Пожалуйста, ради ночей, которых никогда не было, сделай так, чтобы наши счастливые дни никогда не приближались к концу. Kenshi Yonezu (Hachi), «Eine Kleine»
Такси остановилось перед большим особняком темных оттенков. Дождь, резко начавшийся, лил водопадом, тяжело опадая на плечи и намокая одежду. Вокруг двора массивные ворота — то ли чтобы защититься от мира, то ли, напротив, чтобы мир защитить от того, что внутри. И стены в доме тоже толстенные; за такими кричи не кричи — не услышат. Тсунаеши не любил это место. И старался бывать здесь по минимуму, только в крайних случаях. Но приезжая, он понимал, почему Занзас ночевал либо на работе, либо у него на квартире. Где угодно, но не здесь. Должно быть, Занзасу тут тоже не нравилось. Рассчитавшись с водителем, Тсуна поднял на здание безэмоциональный взгляд. Он не был здесь последние несколько недель, будто нарочно избегая это место, да никто и не звал его сюда. В начале июля он последний раз был в этом доме. В начале июля он отсюда сбежал на первом же попавшемся такси и встретил Хибари. В начале июля Занзас чуть не задушил его, как в тот раз. И Тсуна знал, что сейчас все могло повториться. Но в этот раз он подстраховался, в этот раз он «пообещал» Ямамото прийти в офис в определенное время и попросил, чтобы, если не явится, тот сообщил об этом Рехею. Мол, если не пришел, значит, проспал. Мол, если не пришел, пускай Рехей тогда разбудит. Тсуна с ироничной усмешкой подумал, что от вечного сна не разбудить. Рассказ насквозь фальшивый, но Ямамото ему поверил, а Тсуне это и надо. Этого достаточно, чтобы Рехей позвонил ему, и тогда Тсуна, если что-то случится, незаметно поднимет трубку, и Рехей все услышит. А если ответить он вдруг не сможет, то Рехей начнет его искать. Сасагава смышленый, он догадается.Тсуне пришлось придумать всю эту «историю» именно поэтому. Ведь попроси его Тсуна о звонке напрямую, лично, то Сасагава бы все понял и не пустил бы его даже за порог. А так у Тсунаеши будет время поговорить с Занзасом. Ради этого разговора он и пришел. На первом этаже оказалось пусто. Шумел дождь за окнами, одиноко тлел камин, отбивали ритмы старые часы, на мебели и стенах дрожали тени. На столе в гостиной пылилась пустая кружка из-под кофе, а на полу — такая же пустая бутылка виски. У одной из стен нашлись осколки бокала и высохшее бордовое пятно на светлом ковре — похоже, бокал разбили несколько дней назад. Свет везде выключен, из-за чего атмосфера в доме почти зловещая. Хотя почему «почти»? Стерев ладошкой пыль с фоторамки со снимком, на котором Занзас, только окончивший школу, стоял с обнимавшим его отцом и улыбался, Тсунаеши закусил губу. Ему очень повезло застать Занзаса таким, но потом все изменилось. И Тсуна знал, что во многом виноват сам. Под рокот грома он медленно опустился в кресло и повернулся к камину. В медовых глазах печально отразились потухающий огонь и вспышка молнии, превращаясь в свечение солнца из воспоминаний. — Блять, да кто так ездит, уебок?! Ненормальный! Тсуна с большими от шока глазами глядел на незнакомца, вскочившего под байк вместо него. Буквально за секунду «до» этот парень прыгнул между ним и байкером и закрыл его собой от колес. Байкер умчался, не извинившись, и бросить ему вслед пару ласковых нецензурных — это все, что загадочный незнакомец мог в той ситуации. — Пацан, ты как? Живой? — поднявшись, он отряхнулся и подал Тсуне руку. — Да, спасибо Вам... — Забудь, — сказал таким тоном, будто каждый день из-под колес первых встречных студентов спасал. И собрался уходить. — Подождите! — Тсуна и сам не заметил, как схватил его за рукав. — Можно, я... хотя бы угощу Вас в знак благодарности? —Обойдусь. — Ну, пожалуйста? — Ай, делай, че хочешь. — Значит, Вы тоже учитесь здесь, — с улыбкой проговорил Тсуна, уже сидя в столовой и жуя булочку с корицей. — Можешь на «ты», — отмахнулся горе-спаситель, уже наверняка и сам жалевший, что ввязался во все это, и осматривавший свой «благодарственный завтрак» в виде булки и кофе. В целом, не так уж плохо, кофе он любил. — Как тебя звать хоть? — Савада Тсунаеши. А Ва... тебя? — Скариани... Вонгола Занзас. — Во... Вонгола?! Тот самый?! — Тсуна даже подавился. Он решил сделать вид, что не заметил этой странной заминки с фамилиями. Тем более, что фамилия Вонгола — действительно то, чему можно удивляться без стыда, ведь она гремела во всех журналах и мелькала в новостях. Еще