Я люблю тебя (Виви), только наша любовь — это прощание. Kenshi Yonezu (Hachi), «Vivi»
В доме Хибари был… бардак. Типичная квартира холостяка, в которой черт ногу не только сломит, но и потеряет среди вещей, а после и сам потеряется. Впрочем, бардак был больше «творческий», говорящий о том, что хозяин дома разве что ест, спит и изредка для разнообразия ставит кружку на место. Одиночество дома и его хозяина проглядывалось буквально во всем: от забытой в мойке посуды до покрытого пылью телевизора. Тсуна с интересом рассматривал обои, мебель и ключи от такси, брошенные на тумбе в прихожей. Отсюда, из гостиной, вся квартира видна как на ладони. Впрочем, по гостиной его только пронесли. — Ты не часто здесь бываешь, да? — немного смущенно полюбопытствовал Тсуна, рассматривая наспех застеленную кровать, возле которой его, собственно, и опустили. Несмотря на окружающий их первозданный хаос, воздух в квартире чистый. Похоже, где-то открыта форточка. — Я здесь только ночую, — сказал Хибари, оставляя сумку с его вещами у шкафа. — Это будет твоей комнатой на ближайшее время, я посплю на диване. Тсунаеши смутился от осознания происходящего, но возражать не стал. Отсюда хотя бы до туалета и ванной идти ближе, чем из гостиной, а каждый раз просить Кею отводить его туда… Уж лучше он вынудит Кею помучиться пару ночей на диване, чем возиться с калекой, который самостоятельно и трех шагов не может ступить. «Как только мне станет лучше, я уйду», — решил Тсунаеши, аккуратно, без резких движений садясь на матрац и практически утопая в нем. Нет, сидеть еще все-таки больно... — Подожди, я перестелю, — сообщил Кея уже где-то из кухни, и Тсуна послушно поднялся, пробуя добраться до близстоящего стула. И тут же путаясь в собственных ногах и, поскользнувшись, падая навзничь. Хорошо еще, что ковер достаточно мягкий. По прихожей раздались торопливые шаги. — Ты в порядке? — спросил Кея, помогая подняться. — Сильно ушибся? — Пустяки, все хорошо, — робкая и чуточку смущенная улыбка. — Давай я сам перестелю. Где простыни? Хибари смерил его слегка хмурым взглядом, а затем подошел к шкафу и достал с верхней полки какие-то свертки. — Держи, — бросил их на кровать. — Я пока что-нибудь с едой придумаю. Обычно я что-то заказываю или покупаю уже готовое… — Давай закажем, — просиял Тсунаеши, уже вовсю ведя борьбу с пододеяльником. — А то больничная еда уже в печенках сидит. — … Хорошо. Тсуна провел Кею добродушным взглядом и вернулся к своим делам. Верно. Не стоит доставлять Кее хлопот, ему и без того непросто брать к себе в квартиру лишний рот, хоть и пока что прикованный к одной комнате. Жизнь с Хибари… интересно, какая она? Тсуна был даже рад, что все сложилось именно так. В конце концов, так он сможет узнать этого человека получше. И, возможно, даже набраться сил для признания… «Но для этого нужно поговорить с Занзасом», — понуро добавил Савада про себя и неосознанно покосился в сторону кухни. Однажды он обязательно наберется храбрости во всем признаться ему. А пока что нужно не упустить этот шанс стать к нему ближе. Почему-то Хибари Тсунаеши верил и совсем не боялся. Если подумать… Хибари Кея казался ему особенным с самого начала. Наверно, именно поэтому он даже не удивился, когда во время одной из перевязок заметил, что метка дополнилась. И яркое, четкое «18 Кея» отзывалось приятным трепетом в груди, радуя глаз и согревая душу. — Так значит, водить машину тебя научил Реборн-сан? — спросил Хибари за обедом, плавно перетекающим в ужин. — Даже представить себе подобное не могу. — Может, он и выглядит ненадежным, но он хороший человек и замечательный учитель, — шутливо надулся Тсуна, уплетая за обе щеки. Когда он ел с таким удовольствием в последний раз? Когда он ел не в полном одиночестве, а с кем-то? Занзас давно не проводил с ним никаких посиделок, их отношения уверенно скатывались от романтики к регулярному сексу при встрече, порой разбавляющемуся рукоприкладством. На работе же Тсуна редко когда позволял себе трапезничать вместе с коллегами, а если и позволял, то все равно чувствовал себя не в своей тарелке. Он не привык быть таким открытым, как его подчиненные. Он привык все решать сам, без посторонней помощи, даже Рехея к своим проблемам не подпускал. Так оно и было, пока в его жизни не появился Хибари. — Правда, теперь эти знания мне ни к чему, — со слабой грустью добавил Тсуна, вернувшись к их разговору. — Однажды… где-то год назад… мы с Занзасом… Мы с Занзасом попали в аварию. Я не справился с управлением, и… Всю вину свалили на второго водителя, потому что он был пьян, но я-то знаю! Хотя… теперь это не важно. — Ты больше не садился за руль? — осторожно спросил Хибари. Тсуна помотал головой. — Слишком страшно. Занзас тоже сам больше не ездит, его рука… Я… Господи, в тот день я сломал ему всю его жизнь, — Тсуна спрятал лицо в ладонях и опустил голову. Ужас тех далеких событий пролетел перед глазами, как вчерашний день. Но сейчас не время винить себя, самобичеванием он займется позже, когда останется один. А сейчас… сейчас… Тсунаеши с удивлением уставился на свои ладони, которые ласково отняли от его побелевших щек. — Это не так, — произнес тихо Кея, держа обе его ладошки и заставляя поднять на себя голову. — Ты ни в чем не виноват. Ты не сломал ему жизнь, все хорошо. Его рука ведь на месте? Значит, все хорошо. — Кея… — Тсуна быстро заморгал, ощущая приближение слез. Только плакать перед Кеей еще не хватало. — Спасибо… — Все хорошо, — повторил Хибари, глядя куда-то сквозь