его не простит. — Я не помню, говорила ли я когда-нибудь это раньше… Я люблю тебя, Энакин. Она была уставшей, худой, с подпаленными сбоку волосами. Но живой. А значит, все было не зря. — Прости, — прошептал Энакин. — Я так облажался. Что еще он мог сказать? Что из его чувств теперь имело значение? Оби-Ван наклонилась близко-близко, так что он чувствовал кожей ее дыхание. — Я тоже, — она тихо рассмеялась. — Но знаешь что? Это неважно. Теперь мы все можем начать с начала. Энакин, наконец, смог приподняться, притянуть ее к себе еще ближе и поцеловать в теплые сухие губы. — Я люблю тебя. Я говорил это сотни раз и скажу еще тысячу. Я люблю тебя. Я так рад, что ты жива. Время войны закончилось. У них впереди было много чего. Целая жизнь. Любовь, новый Орден, Галактика с ее сенатом, который только и мечтает все испортить, общие шутки, горячие споры, еще более горячие примирения, работа, отдых, полеты к семье, ученики, новые знания, новые планеты… Кажется, он когда-то мечтал побывать на всех? Наступило время мира. — И кто бы мог подумать, что вы такие ванильки, а? — Заткнись, Вентресс, — это они сказали вместе.