бы, единственный наследник итальянского миллиардера, хоть и приемный, отказался от семьи и укатил в Японию. О таком народ не скоро забудет. — Ага. Не так громко. — Но ведь о тебе все в Токио говорят! — И это повод так шуметь? Смотри, на нас уже вся столовка пялится. — О... Прости, — Тсуна только сейчас заметил, что, вообще-то, стоит. Смущенно плюхнувшись на стул, он закрыл алые щеки руками и уставился в кофейный стаканчик. Не каждый день ему доводилось встречать кого-то из столь известных людей, а уж оказаться спасенным им... — А ты забавный, малой, — заметил Занзас, легко улыбнувшись. Тсунаеши не знал, что уже тогда его улыбка была ненастоящей. И он уж точно не знал, что через два года из-за него эта улыбка исчезнет насовсем. Молния с треском попала в громоотвод, заставляя воспоминания суетливо разбежаться. Тсунаеши моргнул и отвел взгляд от камина, а затем осторожно поднялся наверх. Свет также выключен, а окна плотно зашторены, из-за чего тут еще темнее, чем внизу. — Занзас? Мужчина лежал на кровати спиной к нему. Непонятно, спал ли он, но на всякий случай Тсуна не приближался. Спросонья Занзас даже страшнее, чем когда напьется. — Знаешь, — тихонько заговорил Тсуна, садясь в кожаное кресло неподалеку. На столе перед ним были разбросаны различные папки, — я сидел сейчас внизу и вспоминал нашу первую встречу. Вернуться бы в то время хоть на миг, правда? — грустная улыбка в пустоту. — Нафига ты пришел? — все же не спал. — Поговорить. Занзас продолжил лежать к нему спиной. Но Тсуна знал: его слышат. Просто, возможно, не хотят сейчас видеть. — Занзас, я... — Свали. Не до тебя сейчас. Тсуна нахмурился, но спорить не стал. Как и не стал уходить из дома. Вместо этого он вышел в ванную, чтобы собраться с мыслями и вернуться завершить их разговор. Раз уж он здесь, то скажет это, чего бы ему это ни стоило. Включив свет, он уставился на свое отражение. Бледный и тощий, сплошь покрытый синяками. Без единого намека на улыбку. Тсуна попробовал улыбнуться, но уголки губ упали обратно тяжелым грузом. Так должен выглядеть человек, встречающийся с тем, кого любит? Впрочем, в последнем Тсуна сильно сомневался. Особенно теперь, когда все его чувства и эмоции были направлены на Кею, хотел он того или нет. Этот мужчина, он просто... ворвался, что ли, в его жизнь бумерангом и большую, очень большую часть унес с собой. Быть может, он даже... Додумать Тсуна не успел, поскольку болезненные ощущения в запястье повторились вновь. Странно, что удар от тогдашнего падения в ванной болит до сих пор... Стараясь не шипеть от боли, Тсуна бегло глянул на запястье, но почти сразу посмотрел на него вновь. Глаза сами собой расширились до предела, а ноги заставили выбежать вон из ванной, крепко сжимая руку в надежде, что показалось. — Занзас! Занзас все еще лежал на кровати, только уже на спине. Глаза мужчины были закрыты, а лицо безмятежно и настолько спокойно, каким бывает лишь лицо спящего человека. Решив не тратить время попусту, Тсуна быстро, но максимально осторожно приблизился к кровати и аккуратно залез на нее. Коснувшись чужой руки, он опасливо поднял рукав и... Его тут же схватили за запястье, оттянув в сторону и больно сжав. Тсуна еще никогда не видел у Занзаса такое страшное выражение лица. Будто Тсуна сделал то, чего в жизни делать не должен. Будто он увидел то, чего видеть не следовало. Будто Занзас ему этот поступок никогда не простит. Но ведь он просто хотел посмотреть, есть ли у Занзаса метка... Потому что у него, у Тсуны, она... она, оказывается, есть. Она только что появилась. Занзас тоже ее заметил и рывком отшвырнул от себя руку Савады. — Я же сказал тебе свалить из моего дома, — сказал он, отвернувшись и натянув рукав обратно. — С хера ли ты вообще приперся? — Сказал же, поговорить. — Поговорил? Теперь вали. — Занзас, — от твердости в его голосе мужчина поморщился. Не отвянет же, пока не вякнет, что хотел. — Я... правда, хотел поговорить, но... Ты... ты злишься на меня, да? — робко спросил Тсунаеши, посмотрев прямо в красные глаза. Глаза, которые когда-то ему нравились до безумия. Такого же, что плещется в них сейчас. По крайней мере, он имеет право знать, почему Занзас с ним так груб. Впрочем, он и раньше таким был, но сегодня... — Твоя рука, она... — Ни при чем, — перебил его Вонгола, сминая рукав сильнее. — Но тогда... — Говори уже, что хотел, и вали к хуям. Закусив губу, Тсунаеши нерешительно