пространство. — Все хорошо… После обеда-ужина Хибари отвлекся позвонить Рехею и обсудить их дальнейшее расположение дел, а Тсуна, возвращенный в спальню, копошился в своем телефоне со скучающим видом. Звонить Занзасу он больше не пытался, все равно без толку. А чем заняться в незнакомом доме, он не знал. Будь это квартира Рехея, они бы посмотрели какой-нибудь фильм, вспомнили бы школу, сыграли в карты… С Хибари все это казалось невозможным, хотя бы потому, что Тсуна слишком стеснялся делать с ним что-то подобное. Хотя послушать пару историй из жизни этого человека он бы не отказался… — Мы с Рехеем решили, что тебе следует пожить здесь не меньше недели, — сказал Хибари, заходя к нему в комнату. — Где тот список лекарств? Я все куплю. — Только за мои деньги! — мгновенно выдвинул условие Тсуна. Он отлично помнил нытье Рокудо насчет размеров зарплаты таксистов. — Я и так тебе слишком многим обязан, так что, пожалуйста. Кошелек в боковом кармане, — с этими словами он указал на шкаф, в который временно переехала его сумка. Вообще это сумка Рехея, но кому какое дело. И кстати, раз уж ему суждено просидеть тут около недели, то можно и распаковать все — хоть какое-то занятие. Тсунаеши не планировал оставаться в этом доме надолго, но раз так говорит Рехей… Словам друга-медика он верил и слушался его, даже если Сасагава сказал так специально, чтобы подольше подержать его вдали от Занзаса и вблизи от Кеи. В любом случае, в его нынешнем положении жить рядом с кем-то куда удобнее, чем одному. И… куда безопаснее. — Чем займешься? — спросил Хибари, натягивая ботинки. — Думаю, разберу пока вещи… — Понятно. Повертев в руках кошелек Тсуны, тот самый, с крокодильей башкой, Кея чему-то усмехнулся и вышел из квартиры. В доме сразу стало невыносимо пусто. — Так, вещи, вещи! — приободрился Тсунаеши и уверенной походкой алкаша после вечерней забегаловки поплелся к сумке. — Ханна недавно мне такое устроила, хоть стой, хоть падай, — смеялся в трубку Рехей, шурша какими-то бумагами. — Я сперва даже подумал, что-то случилось, а тут… Из-за такого пустяка... — Она по-своему волновалась, — встал на защиту будущей невестки Тсунаеши. — И вообщe, не слышу в твоем голосе радости, у вас же было свидание! — Ага, еще бы причина у него была нормальная, — фыркнул Рехей. — А лучше вообще без причины… Точно, в эти выходные приглашу ее в кино. Так, ты мне лучше про своего Кею расскажи. Есть у вас сдвиги? — Никаких, — честно признался Савада. — Поели дома вместе… считается? — Хм. Проведи этот вечер с ним. — Что ты такое… — Тсуна мигом покраснел похлеще помидоров. — Вечер! Не ночь! — спохватился Рехей. — Поболтай с ним там, телек посмотри, не знаю… — Л-ладно… Я попробую… — Ловлю на слове, — ухмыльнулся Рехей и, пожелав удачи, отключился. Тсуна с легкой улыбкой уставился на мобильник в своих руках. Непрошенная мысль, почти забытая за последние несколько часов, вновь вернулась. Что, если… Ну, а вдруг… — Абонент, которому Вы звоните, временно… — Еще лучше, — буркнул Тсуна и забросил телефон куда подальше. Ну и не надо тогда. Сколько можно уже, в конце-то концов, звонить и не получать ответа? Вот поправится, и сам к нему… — Ты чего это буянишь? — поинтересовался Кея, стоявший в дверном проеме и с любопытством наблюдавший за сим зрелищем. — Ой, — обронил Тсуна. — Ничего важного. — Понятно. Твои лекарства, — рядом с ним на кровать упал пакетик с препаратами. Кошелек же Хибари вернул обратно в сумку. На секунду или две он застыл, когда, открыв шкаф, увидел на пустых когда-то полках аккуратно сложенную стопку одежды. Тсуна, конечно, предупреждал его, но… —…Чем займешься теперь? Тсунаеши посмотрел сперва на «выброшенный» телефон, потом на лекарства, затем сказал: — А давай посмотрим что-нибудь по телевизору? Дальнейший остаток дня Тсунаеши был чуть ли не самым счастливым человеком на земле. Он послушался Рехея и действительно просидел с Кеей до самой ночи, смотря по телеку всякую ерунду и болтая ни о чем и обо всем. Слушать истории с его работы оказалось настолько увлекательно (особенно учитывая тот факт, что они оба знали Реборна и Тсуне было любопытно узнать про Мукуро), что оба и не заметили, как наступила ночь. — Я бы сейчас только вернулся домой, — заметил Кея, с едва уловимой улыбкой глядя на часы. — Ладно, давай на сегодня закончим, тебе нужен отдых, если хочешь поправиться. — Хорошо… Кея отнес его в кровать, словно маленького ребенка, из-за чего смутились оба, но не выдал себя ни один. Провожая Хибари полусонным взглядом, Тсуна думал, что, может, было бы здорово поболеть чуточку дольше… …Тсунаеши проснулся от сильной жажды. Пересохшие губы казались потрескавшимися, а горло зудело, требуя воды. Приподнявшись на локтях, он огляделся. Даже так, с Хибари за стенкой, спать в темноте ему было страшно, так что настольная лампа бодро светила со стола, отгоняя своим светом возможные кошмары. После недавнего сюжеты этих кошмаров изменились. Если раньше ему снилась авария, то теперь… Лучше и не вспоминать. В чашке, оставленной специально для таких случаев, воды оказалось совсем ничего, и Тсуна, допив ее, решил на всякий случай принести еще. Кое-как скатившись с кровати, он тихонько заковылял маленькими шажками к ванной, одной рукой впиваясь в чашку, другой придерживаясь стены, чтобы не упасть. Не хотелось бы будить Кею по пустякам вроде этого. Дверь в спальню он не закрывал, так что свет лампы позволил добраться до нужного места без происшествий. Вернулся он тоже нормально. Если, конечно, опустить тот