Мы с тобою одной и той же породы

И пусть никто не объяснит, никто на свете не расскажет <…> Какая музыка звучит, когда она не на продажу…

                    Её «сигареты-ракеты» стреляют, стреляет и «девочка с каре», и Серёжа уже видит Макс той, кто смело разрывает контракт, который ей тянут на подпись. Плевать кто, ведь она точно его разорвет, когда вспомнит, что она — Свобода и песни её тоже рождены на свободе.       И, если честно, PLC думает об этом только потому, что «сигареты-ракеты» на репите в его душе, а «девочка с каре» теперь та самая песня, которую Свобода и Кристина легко могут затянуть за завтраком. Да, что там, Серёжа и сам готов выть эти песни, невпопад, но выть, чтобы Макс видела, что недосказанность в куплете его ни капли… Нет же… — Всё хорошо?       А вот и блондинка со своей поддержкой. Серёжа уже знает, что она напялит на него куртку из своих «дружеских» обнимашек, вывернет наизнанку и, возможно, прокрутит раз другой в стиральной машинке. Он выберется оттуда новым, вычищенным, но с раскрывшимися ранами, которые будет пытаться как можно дольше прятать под «курткой». — Они не допытывались? — всё спрашивает та, кого так боится потерять Лева Би-2 в серебре. — Не доставали этим «Так что там за слова»? Я их урою, если допытывались, — не давая и слова вставить, обещает девушка, и Серёжа тихо смеётся даже своими раскрасневшимися глазами.       Мои пацаны не поймут… Ведь он говорил это в начале, а сейчас… Сейчас хочется знать, как им Макс. Жутко хочется, чтобы они, сидя перед экраном телевизора, тоже видели, какая она замечательная и тоже влюбились в её песни, только в них. — Спросили один раз, — сказал PLC. — Я не ответил…       Девушка прекрасно слышит надрыв в голосе и, будто бы не замечая камер — плевать она ни них хотела — аккуратно приближается к мужчине, пальцем стирая новую влагу с его правого века. — И правильно, — шепчет Свобода. Заманчиво. — Пусть думают, что «не допел», — Макс невольно посмеивается, вспоминая реплику Тимати. — Как он вообще до этого додумался? — негодовала она всё тем же шёпотом. — Отвратительно, что он подумал так о тебе. Особенно отвратительно, что о тебе.       Теперь Серёжа чувствует и объятия. Девчонка будто бы карабкается на него, будто бы сейчас зацепится ногами за его талию, и они… Прямо под камерами. Во рейтинги взлетят. — Тебя Кристина не потеряла? — Я думаю, она прекрасно знает, что я сейчас с тобой, — смеётся Свобода.       Действительно, Кристине и не знать, что Макс сейчас с ним? Эта девчонка знает и видит всё, кроме влюбленности Родиона, от которого её так преданно защищает Свобода. Держит прямо под своим крылышком и не позволяет Толочкину подойти к Кошелевой ближе, чем на установленное в её голове «безопасное» расстояние. PLC усмехается. Макс ведёт себя, как мама-наседка, только вот мама-наседка какого вида? Разочарованная в мужчинах или запрещающая то, что делает сама? И Серёжа искренне боится, что первое.        — Вот Тимати решил, что наказал вас квартетом, да? — говорит Макс, болтая ногой и из-за этого иногда касаясь ей колена Кристины, сидящей перед ней. — Допустим, — усмехается Джей Мар. — А я уверена, что этот квартет ещё долго будут слушать и любить, — оканчивает свою мысль Свобода. — Хотя бы потому что, — взгляд на Серёжу, — неважно… Крис, пойдём выгоним Хабиба и попоём?       Серёжа почувствовал, как сначала потухли, а потом снова вспыхнули серо-голубые глаза, и улыбнулся. Малышка-рокерша из Владивостока волнуется за него, за его состояние. Приятно очень. — Может, все вместе попоём? — предлагает не боевая Кошелева, которой приторно-правильные моральные принципы не дают просто так даже согласиться на то, чтобы Макс выгнала Хабиба из репетиционной.       