уставился в пол. Он приехал, чтобы сказать это, но... Теперь, после того, что случилось, язык не поворачивался. Он... он не мог произнести это. Не мог... Но Занзас смотрел выжидающе, бесясь каждой секунде ожидания. Занзас и без того на него зол, проще закончить все это здесь и сейчас. Раз уж он приехал. Раз уж наконец-то набрался хоть какой-то решимости. — Я... Мне кажется, я люблю другого. На какое-то время вокруг них расползлась тишина. Тсуна стоял, уткнувшись глазами себе под ноги и не решаясь поднять голову на Занзаса. А тот молчал и даже не шевелился. Тсунаеши ждал любой реакции, но что-то слишком уж подозрительно он стих... Искреннее недоумение во взгляде Савады наконец заставило мужчину хоть как-то отреагировать. Он рассмеялся. — Ну, конечно. Не сомневался, — хмыкнул он. — Твой этот, как его... Таксист хренов? — Тсуна смущенно вперился в пол, и Занзас принял это за согласие. — Такси-ист. И давно вы с ним трахаетесь? Или у вас пока без этого? — З-Занзас, я ведь говорил тебе уже, мы с ним просто... — Просто трахаетесь, чего уж тут непонятного. — Занзас! — Или ты думал, я на замечу? Ты сам-то видел, как он на тебя пялится? — Занзас! — А его взгляд тогда, в «Соре», видел? — Ты ничего не знаешь! — Тсунаеши возмущенно посмотрел ему в глаза. — А мне и не нужно, — хрипловато отозвался Занзас, медленно поднимаясь. — Я лишь знаю, что мой парень — редкостная шлюха, бегающая на свиданки, никого не стыдясь. Хоть бы со мной сперва порвал, прежде чем все это вытворять. — Ты... — Ты постоянно ездил с ним в такси и провел с ним ночь в первый же день знакомства. Кроме того, он даже был у тебя в квартире. Ты подписал его как такси, чтобы я не узнал, а сам строчил день за днем сообщения. Начал избегать меня и перестал со мной спать. В самом деле, почему я пошел в бордель? Ебаться на стороне у нас же можешь только ты. От каждого слова обида и гнев пеленой застилали глаза. Занзас действительно думал о нем такое все это время? Нет... откуда он вообще все это знает? Даже про удаленные сообщения... Неужели и правда следил? Занзас схватил его руку, сильно сжимая и заставляя шипеть от боли. — Ты ведь пришел сообщить мне об этом? — он рывком дернул запястье Тсуны, открывая метку, еще совсем свежую и потому блеклую и довольно тонкую. В сумраке такую даже не заметишь, но свет из ванной позволял разглядеть ее до мелочей. — Не... не совсем. Я... — Тсунаеши накрыл метку ладонью, будто скрывая, как самый страшный позор. — Я честно думал, что это ты... В ответ Занзас лишь фыркнул. — Хочешь расстаться, верно? — Занзас никак не отреагировал на удивление в его глазах. Тсунаеши не думал, что его намерение раскроют так скоро и что, более того, Занзас заговорит об этом первым. Но... неужели все будет так просто? Зная Занзаса, вряд ли. — По глазам вижу, что хочешь. Швырнув его на пол, Занзас молча встал рядом, сверля своими дикими, дьявольски алыми глазами, в полумраке блестевшими почти бешено. Тсуна знает, что будет дальше. И рад, что все-таки написал Ямамото. Обжигающей болью полоснуло живот, выбивая воздух. Его подняли за волосы и с силой впечатали в стену спиной, вызывая огонь по всему позвоночнику. Горячий язык прошелся по горлу, а холодные руки крепко сжали у основания шеи. Слишком... резкий контраст. И... противно. Как же все-таки ему противно от прикосновений Занзаса. Он пытался вырываться и пинаться ногами, но пальцы, сомкнутые на шее, лишали последних сил и мутили зрение. Все расплывалось, но в какой-то момент он стал видеть особенно четко и смог даже разглядеть циферблат часов, стоявших на тумбе. Ямамото уже давно должен был связаться с Рехеем. Тсуна вдруг улыбнулся, безумно, сумасшедше, понимая одну вещь. Занзас трезвый. Черт возьми, он не пьян. Абсолютно. Воздух в легких кончается. Понимание происходящего происходит с трудом. Но, кажется, он лежит на полу, а телефон улетел куда-то. Он хоть цел? А Занзас... Черт. Как же больно. Он вошел в него без подготовки и сразу на всю длину. Черт... Больно так, что, кажется, там течет кровь. Сил нет даже на слезы, и Тсуна просто бездумно пялится в потолок, продолжая задыхаться и терять разум и сознание. Занзас имел его долго и периодически избивал, и в какой-то момент боль просто исчезла. Потом исчезло и все остальное.***