факт, что немного воды все же пролилось из-за слишком уж сильного шатания Тсуны при ходьбе. У входа в спальню он остановился, немного смущенно созерцая чуть приоткрытую дверь гостиной. Интересно, Хибари спит? Тсуна поставил кружку у порога, чтоб хоть что-то к себе донести, и осторожно заглянул в комнату. Внутри тихо, но не темно из-за фонаря за окном. Доносились только ровное дыхание Хибари и тиканье часов. «Нет, плохая идея», — сказал Тсуна себе, разворачиваясь. Но шорох одеяла убедил его повернуться обратно в испуге, что его заметили. Кея лег на бок, и одеяло съехало, открывая взору юноши широкую спину без изъянов, наверняка гладкую на ощупь. От подобных мыслей Тсунаеши покраснел, но все-таки подошел к мужчине, стараясь быть максимально тихим и идти медленно, чтобы ненароком не вызвать болезненный спазм прямо здесь. Как бы он ни спорил с самим собой, ходить все еще больно. Укрыв плечи Кеи, Тсуна, закусив губу, осторожно коснулся пальчиком теплой кожи шеи, скользнув вниз, к ключице, и почти сразу отпрянув. Что он, черт возьми, делает? А если Кея проснется? Если Кея вообще не спит? Тсуна схватил непослушную руку за запястье, из-под съехавших бинтов на котором виднелись цифры, и прижал ее к сердцу. Еще день или два он сможет скрывать метку подобным образом, но потом придется что-то делать. Нужно встретиться с Занзасом как можно скорее… Убедив себя вернуться в спальню, Тсунаеши покинул гостиную. Он не знал, что, едва дверь закрылась, Кея открыл глаза. И не знал, что мужчина еще долго держал ладонь на том месте, где Тсунаеши его коснулся. И уж точно никак не мог слышать безнадежного: — Что же ты со мной делаешь…***
Прошло три дня с того момента, как Тсуну отправили в «свободное плавание». Хоть и, как оказалось, свободным оно было лишь в пределах конкретной квартиры. Но если честно, то жить с Хибари оказалось даже весело. За эти несколько дней Тсуна смог увидеть его с других сторон, а однажды и вовсе проснулся от чего-то теплого на лбу и увидел Кею, стоявшего рядом и убежденно делавшего вид, что он, вообще-то, одеяло поправлял. Раза три или четыре к ним забегал Мукуро с мешками сладостей для выздоравливающего организма, шуточками для психующего хозяина квартиры и с приветом для обоих от Рехея. Сасагава, кстати, время от времени тоже заглядывал, однажды они и вовсе вдвоем пришли. Забавно даже, как быстро эти двое поладили. Как оказалось, Мукуро как-то приходил навестить Тсунаеши в больницу, а Рехей ему все объяснил, и… И ближайшие пару часов они обсуждали, как же свести им их несчастную парочку, но сама парочка об этом, конечно же, знать не знала. Хибари активно пытался выставить Мукуро каждый раз, но каждый раз терпел полнейшее фиаско. Когда же Рокудо все-таки уходил (своими силами, честное слово), то Тсуне нравилось устраиваться возле Хибари и наслаждаться, как он, пытаясь остыть, неосознанно зарывался пальцами в его волосы, а после, словно приходя в себя, убирал руку и отодвигался в сторону, бормоча что-то в знак извинений. Они… определенно становились ближе. И Тсуне это определенно нравилось. Но также это его пугало, ведь он не уверен, что достоин быть рядом с таким человеком. Даже если этот человек — его соулмейт. С появлением метки Тсунаеши все чаще задавался вопросом, что именно чувствует к нему Кея. Но узнать это как-нибудь косвенно являлось миссией невыполнимой, поскольку Кея ничем себя не выдавал, а спросить напрямую Тсуна очень боялся. Ведь он учитывал тот факт, что от неожиданности Хибари мог ему отказать, и тогда его метка… Видеть любимое имя в качестве раны совсем не хотелось. Поэтому Тсуна все свои мысли и силы направлял на выздоровление и день за днем тренировался в ходьбе, и однажды ходить действительно получилось. Наконец-то без боли. Как надо… Каждый из них понимал, что это значит, но никто не заговаривал о том, что скоро Тсуна сможет вернуться домой. Потому что, где-то глубоко в душе, никому не хотелось, чтобы это случилось. Но время шло, на подходе был шестой день жизни Тсуны в квартире Кеи, а так ничего и не менялось. И неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если не один случай. Ровно на седьмой день у Тсунаеши зазвонил телефон. — Да? — Тсуна, разбуженный нежданным звонком и спросонья не сразу нашедший мобильник, огроменным усилием воли пытался не закрыть глаза обратно и не вернуться на манящую подушку. От невежливого послания куда подальше его удерживало лишь то, что номер был незнакомым. — Кто это? — Тсунаеши, это Скуало, — раздалось в динамике, и сон будто рукой сняло. Заместитель Занзаса Суперби Скуало? Почему он ему звонит? — Прости, что звоню тебе в такое сложное время… — Что-то случилось? — Тсуна сел, потирая глаза. Что-то… что-то с Занзасом? Нет, это его больше не должно беспокоить… Не должно же, правда? Он ведь теперь любит другого человека и собирается признаться ему. Так почему же сердце так безжалостно сжимается? — Тсунаеши, нам… ему нужна твоя помощь, — Суперби запнулся, очевидно, подбирая нужные слова. Тсунаеши от него сейчас никакие слова не нужны. — Занзас снова загремел в отделение, — простонал Скуало в трубку. Тсуна так и увидел его фейспалм. — Помоги, пожалуйста? Следователь попался несговорчивый, нашего босса не знает… Пожалуйста, Тсунаеши! Я лично прослежу, чтобы он к тебе и на шаг не приблизился. — Нет, — сказал Тсунаеши, — не нужно. Как зовут следователя? — Ромарио. Тсунаеши вздохнул. Он знал этого человека. Тем легче. — Я приду. Хибари хмуро наблюдал за попыткой Савады обуться без посторонней