Это и влюбляет Родиона в неё сильнее. Серьёзно, респект такой крутой эктрис внутри Крис, которая делает вид, что не видит этих глаз. Очень талантливо. Без сарказма, талантливо. Толочкин, наверное, только поэтому и пытается как можно дольше смотреть на девчонку, чтобы эктрис успела сдаться, моргнуть.       PLC провожает девушек взглядом, сомневаясь: можно ли ему всё ещё напроситься к ним тем самым плохим певцом, который заставит смеяться до хрюканья или всё-таки не стоит? А что? Довести Свободу до хрюканья и в очередной раз понять, что он по уши в неё в с ю. По уши и без шансов на выздоровление.       Серьёзно, без шансов. Он не сможет просто помахать ей рукой, когда всё закончится, и она будет махать, смотря на него в иллюминатор самолёта. Серьёзно, он сорвется. Он купит билет до Владивостока, доедет даже на поезде, если нужно будет, будет несколько часов ходить, раскачиваясь, но не отпустит.       На плече ухоженая изящная рука с накрашенными ногтями. Не такая, как у Свободы. Рука Свободы едва ухоженая, наверное, девочка даже совсем недавно отучилась грызть ногти, но чувствовать её на плече намного приятней, если честно. И попробуй объясни это Жене Майер. Да кому угодно попробуй — не поверят.       Ноготочки едва впиваются в плечо. Это неприятно. Они оставляют царапины на спине и на душе. У Свободы ногти короткие. Состриженные или нервозно сгрызанные и грамотно подпиленные — неважно, главное — короткие. — Ты как? — Женя интересуется искренне, но слишком страстно дышит при этом прямо в лицо. PLC уже привык, что она, а не Макс позволяет себе быть так близко к его лицу.       Так, что хочется вернуться назад в прошлое и заставить себя не флиртовать с Майер. — Хорошо.       И это всё. Серёжа клянется, что, если бы Макс попросила, он бы ей даже зачитал куплет до конца, но в случае с Женей точно нет. Она классная, но слишком «для реалити». Она не будет ходить лохматой, как Макс, или бить операторов подушками. Если шутить, то Майер есть риск не узнать на утро и испугаться. А Макс узнаешь. Она по утрам домашняя и ленивая. Такая, что на просьбу приготовить завтрак, скинет с постели и скажет, что через часик-другой она будет блинчики обязательно с клубничным вареньем и, чёрт возьми, получит эти блинчики горяченькими с пылу с жару в любом случае.       С такой PLC бы ужился. Точно. Малышка-рок-звезда получала бы свои блинчики каждый день, если бы захотела. И долбанное варенье, даже если мужчине пришлось бы варить его самому, периодически вызывая пожарку, но не нарушая сладкого сна Макс.       Серёжа делает вид, что пьёт чай, пока Женя говорит ему что-то о своих предчувствиях насчёт следующего концерта, а Свобода за какими-то несколькими жалкими стенами поёт то, что ей нравится. Наверное, она придумывает что-то новенькое вместе с Крис. Наверное, это новенькое что-то грустное о любви.       Серёжа хотел бы уметь сейчас слышать её голос сквозь стены, но он слышит лишь Майер. Она переживает и она рядом. А ведь такие девушки как звёзды, простите должны быть далекими. Сияющими, как Сириус, потрясно прекрасными, но далекими. И у таких девушек нет детей, потому что они ещё слишком красивы, чтобы стряпать пучок на голове и потирать красные круги под глазами.        Может, Серёжа перепутал, и это Макс далеко, а Женя близко? Что-то вроде каламбура от судьбы-судьбинушки, где простая девушка — журавль, а девушка-звезда — синичка. А как же песня? Отпустите синицу на верную смерть, пусть её приласкает свобода…       PLC смотрит на Женю, пока та говорит. Ведь её он коснуться не постесняется, не постесняется почувствовать рукой на её спине отсутствие лифчика, не постесняется смотреть на её стройные голые ноги. Удобно. Но в любви наоборот.