Небо, казалось, трещало по швам, а грохот грозы заглушал все звуки, когда напротив старого особняка темных оттенков остановилось яркое такси, резко выбивающееся из общей серой картины. — Это здесь! — сообщил Рехей, силясь перекричать стихию, и, выскочив из машины, побежал в дом. Кея, не медля ни секунды, бросился следом. Он ни на миг не жалел, что взял Рехея с собой — благо, проезжал мимо и подобрал по дороге. Один он бы тут точно свихнулся и убил бы этого хмыря к ебням. Впрочем, Кея откуда-то знал, что Сасагава и без него бы сюда добрался. Ведь Тсунаеши ему тоже по-своему очень дорог. Бегло окинув взглядом пустой первый этаж, они помчались наверх. — Я убью эту суку, — прошипел Сасагава на последних ступеньках. Хибари его понимал. С той самой секунды запястье не прекращало кровоточить, и если метка превратится в шрам, Хибари этого ублюдка как минимум забьет до смерти. Да даже если не превратится — эта сволочь не заслуживает права существовать в одном мире с Тсунаеши. — Бля-а, — обронил Сасагава, замирая на краю лестницы. Но лишь на какую-то долю милисекунды. Затем он резко сорвался вперед. Сжав окровавленную руку сильнее, Кея проследил, куда он побежал, и в голове будто что-то щелкнуло. В одно мгновение из мира исчезли все звуки, кроме звонкого «нет» в собственной голове, глубоко под корой мозга. Кея впервые видел изнасилование вживую. Изнасилование полуживого человека. Человека, который ему дороже, чем вся, блять, его жизнь. Он не соображал, что делал. Просто, как только Сасагава оттащил этого уебка от Тсунаеши, Кея начал его избивать. Неконтролируемо, зверски избивать. В какой-то миг Рехей схватил его за кровоточащую руку (специально, чтобы очнулся быстрее) и, со словами «Здесь я сам, иди к нему», толкнул в сторону Тсунаеши. Сердце почти остановилось от количества крови на родном теле и вокруг него. Особенно сильно пострадали руки и ноги — похоже, Тсуна сопротивлялся. Шея... На шею было лучше не смотреть. От многочисленных следов пальцев она была почти синей, одним сплошным синяком. Хибари максимально осторожно, боясь поранить еще больше, случайно навредить, поднял Тсуну на руки. И обомлел. Кровь алой струей стекала вниз, на ботинки, заставляя бледнеть. Этот уебок порвал его изнутри. Возможно, Тсуна без сознания не от удушья, а от болевого шока. Взглядом, способным умертвить, так, чтобы раз и навсегда, он посмотрел на этого ублюдка. Сасагава отлично дерется, респект ему. Пусть забьет эту мразь нахуй. Не в силах больше находиться здесь от понимания, что еще миг — и он реально убьет Занзаса сам, Кея практически бегом умчался к машине. Уложив Тсуну на заднем сидении, он потянулся к аптечке, от страха за чужую жизнь и боли в собственных руке и сердце скидывая на пол сигареты и роняя драгоценный чемоданчик с лекарствами. Наконец, справившись с дрожью в руках, он оказал первую медицинскую помощь, жалея, что Рехей остался в доме. Времени нет. Им некогда его ждать. Тсуне некогда. Благо, Хибари знал адрес больницы Сасагавы и повез Тсуну к ней. Там Курокава-сан, она поможет. Обязательно. Впервые в жизни он наплевал на ПДД и гнал, как умалишенный. Впервые в жизни он так боялся за чью-то жизнь.***
— Что-то совсем сегодня погода разбушевалась, — сказала Ханна, смотревшая на грозу, стоя у окна. — Говорят, когда сильная гроза — это Ками-сама гневается на кого-то, — заметил Шамал, хитро улыбнувшись. — Должно быть, это он на Вас, Курокава-сан, за Вашу красоту. Ну в самом деле, грех же такой красавице так рано выходить замуж. — Мне льстит, что ты так считаешь, — усмехнулась Ханна, повернувшись к коллеге, — но любая женщина мечтает выйти замуж за любимого мужчину, разве нет? — Не спорю, желаю вам двоим счастья, — сдался он, поднимая ладони в примирительном жесте. — Курокава-сан, Шамал-сан! — в кабинет заведующей, мирно болтавшей со своим заместителем, влетела перепуганная сестричка. — Там!.. Там!.. — Отдышись сперва, милая, — мягко посоветовал ей Шамал, будто бы невзначай распуская свои феромоны***