помощи. — Ничего не желаешь объяснить? — осведомился он, когда одна из кроссовок была успешно преодолена. Тсунаеши окинул его вопросительным взглядом. — Куда ты? — прямо спросил Кея. — А… Можно считать, что по работе. — Я же вижу, что ты врешь, — всего одно замечание, а Тсуна чуть ли со стыда не сгорел. Ну вот как он так легко раскусил эту маленькую ложь? — Это связано с ним? — Да… Сердце Хибари болезненно сжалось. Метка же осталась без изменений. Эта тварь горела адским жаром всю неделю, Кея даже привыкнуть успел. —…Ты пойдешь к нему, даже если я попрошу тебя не идти? — Хибари сам испугался того, насколько жалким прозвучал его голос. Убитым, выжатым окончательно треклятой меткой за эти семь дней. — Да… Прости… — от вины в голосе Тсуны стало только больнее. Они друг другу никто, так почему он смотрит и говорит так, словно извиняется? И почему Хибари все еще не может отпустить его? Будто прочтя его мысли, Тсуна поднялся и схватил его за рукав. — Я скоро вернусь, обещаю, — пролепетал он. — Занзас попал в отделение, я должен… — Разве ты ему что-то должен? Наверно, нечто такое отразилось у него на лице, поскольку глаза Тсуны тут же расширились, заполняясь смесью боли, вины и… чего-то еще. Кея не смог разглядеть, потому что оказался не в силах смотреть в эти глаза и отвернулся. —…Ты его любишь? — еле слышно спросил он, когда Тсуна потянулся к двери. Дверная ручка в тонких пальцах заметно дрогнула. Тсунаеши стоял к нему спиной, и Кея искренне был рад, что не видел сейчас его выражения лица. Когда тебе отказывают… лучше не видеть этого. — Я люблю… Договорить ему не дал телефонный звонок. — Алло, Суперби-сан? Да, я уже выхожу… Что, Вы уже здесь?! Се…сейчас буду! Подождите, пожалуйста! — бросив трубку, Тсуна хотел уже было выйти, но вдруг повернулся к Хибари. — Кея, я скоро вернусь. Подвозить меня не нужно, за мной приехали, увидимся! Хибари вслушивался в его шаги, эхом бьющие по лестнице, и впивался ногтями в ладони. Черт, черт, черт, почему так? Он серьезно только что побежал к тому уебку по первому же звонку? Черт, блять… Почему Кее совершенно не хочется отпускать его? Плюнув на все, Хибари бросился следом. Выбежав на улицу, он увидел Тсуну садящимся в чужую машину. Сердце кольнуло сильнее прежнего, но он решил не думать об этом и прыгнул в свое такси. Благо, каким-то чудом додумался схватить ключи по дороге. Он отставал от них всего ничего, но… все равно умудрился упустить. Да и где? На ебаном перекрестке. Вот и куда теперь ехать, еб твою? Поблизости есть одно отделение, но что, если Занзас не там? А если свернуть налево, то минут двадцать пять езды, и будет еще одно… Напрямик тоже есть, самое дальнее… — Бля-а-а, — прошипел Хибари, с силой ероша волосы. Он понятия не имел, что делать. Стоять дальше нельзя, так что нужно уже поехать хоть куда-нибудь. Наконец определившись с маршрутом, Кея освободил дорогу сигналящим ему авто, не обратив внимания на горы матов в свой адрес. Сейчас не до них. Он пытался дозвониться до Тсуны, но тот как специально не брал трубку. Хотя почему как? — Тсуна… — выдохнул Кея, смотря на до боли знакомое имя в контактах и одинокое сообщение «Прости, Кея». — Значит, это твой ответ? Внезапно делать что-либо перехотелось. Он не мог возвращать Тсунаеши силой. Чем он тогда будет отличаться от гребаного Занзаса? Рука полыхала огнем, сердце, казалось, вообще уже умерло. Он свернул на парковку и снова взял телефон. Хотел удалить номер к черту, но в последний момент палец замер над кнопкой, не в силах опуститься ниже хоть на миллиметр. Хотел заблокировать, но руки снова отказывались слушаться. Разбить телефон, выбросить… Все ерунда. Все это без толку. Зачем, если он знает номер Тсуны наизусть? — Как же бесит… — прошептал Кея, оттягивая рукав рубашки и видя уже знакомую картину. Его метка превращается в рану. Она умирает уже почти неделю, миллиметр за миллиметром. В какой момент он перестал бороться? В какой момент решил отказаться от Тсуны? В какой, блять, момент? Рука и сердце окончательно взорвались, практически снося крышу, когда радио со всем свойственным ему благородием выпустило в салон мелодию «Виви». Той самой, блять, «Виви», благодаря которой они впервые заговорили. Той самой, блять, из-за которой все началось. — Какого хуя… — простонал Кея, забив на то, что слишком уж разматерился сегодня. А затем разум окончательно взбунтовался, брызжа яростью во все стороны. Кея и сам не понял, как оказался на улице и начал бить машину. Он уже ровным счетом вообще ничего не понимал. Он ведь нравится Тсунаеши, так почему это все происходит? Почему его метка уничтожается? Почему Тсуна так упорно стремится встретиться с Занзасом? Почему все это происходит именно с ними? Блять, почему?! Только заметив собравшуюся вокруг толпу зевак, он успокоился. Плюнул на битый асфальт и ушел прочь. Куда угодно, хоть от себя самого, но отсюда подальше. Куда угодно, только пусть уже не будет так больно… Пожалуйста… «Тсуна… Пожалуйста, вернись…»***