— Ты молодец, Хибари, что повез его к нам, — сказал устало Рехей, уже подлатанный и отмытый от грязи и крови. Не только, к слову, своей. — Спасибо, что написал, куда ехать. Хибари только кивнул. Перед глазами все еще стояла та картина в гребаном особняке. Не дышащий Тсунаеши, в которого кончает это уебище. Пусть только попадется на глаза, Хибари его нахуй прикончит. И плевать ему уже на мнение Тсунаеши. — Ты не волнуйся, его оперируют наши лучшие хирурги, — похоже, Рехей понял отсутствие ответа по-своему. Отчасти он прав. Хибари сейчас действительно волновался, потому что метка до сих пор кровоточила. Чтобы хоть как-то уберечь его от малокровия, медсестры надежно перебинтовали запястье, но вот прошло каких-то десять—пятнадцать минут, а от бинтов осталось только название. Хибари с отсутствующим видом глядел на это алое месиво и думал лишь об одном: пусть он выживет. Он никогда не верил в богов, но если они существуют, то он готов помолиться каждому. Только спасите. Только помогите тем людям в халатах сделать все необходимое, чтобы он выжил. — Ханне он очень нравится как человек, а Шамал ему свободой обязан, так что они сделают все, чтобы спасти его, — будто читая его мысли, добавил Рехей. Возможно, Хибари был бы чуточку спокойней, если бы Сасагава тоже пошел оперировать. Ему Кея жизнь Тсуны доверял как никому. Но Кея понимал, что Сасагава сейчас не в том состоянии, чтобы делать операции. Кее пришлось приложить немало усилий, чтобы посмотреть в его сторону. Да уж, хирург... Обе руки по локоть в бинтах, на переносице пластырь, губу пришлось зашивать на краю рта без наркоза (сам отказался, экстремал хренов), еще и затылком поранился, из-за чего светлые пряди волос теперь местами приобрели розоватый оттенок, до конца так и не отмывшись. Ему бы принять холодный душ и отдохнуть, а он, упертый, сидит, дурак, его успокаивает. Впрочем, сам Кея наверняка выглядел не особо-то лучше. Но, хотя бы, на нем ран меньше раза в три. — Как ты? — вымолвил сухими губами, скорее, чтобы отвлечься от мыслей о Тсунаеши, чем из реального беспокойства. Сасагава сильный, Хибари верил в него, потому и смог тогда оставить одного в особняке. — Пойдет, — Рехей это тоже понимал, поэтому лишь отмахнулся. — Ты знаешь, Занзас ведь псих, — заговорил он вдруг после короткой паузы, — но раньше был почти человеком. А год назад они с Тсуной попали в аварию, и ему снесло крышу. Тсуна тогда был за рулем и до сих пор боится водить. Вот и ездит на такси. Хибари слушал, не прерывая, запоминал каждое слово о том прошлом, что было без его участия. Это казалось ему почему-то важным — запомнить все. Важнее воздуха. — В той аварии пострадал только Занзас, поскольку удар пришелся на него. Теперь у него шрам на полрожи, к тому же он сильно повредил руку и больше не может играть². Он же, прикинь себе, «музыкант»³, — Рехей почти рассмеялся, хоть и с иронией. — Пиликал на пианино в своей Италии, а потом что-то с родней не поделил и уполз сюда. Тсуна лишил его возможности играть и вообще частично — трудоспособности. Занзас был левшой и после аварии переучивался. Тсуна до сих пор считает себя виноватым, хотя авария была даже не по его вине — второй водитель был пьян и выехал на встречку. Учитывая, что в тот день за руль должен был сесть Занзас, который просто набухался... Сасагава все же прервался, будто на миг вернулся в тот злополучный день, когда Тсуна впервые вез Занзаса к нему познакомиться, но не доехал всего несколько метров. В день, когда успокаивать Тсуну и зашивать ебаного Вонголу пришлось именно ему. Тогда, год назад, Рехей еще не был полноценным хирургом (хоть он себя таковым и сейчас не считал) — да что там, он был простым аспирантом-новичком. Но Тсуна так умолял его о помощи, что ему пришлось лететь к ним сразу с медицинским набором и пробовать лечить самому. Он впервые зашивал кому-то голову, еще и без наркоза. Но Занзас выжил. Именно после того случая в аспирантуре разглядели его потенциал и признали довольно умным в медицине для своих лет. За него сразу же взялись всерьез и обучили самому важному всего за год. Тому, чему остальные обучались четыре года, его научили всего за один. А ведь он всего лишь спас жизнь человеку. Человеку... Тогда он спасал не монстра, каким знает Вонголу сейчас, тогда он спасал возлюбленного своего друга, которого видел впервые. В какой же момент все так сильно изменилось? Наверно, в тот самый, когда Занзасу сообщили о его руке. Рехей пришел тогда проведать своего первого в жизни пациента и застал его за попыткой задушить Тсунаеши. Рехей понимал, что дело тут не только в руке, что у этого человека есть более веские причины так поступать. Также он понимал, что хирургу нельзя допускать подобные мысли. Нельзя, но... Иногда он жалел. Нет. Очень часто жалел. Жалел, что спас жизнь будущему монстру. — В общем, — Сасагава опомнился и продолжил свой рассказ, — после всего этого Занзас и ведет себя, как еблан. Не думаю, что там только в руке