Мукуро проснулся от трели будильника. Или так ему только показалось, заметил он, заранее замученно созерцая имя одного обнаглевшего хорька, решившего позвонить ему в его, вообще-то, долгожданный выходной. Он так ждал эту субботу, ну что в этот раз уже, а? — Чего тебе? — буркнул он в трубку, не удосужившись хотя бы поздороваться. — Задолбал уже звонить каждый раз, как я лягу спать, чесслово. — Кажется, меня бросили, — в противовес словам, слишком весело заявили ему. Или, если точнее выражаться, слишком навеселе. — Хибари, да ты бухой в стельку! — упрекнул Мукуро приятеля. — Тсуна-кун не позволил бы такому случиться… Где ты? — В одном баре. Приезжай, а? Вместе выпьем. — Мне, так-то, завтра на работу, алкашня, — заметил Рокудо. — Но в честь нашей дружбы, ладно. Диктуй адрес. Получив нужную информацию, Рокудо с неохотой покинул свою уютненькую квартирку. Видит Ками-сама, настанет день, и этот засранец Хибари ему за все ответит. Приехав в бар, Мукуро первым делом наорал на Кею после краткой версии предыстории. — И ты просто решил сдаться?! — взвыл он, отбирая у Кеи очередную рюмку. — Харэ пить, амеба проклятая! Сейчас же сказал, что это было шуткой! — Я серьезен, как Реборн во время проверки, — отмахнулся от него Кея, спьяну даже не сообразив, что обратился к шефу без уважения. — Ты пришел поддержать меня или нотации читать? Друг еще, а… — Ты знаешь, что ты конченый придурок? — ласково улыбнувшись, спросил Мукуро. И влепил весьма отрезвляющую затрещину. — В глаза смотри, пьянь! Сейчас же позвони Тсуне и… — Он не берет, он с Занзасом, — ухмыльнулся Хибари, потянув руку к рюмке и получив за это по пальцам. — Да и не изменит ничего мой звонок. Он… Я не хочу рушить его жизнь. — Если ты не заметил, — произнес Мукуро, деловито сложив руки на груди, — то его жизнь и без тебя давно рушится. Ну неужели ты всерьез думаешь, что он любит этого своего… как же его… Да не важно! Ты видел, как он на тебя смотрит?! — Нет, — честно ответил Кея. — Но видел это, — и снова задрал рукав. Глаза Мукуро расширились. — Как же это… — Да хрен его знает, — Хибари забрал из рук шокированного Мукуро рюмку и опрокинул ее содержимое в себя. — А знаешь, что во всей этой ситуации самое дерьмовое? — спросил он, вытирая губы, вымоченные в алкоголе. — Что даже сейчас я люблю его. Даже сейчас, блять. Понимаешь? Мукуро посмотрел на запястье друга и ободряюще схватил его за руку. — Понимаю. Давай позвоним Тсуне? — Он не ответит. — А мы с моего. Хорошо? —…Делай, что хочешь.***
Тсунаеши стоял напротив Ромарио и немного неловко отвечал на его рукопожатие. Они так давно не виделись, что и вспоминать стыдно, а тут, долгожданная встреча, а он… просит о чем-то подобном. Ужас-то какой, Господи… — Он что, парень твой, что ли, что ты за него так печешься? — с хитрой улыбкой спросил Ромарио, наконец разжимая маленькую ладошку юного «коллеги» и просто старого приятеля. — Д-да, — ответил Тсуна, поворачиваясь к стоявшему у стены Занзасу. — Бывший… Тсуна дождался, пока Скуало все объяснит своему боссу, и лишь тогда решился немного приблизиться. Ни Скуало, ни Занзас ничего не говорили. Тсуне было одновременно и страшно, и… хотелось уйти отсюда. Убежать как можно дальше и навсегда. Только бы больше не видеть этого человека, не слышать его голос, не ощущать его запах, не… — Ты прав, Тсуна, — заговорил вдруг Занзас, вызывая по всему телу уйму ледяных мурашек. — Нам нужно расстаться. Скуало, где ты оставил машину? — А… Но ведь… Тсунаеши слушал их удаляющиеся шаги и во все глаза таращился на пол под своими ногами. Занзас… не смотрел на него. Занзас… не трогал его. Занзас… отпустил его. Отпустил… Как такое… — К-Кея… — пробормотал Тсуна, хватая руку с меткой и прижимая к груди. Ноги враз ослабели, заставляя упасть на колени. — Я могу признаться Кее… Могу… признаться… Слезы застлали собой весь обзор, но Тсуна не заметил их. Он теперь наконец может сказать Хибари, что любит его. — Кея! — опомнился Тсуна и пулей вылетел наружу. — Ты уверен, Занзас? — спросил Скуало, вместе с боссом глядя на убегающего в сторону такси парнишку. — Не будешь жалеть? — Нет, — Занзас мотнул головой, опуская взгляд. — Знаешь, мне кажется, я впервые сделал что-то хорошее. — …А ты изменился, — сказал Скуало, открывая перед начальником дверь машины. Ему определенно не привиделась эта легкая улыбка на его губах. «Ой, он звонил мне так много?! Так, — думал Тсуна, уже сидя в первом попавшемся такси. Благо, стоянка была под боком, — сейчас едем к Кее, просим у него прощения за все и… А, но сначала нужно ему позвонить». Только Тсуна подумал об этом, как телефон зазвонил сам. Тсунаеши с удивлением уставился на незнакомый номер. Нехорошее предчувствие заныло в виске. — Алло? — Тсунаеши-кун? Как хорошо! — отозвались с той стороны динамика. Тсуна озадаченно моргнул. — Рокудо-сан? — Нет времени объяснять, приезжай! — А? Но ку… — Тсуна-кун, очень прошу, все потом! — прервал его Мукуро. — Метка Хибари, она… Тсунаеши как молнией шибануло. Метка? — Где вы? Тсуна со всех ног бежал по указанному адресу. Мукуро, как и обещал, встретил его у входа и показал, куда идти. Сам он благоразумно остался на месте, решив не мешать этим двоим наконец разобраться. — Тсуна-кун, вправь ему мозги за меня, — пробормотал Рокудо и развернулся к выходу из бара. — Кея! — Тсунаеши схватил Хибари, сидевшего на полу, за руку, которую тот сжимал, и рухнул на колени. — Посмотри на меня, Кея! Хибари поднял на него полумертвый взгляд, и сердце Тсуны пропустило один удар. А затем Хибари разжал пальцы, и Тсуна увидел, что они, ровно как и метка, в крови. — Прости, — прошептал он, обхватывая ладонь Кеи и притягивая ее к своему лицу. Из-за него этот человек… Господи… Что же он натворил, какой он глупый. Как он мог не заметить, что у Кеи к нему такие же чувства? Как не мог догадаться, что у него тоже есть метка? Это же было так просто… — Прости меня, — повторял он вновь и вновь, сцеловывая с раны кровь, слизывая ее языком, чтобы добраться наконец до метки. Или хотя бы до того, что от нее уцелело. Если