причины, но хрен с ним, с этим подонком. С той аварии уже год прошел, мог бы и успокоиться уже. Он замолчал, уставившись в окно, в глазах ленивыми вспышками отражались молнии. Вмиг стало тихо, лишь дождь навязчиво бренчил по стеклам в унисон с громом. — Ты говорил, что он уже пытался убить Тсуну, — вдруг вспомнил Хибари, очевидно, пытавшийся все же понять причину случившегося в особняке. Он тоже отвернулся к окну, уставившись на стекавшие по стеклу капли. — Было дело, — с долей необидного сарказма ухмыльнулся Рехей. — Он пытался задушить Тсуну прямо в палате. Тогда-то я с ним и подрался в первый раз. Никому не пожелаю драться с собственным пациентом... — Хибари чуточку удивленно вскинул бровь, и Сасагава добавил: — Это я его спас тогда. Скотину эту. Они ко мне тогда ехали, ну, в тот день. Авария произошла недалеко от моего дома, ну я и прибежал. Тсуна буквально умолял его спасти... А я и послушал, на свою голову. До сих пор иногда жалею. Жутко слышать такое от хирурга, да? — он рассеянно улыбнулся, потирая затылок. Тот, кстати, все еще болел после удара о стену. Ну, он неплохо так отделал Занзаса в этом «бою», так что небольшие ранения — пустяки. Кея промолчал, то ли соглашаясь, то ли опровергая его слова — сейчас за наплывом эмоций и воспоминаний не разобрать. Они оба посмотрели на небо, такое одинокое и печальное в этих сетях из молний. Хирурги — храбрые люди, раз отважились вести операцию со всеми этими электро-приборами в такую сильную грозу. Сейчас, когда беспокойство наконец улеглось, а голова начала более-менее соображать, Кея лишь мог обдумывать услышанное и вникать в события жизни этих людей, ставших теперь важной частью жизни его собственной. Сасагава — отличный парень и многое пережил. Кея действительно рад, что познакомился с таким человеком. И действительно рад, что Сасагава одобрил его чувства к Тсунаеши. Почему-то своеобразное «благословение» от Рехея ему казалось очень важным, а после услышанного — тем более. — Сасагава... Нет, Рехей. Не жалей, что спас этого выродка, не стоит себя мучить из-за него, — произнес он, глядя на кровавые бинты на собственном запястье. — Ты уже сполна искупил свою вину перед Тсуной, хоть и не виноват ни в чем. Ты просто делал свою работу. — Спасибо на добром слове, — усмехнулся Рехей, наконец-то искренне, без примеси каких-либо чувств. — Хороший ты парень, Кея. Хибари слабо улыбнулся. — Может быть. Так они просидели все оставшееся время, пока Курокава не вышла к ним и не объявила об успешном завершении операции. — Ты уверен, что хочешь знать? — уточнила она, когда Кея потребовал рассказать о травмах Тсунаеши. Видя уверенность в его глазах, Курокава сдалась и заговорила равномерным, исконно врачебным голосом: — Его жестоко избили и грубо изнасиловали. Сломано два ребра, легкое сотрясение мозга, но без опасных последствий. Правые рука и нога вывернуты, но, к счастью, не сломаны — видно, что Савада сопротивлялся. Позвоночник также в порядке, но от удара в грудную клетку и брюшную полость открылось внутреннее кровотечение. Также на горле есть следы от удушения, но потеря сознания произошла не из-за них, а ввиду болевого шока. С каждым сказанным словом в груди Хибари болезненно жгло. Но он, как мазохист, слушал дальше, не смея прервать девушку хоть на миг. — Видишь ли... — продолжила Ханна, все же запнувшись и на долю секунды выйдя из образа беспристрастного медика. — Из-за сильной и грубой фрикции и отсутствия подготовки к анальному половому акту, стенки его анального прохода были разорваны. В проходе вместе с кровью была обнаружена сперма партнера. Мы все вычистили, остановили все кровотечения и зашили все раны, — кажется, ей уже и самой становилось противно от всей этой информации. Но Кее противно это только слышать, а ведь она это видела в течение всей операции. Какая все-таки стойкость у хирургов... — Ближайшие несколько недель Саваде нельзя будет сидеть и ходить, да он и не сможет. Также чуть позже ему будет назначено особое питание. Его жизни больше ничто не угрожает, но какое-то время ему придется побыть здесь. Сейчас его перевезут в палату, и скоро ты сможешь его увидеть. На этом пока все, — было очевидно, что от столь долгого монолога она устала, но Ханна никак себя не выдала. Как и положено заведующей хирургии. — Спасибо, — Хибари благодарно пожал девушке руку и крепко стиснул челюсти. Этой гниде не жить. — Ох, уже почти