уцелело. — Тсуна… — казалось, Хибари не верил в реальность происходящего, в реальность самого Тсуны и смотрел на него шокировано, забито, потерянно… но никак не веря, что все это не сон, что Тсунаеши и правда здесь. Пришел… он здесь… здесь… с ним… — Что ты… — опомнился он, когда до него наконец дошло, чем именно занимался его соулмейт. Соулмейт… — Это моя вина, прости, — снова провыл Тсуна сквозь слезы. Он успел слегка запачкаться в его крови, и Кею это окончательно привело в порядок. Тсунаеши здесь, он держит его руку и целует его метку. Он… Метка… Осталось ли от нее еще хоть что-нибудь? — Прости, пожалуйста, прости. Почему Тсунаеши плачет? Пересилив боль в голове от алкоголя и в сердце и запястье из-за пережитого, Кея подтянул руку к себе и посмотрел на свое запястье. Метка частично уничтожена, но кое-что все-таки осталось. Число двадцать семь и иероглифы «Тсуна». Хибари крепко сжал запястье с меткой, прямо так, поверх ладоней Тсунаеши. Господи, спасибо… Внезапно зрачки Хибари расширились еще больше, и он рывком схватил руку Савады, неверяще уставившись на свое собственное имя, выгравированное на бледном запястье. Бинты, которые должны были скрывать его, болтались на руке наполовину размотанные. — Ты… Тсуна не дал ему договорить, поднявшись на коленях и коснувшись пальцами слегка розоватых от выпитого скул. Кея почувствовал, как кислород обжег легкие вместе с чужим теплом на губах. Тсунаеши… все это время тоже любил его. Какой же он… Вместо злобы на самого себя Кея притянул Тсунаеши к себе и ответил на его робкий, по-детски невинный поцелуй более серьезным, почти отчаянным. Руки впечатывали хрупкое и поистине драгоценное тело Савады в собственное, путались в его волосах, в его одежде. Кожа ходила мурашками под прохладой чужих… родных пальцев, согревающихся от его пьяного жара. И пусть алкоголь уже почти выветрился от всего происходящего, по ощущениям он будто выпил еще сотню бутылок. Голову кружило получше любого спиртного, а чувства перемешались, как и мысли, оставляя силы лишь на то, чтобы обнимать человека напротив, целовать и уже никогда не отпускать. Никогда, никуда и ни к кому. Ни к кому… Кея с диким нежеланием оторвался от мягких и теплых от поцелуев губ и заглянул в карамельные глаза. — Ты и Занзас… — Да какой Занзас?! — вспылил Тсунаеши, на эмоциях сминая его рубашку на плечах и впиваясь в кожу ногтями даже сквозь ткань. — Я боялся, что потеряю тебя, ты, идиот! Дурак! Придурок! — Тсуна… — Что, если бы я не успел и твоя метка превратилась бы в рану?! Что, если это работает так же, как когда соулмейт умирает?! Твоя метка наполовину мертвая! Идиот, идиот! Почему не сказал про метку?! Придур… Хибари заткнул его поцелуем, мгновенно лишая воздуха их обоих, и отстранился обратно, лишь когда почувствовал, что начинает задыхаться. — Что значит… наполовину мертвая? — спросил он, пытаясь отдышаться. — Это же просто рана… нет? — Нет! — крикнул Тсуна, сверкая мокрыми глазами. Слезы так и не перестали течь, да он их и не пытался остановить. Кея вздохнул и начал вытирать их своим рукавом. — Ничего страшного, не волнуйся, — растянулся он в примирительной улыбке. — Хорошо? — Нет… — пробурчал Тсуна, вцепляясь пальцами в его руку, а затем и вовсе прижимаясь ухом к груди и крепко-крепко обнимая. Живой. Слава Ками. Спасибо… — Я… видел мертвую метку… однажды… — полушепотом проговорил он, утыкаясь носом в рубашку Хибари и вдыхая долгожданный запах, немного терпкий от алкоголя. — У Занзаса. Он так разозлился, когда я ее увидел… Было страшно… Но метка страшнее… Это хуже, чем шрамы от огня, Кея… Она такая страшная… Представляю, как это больно… Твоя метка… частично… — Она в порядке, — Кея потрепал его по волосам и прижал к себе крепче, пряча ладонь в его прядях почти полностью. Тсунаеши благодарно прижался в ответ, сминая его рубашку на спине. Он никогда не забудет ту метку. То мертвое, уродливое «Альва», которое он успел прочитать. Страшно представить, что его имя на руке Кеи могло бы стать точно таким же. Уродливым. Мертвым. Говорят, метка умирает вместе с человеком, чье имя она изображала. Говорят, если один из соулмейтов умирает, то другой либо совершает самоубийство, либо сходит с ума. Наверно, с Занзасом случилось второе. Это все объясняло. Наверно, ему стало легче, когда он увидел кого-то, кто был похож на его мертвую любовь. Наверно, Тсуна смог стать ее заменой и позволил Занзасу избежать участи суицидника. Если это так… то Тсуна рад, что в тот день встретился с Занзасом. И он надеялся, что дальше Занзас справится сам, потому что больше Тсунаеши не может с ним оставаться. У него есть свой любимый человек, свой соулмейт, дальнейшая жизнь которого целиком и полностью зависит от него. — Пожалуйста, прости меня, — пробормотал Тсуна куда-то Кее в шею и робко поцеловал ее, прося прощение даже через прикосновения. В ответ Хибари смял его в объятиях и нашел губами его губы. — Хорошо, — шепнул он и завлек Тсуну в очередной поцелуй. В ту ночь они уснули только под утро, в теплых объятиях друг друга. Вернувшись в квартиру Хибари, они кое-как добрели до кровати и упали на нее, даже не раздеваясь. Тогда им хотелось лишь одного: чтобы все это не заканчивалось. Кея не торопился поднимать их близость на новый уровень, ведь прекрасно помнил, что именно пришлось пережить Саваде, да и он только-только после операции, не стоит спешить. Когда силы окончательно иссякли, Кея улегся на тощем плече Тсунаеши и закрыл глаза, вдыхая его запах и ощущая его кожу под своими ладонями. Как же все-таки приятно засыпать с ним вот так, дышать им, жить им… — Кея? — Тсуна тихо позвал его, но мужчина не откликнулся. — Хи-хи. Тсунаеши усмехнулся и осторожно вытянул руку Хибари, прикладывая к ней свою. Как же все-таки хорошо, что он успел остановить умирание метки Кеи… — Красивые, — восхищенно прошептал он, разглядывая их метки, сейчас расположенные так близко друг от друга, как и их обладатели. — Ага, — согласился с ним Кея, также рассматривая узоры. — Так ты не спишь! — «возмутился» Тсуна, почти сразу рассмеявшись и тем самым защекотав шею Хибари. — Но уже засыпаю. Давай вместе, — ответил тот и сгреб Саваду в охапку. Как уже говорилось, в ту ночь они уснули только под утро.***
— Нет, я, конечно, все могу понять, — говорил Реборн, ходя по парковке туда-сюда, — но что тебе сделала наша машина? Хибари виновато потупил взгляд, сильней сжимая ладошку Тсуны в своей. Прямо сейчас они стояли на одной из основных стоянок «Сокудо» и получали один втык на двоих за недавнюю выходку Хибари. Конкретно им машина не сделала ничего плохого, напротив, она их, если можно так сказать, соединила. Но содеянного не изменишь. Сейчас Хибари глубоко в душе было стыдно, но внешне он оставался невозмутим, даже почти пофигистичен. — Прости его, Реборн, — взмолился Тсуна, состроив самое милое личико, на какое только был способен, и сердце вечно-всех-убивающего Реборна оттаяло. — Ладно, — буркнул он, — вон отсюда. Ключи от новой машины вот, — швырнул в голову Кее, прямое попадание. Кея и Тсуна переглянулись и вместе отправились на поиски нового авто. Реборн вздохнул, но после все-таки улыбнулся, глядя на их сомкнутые руки. «Вот и здорово, что они все решили», — подумал он и зашагал к ближайшему кафе. В такой солнечный вечер самое то, чтобы выпить отличный кофе. У нового автомобиля уже вовсю суетился Колонелло, подготавливающий машинку к новой, работящей жизни. Интересно, где они ее вообще отрыли? — Так вы теперь вместе, кора? — обрадовался семпай, не без любопытства разглядывая их переплетенные руки. — Как замечательно, кора! — Тебя, я слышал, тоже есть, с чем поздравить, семпай? — усмехнулся Хибари, сжимая ладонь Тсуны чуть-чуть сильнее. — На каком уже сроке Лар Милч? — Две недели, кора, — засверкал счастьем будущий папаша. О беременности Лар узнали только недавно, но эта новость уже в буквальном смысле успела захватить все «Сокудо». — Ого, как здорово, — восхитился Тсуна. — Поздравляю! — А ты Тсунаеши-кун, верно, кора? — спросил Колонелло, отходя от машины, чтобы Кея смог ее лично оценить со всех ракурсов. — Да, — немного смущенно кивнул Тсунаеши. — А Вы, наверное, тот семпай, которым так восхищается Кея… Колонелло-семпай, правильно? — Какой ты милый, кора, — усмехнулся Колонелло. Покосившись на Хибари и убедившись, что ближайших секунд пятнадцать ему будет не до них, он шагнул ближе к Тсуне и сказал: — Может, Кея и не показывает этого слишком явно, но он тебя очень любит, кора. Позаботься о нем, ладно, кора? — К-конечно… Обещаю! «Это… похоже на благословение», — подумал Тсуна, склоняя голову, чтобы хоть как-то спрятать смущение. — Она шикарна, — к их разговору неожиданно присоединился Хибари, абсолютно довольный новой машиной. — Хочешь опробовать, Тсуна? — Да! Когда они уже оба сели в машину, Колонелло снова подошел к ним. — Ох, чуть не забыл, кора! — воскликнул он, излучая радость даже в открытое Кеей окошко. — Мы же наконец получили маршрутку, кора! Я сегодня впервые на ней поеду, кора. — Уже пришла? — улыбнулся краешком губ и Кея. Когда семпай вот так вот чему-то радуется, то этому настроению невольно поддаются все в радиусе нескольких метров. — Было бы интересно на ней порулить, но у меня сейчас дела поважнее, — добавил он, повернувшись к Саваде. Тот, поняв неприкрытый намек в его словах, вмиг покраснел. — Л-ладно! Поехали уже, — заворчал он, закрывая щеки. — Куда изволите? — насмешливо изогнул бровь Хибари. — Куда-нибудь! — Принято. — Удачи вам, кора, — бросил Колонелло им вслед и посмотрел в свой телефон, на входящее сообщение от Лар с фотографией котенка, которого она нашла и теперь хочет приютить. Колонелло с улыбкой закрыл сообщение. На заставке экрана показалась фотография, сделанная несколько лет назад, когда они с Лар оба были совсем юными, наивными и слегка придурковатыми. Совсем, как эти двое. По радио играла какая-то японская песня, но Кея ее не слушал. Сейчас все его внимание было полностью сконцентрировано на Тсунаеши и на словах, что он собирался ему сказать. — Тебе нравится эта машина? — начал он издалека, внимательно следя за реакцией Савады через зеркало. — Очень! — заявил Тсуна, вовсю рассматривавший салон, к которому, как ему думается, он совсем скоро уже привыкнет, как к собственному дому. — А знаешь, в чем ее особенность? — снова спросил Хибари. — Она навороченная, да? Я в машинах не особо, хе-хе. — Нет, она… Ее номер — тысяча восемьсот двадцать семь. Восемнадцать… двадцать семь, — исправился он, чтобы Тсуна все правильно понял. — То есть… — Тсунаеши недоверчиво уставился на свою метку, затем покосился на запястье Хибари. — Так числа на наших руках означают номер машины? Это значит, что в этой машине произойдет что-то важное для нас, да? — он буквально засветился счастьем, а Кея в последний момент успел спрятать смешок. — Ага, — сказал он. — Оно происходит прямо сейчас. — Э? Машина замерла на светофоре, и Кея воспользовался этими секундами, чтобы поцеловать Тсунаеши. — Останься со мной навсегда, — выдохнул он ему в губы, растягиваясь