двенадцать, — в коридоре появился Шамал, утомленно потягиваясь и разминая суставы. — Время летит так быстро... Я, пожалуй, домой, и без того задержался, — на этих словах он покосился на операционную, но беззлобно, даже как-то с заботой немного, что ли. Впрочем, Хибари могло и показаться. Ему Кея тоже пожал руку и пробормотал слова благодарности, на что мужчина лишь рассмеялся и похлопал его по плечу. — Черт, — опомнился Кея, вспомнив слова хирурга, — машина. — Нужно вернуть? — с полуслова понял его проблему Рехей. — Давай я отвезу, тебе в таком состоянии за руль нельзя. — Тебе тоже, — пригвоздила его Ханна, специально хватая за руку поверх ран и несильно надавливая. Рехей болезненно поморщился и автоматически признал поражение. — Только таксистов бы своим видом распугал. Куда ехать нужно? — спросила она уже у Хибари. — На парковку возле аллеи. — Эй, Шамал, — повернулась к коллеге, — ты ведь там недалеко живешь, отвези, а? — Значит, я могу сэкономить на автобусе? — просиял хирург. — Никого в машину не води и водителем не прикидывайся, — осадила его Курокава, предостерегающе сверкая глазами. — Понял, не дурак, — и вновь ладони примирительно подняты. — Спасибо, — пробормотал Хибари. — Все путем, — хмыкнул Шамал и, получив ключи, счастливый, удалился. Проводив его взглядом, Хибари достал телефон. Нужно предупредить, что машину доставит не он, ну, и еще кое-что. Рехей прав, в таком состоянии он не сможет водить. — Ты же останешься на ночь тут? — спросил Сасагава, конечно же, зная ответ. — Тогда я поеду домой. Утром вернусь с вещами Тсуны для больницы. Ханна остается здесь на дежурство, не стесняйся обращаться к ней, если что-то понадобится. — Спасибо, — снова сказал Хибари. Сейчас он только и мог, что всех благодарить. Потому что рука уже какое-то время не болела. Потому что врачи и медсестры из операционной вышли все до единого уставшие, но в приподнятом настроении. Потому что он жив. Сердце болезненно сжалось при виде бледного, безмятежного лица Тсунаеши, когда медперсонал повез его в палату, проходя мимо него. Хибари не стал им мешать устанавливать нужные приборы и перекладывать Тсуну на кровать. Вместо этого он, оставшись в коридоре, набрал номер начальства и, под причитания Курокавы, осматривавшей «боевые ранения» будущего мужа, стал вслушиваться в гудки. — Чао? — голос Реборна казался измученным и непривычно спокойным, обыденным, будто старому другу позвонил, а не импровизированному боссу. — Реборн-сан, можно мне отпуск за свой счет? — Что случилось? — «начальство» тут же посерьезнело. — Обычно ты работаешь даже сверхнормы. — Мой соулмейт чуть не погиб, — Кея решил не таить. Да и зачем, если Реборн все равно бы узнал? Такой уж он человек — всегда в курсе событий в жизни своих подчиненных. — За ним нужен уход, так что я хочу взять отпуск на пару недель. Машину вернет мой знакомый. — Понимаю важность твоей причины, — вздохнул Реборн, — но отпуск за свой счет я тебе дать не могу. Едва Хибари открыл рот, чтобы возмутиться, как он пояснил: — У тебя там отгулов накопилось. За все три года работы у нас ты ни разу не отдыхал, так что валяй и как минимум до конца месяца в «Сокудо» не показывайся. — ...Спасибо. — Не стоит. Береги своего соулмейта. Хибари задумчиво посмотрел на экран, прежде чем убрать мобильный в карман. Последние слова Реборн добавил таким тоном, будто сам когда-то потерял соулмейта. Но, возможно, Хибари просто показалось. Хибари мысленно отметил, что сегодня ему довольно часто что-то кажется. Отбросив все эти мысли, он кивнул уходящим медсестрам, принимая протянутый халат, и, набрасывая его на ходу, вошел в палату. Тсунаеши лежал в одиночной палате как особый пациент — Курокава постаралась на славу, пользуясь своей должностью, и выбрала лучшую, с неплохим видом на улицы Токио и в конце коридора, подальше от больничной суеты. На белых простынях Савада казался еще более бледным и практически терялся, сливаясь с тканью. Он крепко спал, отрубленный наркозом и обезболивающими, но днем должен будет проснуться — так говорила Курокава. Хибари верил ей и просто ждал, придвинув стул к кровати и устроившись у живота Тсуны, подложив руку под голову. Другой рукой он держал ладонь Тсуны, слегка гладя ее большим пальцем. Он не знал, сколько так провел времени, разглядывая спящего Тсунаеши и изучая многочисленные синяки и бинты на его теле. Но, едва Кея задремал, в палату вошла сонная