в довольной улыбке, когда Савада смутился и спрятался от него за своей челкой. — Д-дурак, — пробурчал он, касаясь пальцев Кеи, лежащих на его щеке. — Конечно останусь. Кея усмехнулся и вновь прижался к его губам своими. Еще каких-то несколько секунд, и им придется оторваться друг от друга и продолжить их путь к собственному счастью, одному на двоих. Еще несколько коротких секунд… А пока что они наслаждались обществом друг друга и утопали в поцелуях. А пока что на наручных часах Хибари время отсчитывало восемнадцать часов и двадцать семь минут. Сегодня Тсуна снова ночевал в доме Кеи. Если честно, то они уже оба подумывали об его окончательном переезде сюда, но обоим было пока что лень возиться с бумажной волокитой. Да и Тсуне немного жаль расставаться со своей личной квартиркой, как много плохих воспоминаний в ней бы ни сохранилось. Впрочем, свой сохраненный и, к слову, постиранный пиджак Кея очень даже оценил, что заставило Тсунаеши в очередной раз краснеть. — Думаю, ты мне уже тогда очень сильно нравился, — хихикнул Тсуна, удобнее устраиваясь в его объятиях и вдыхая такой родной, до дрожи в коленях любимый запах, слегка смешанный с тонким ароматом сигарет. Кстати, при нем Кея еще ни разу не курил… — Вот как, — хмыкнул Хибари, устремляя взор к потолку. Когда он только увидел Саваду, то и не думал, что они будут вместе. С этими метками, оказывается, столько проблем… — Кея, — Тсуна приподнялся на локте и посмотрел Хибари прямо в глаза, невольно утопая в этих льдистых радужках. — Я ведь так и не сказал тебе… Я л… Телефонный звонок так некстати прервал его, что Тсуна даже слегка разозлился. В самом деле, кто мог позвонить ему так поздно? — Это он? — нахмурившись, спросил Кея, прочтя все по его выражению лица. Тсуна смог лишь кивнуть. — Не ответишь? — Нет. Его жизнь меня теперь не касается. Оставив телефон на столике, Тсуна вернулся в объятия Кеи и вжался в него всем телом. Он прав, отныне ему нечего делать в жизни Занзаса. Как и Занзасу нечего делать в его. — Кея, — позвал он Хибари, когда тот, пробуя отвлечь явно расстроившегося Тсуну, целовал и покусывал основание его шеи. — Давай займемся любовью? От неожиданности Хибари даже остановился и чудом не прикусил язык. — Тебе еще рановато, не кажется? — усмехнулся он, гладя Саваду по волосам. — Я не хочу сделать тебе больно или помешать заживлению шва. Давай подождем, хорошо? — Нет. — Есть какая-то причина? Тсунаеши смущенно кивнул. — Я… хочу принадлежать тебе полностью, — вконец раскрасневшись, проговорил он и тут же спрятал лицо на груди у Кеи. — Хочу быть только твоим… хочу… стереть все воспоминания о том, что я принадлежал кому-то еще… — Глупый, — выдохнул Кея, прижимая его лохматую голову к своему сердцу, сейчас бешено стучавшему. Щек Хибари коснулся едва заметный в сумраке румянец. — Это и есть то, что ты хотел мне сказать? — Нет, — снова возразил Тсуна, вспомнив их диалог до злосчастного звонка. — Я люблю тебя. Кея… — прошептал он, поднимая глаза на Хибари. И тут же краснея до кончиков ушей, едва их взгляды встретились. — Вот, что я хотел сказать… Кея хмыкнул, расплываясь в улыбке, и притянул Тсунаеши к себе. После такого сил сдерживать себя уже просто не было. — Я люблю тебя, Тсунаеши, — шепнул он в ответ и осторожно навис над его бледным телом, сейчас казавшимся как никогда хрупким и маленьким. — Если вдруг будет больно… сразу же говори. — Х-хорошо… Вопреки опасениям Кеи, больно не было. Может, дело в том, что у Тсуны он был не первый, может, все еще действовали лекарства, а может, дело тут было в чем-то более элементарном. Например, в бережности, нежности и любви. — С Занзасом… было не так, — судорожно вдыхая воздух, заметил Тсуна после их одновременной разрядки. Кея нахмурился и слегка больновато потянул его за волосы, которые сейчас перебирал. — Больше не говори о нем, когда ты со мной в постели. Вообще о других парнях не говори. И девушках тоже. — Это что, ревность? — улыбнулся Савада, ловя глазами его взгляд. — Прости, больше так не буду, — и потянулся за поцелуем, тая под горячими ладонями Хибари. Этой ночью они снова наслаждались друг другом до самого утра, в конце концов, уснув, абсолютно лишившись сил. Тсунаеши уже вторую ночь подряд не снились кошмары. А наутро их ждал кошмар наяву — в виде телефонного звонка. — Алло? — буркнул Хибари еще хриплым ото сна голосом. Тсуна, потиравший заспанные глаза, расфокусированным взором пялился в никуда. — Рокудо, ты вообще страх потерял? Что?.. Кея резко сел, вмиг проснувшись, и с отсутствующим выражением лица уставился на дисплей телефона. Мукуро уже отключился, и Тсунаеши беспокоила такая реакция Кеи на его звонок. Обычно Хибари на него злится, даже бесится, а тут… полнейшая растерянность и пустота в светло-серых глазах. — Кея? Хибари, будто очнувшись, повернулся к нему, но его взгляд по-прежнему ничего не выражал. — Колонелло-сан… погиб, — только и сказал он. Тсуна зажал рот рукой, пытаясь прочесть в его глазах, что это какая-то шутка, просто слишком уж неудачная. Они ведь с ним только вчера говорили… и поздравляли… Семпай, которого так уважал Хибари… Тсунаеши молча обхватил лицо Кеи, заставляя посмотреть на себя. — Я здесь, — тихо проговорил он, словно разъясняя ему что-то очень-очень важное. — Я с тобой, слышишь? Кея слабо кивнул, и Тсунаеши прижал его к себе, поближе к сердцу. Чтобы слышал: бьется. — Не бойся, — шептал он, гладя Кею по волосам и прижимая к себе сильнее. — Мы справимся вместе. Не бойся. Хибари молча обнимал его в ответ.