Курокава, очевидно, пытавшаяся хоть немного поспать, пока в больнице ничего не случилось. — Сходи на пост, — зевая, проговорила она. — Там Саваде звонят. Наверно, родственники. Хибари знал, что родители Тсуны живут в Киото⁴ — по крайней мере, мама, а вот отец, вроде как, в постоянных разъездах. Возможно, Рехей позвонил им, чтобы они не волновались, ведь телефон Тсуны, похоже, сломался. Они его так и не нашли, да и не до поисков было, так что есть вероятность, что мобильник до сих пор в том особняке. От вновь нахлынувших воспоминаний Кею передернуло, и, желая от них избавиться, он взял трубку рабочего телефона больницы. — Алло? — стандартно протянул он, размышляя, как бы так получше представиться. Не говорить же им, что он их сыну соулмейт, они наверняка в курсе, что Тсуна встречается с ублюдочным Занзасом. По ту сторону провода молчали, очевидно, от неожиданности, что к телефону подошел не Тсуна. Курокава их что, не предупредила? Вероятно, не хотела беспокоить еще больше. — Кто это? — наконец спросил звонящий, и Хибари застыл. — Не твое дело, — разом похолодевшим голосом отчеканил он. — Не звони сюда больше, — и бросил трубку. Мразь. Как он вообще осмелился позвонить? — Уже поговорил? — Курокава озадаченно проводила его взглядом, но уточнять ничего не стала. — Ага. Ты запомнила его голос? — Ну, вроде... — Если еще раз позвонит, шли его нахер. — Э-э... Ханна растерянно глядела ему вслед до самой палаты. — Ладно, — вздохнула она, — утром разберемся. А сейчас спать-спать-спать. Гребаное дежурство... От разъедающего все изнутри гнева Хибари уснул лишь под утро. Проснулся он уже от легкого шуршания медицинского халата — сестричка пришла проверить состояние Тсуны и заодно убрать капельницу. От Курокавы Хибари слышал, что эта капельница не больше, чем витамины, поскольку организм Тсунаеши слишком ослаб от пережитой недавно простуды, плохого питания и бессонных ночей. Ничего, теперь-то Кея позаботится, чтобы Тсуна больше не довел себя до такого состояния. Курокава предупредила его, что как минимум ближайшие дней десять Тсунаеши нельзя будет многое из продуктов и блюд, так как швы совсем новые и лишний раз напрягать их пока опасно — могут разойтись обратно. — Сходите в столовую, там как раз сейчас завтрак, — посоветовала ему медсестра. И, бодро улыбнувшись, унесла капельницу прочь. Кея посмотрел на спящего Тсунаеши в некой неуверенности. Почему-то оставлять его одного теперь было страшно. Будто, стоит Кее хоть на секунду уйти, — и по возвращении его будет ждать пустая палата. Или, что еще хуже, палата с трупом. Но не видевший со вчерашнего дня еды желудок прогудел в знак протеста, и Хибари сдался. В конце концов, это больница, и здесь уйма врачей. Но все же он покинул палату, лишь когда к Тсуне вновь пришла медсестра — измерить температуру и давление. Кея попросил ее остаться до его возвращения и пошел на запах блюд — дорогу в столовую ему так и не показали. Наспех съев все, что дали, Кея вылетел в коридор. Не хотелось бы заставлять медработницу ждать, да и когда Тсуна рядом, в поле видимости, ему как-то спокойнее. По дороге Кея встретил Шамала — тот как раз только пришел и теперь, напевая популярный мотив, стягивал куртку у вешалок. — Дождь лил всю ночь, представляете? — весело оповестил он Хибари и сидевшую на посту девушку, что листала бумаги. Вроде бы, Курокава звала ее Юни. — Кстати, таксичку твою доставил в целости и сохранности, — доложил мужчина, шутливо приложив ладонь к виску. — Юни-чан, Вы сегодня, как всегда, прекрасны, — это уже адресовалось девушке на посту. Кея собирался идти в палату, как вдруг остановился, услышав знакомый голос. — Простите, — сказал этот самый голос, немного хрипя, — где здесь палата Савады Тсунаеши? Кея пулей рванул со своего места. Кея бы честно переломал этому уебку все кости, если бы не Шамал, перехвативший его в считанных сантиметрах от Занзаса и надежно зажавший в своих почти удушающих объятиях. — Тише, тише, — словно с маленьким ребенком обращался, пропел он. — Не забывай, где ты находишься. Драться будешь на улице. — Пусти, — рыкнул Кея, порываясь свернуть шею этой твари прямо здесь и сейчас. Но чертов Шамал держал крепко. Занзас же, видя все это, лишь ухмыльнулся. Кее захотелось раскрасить эту ухмылку кровью. — Что здесь происходит? — на шум вышла Ханна, совершенно заспанная и застегивающая халат на ходу. — Да вот, драка, — хмыкнул Шамал, на всякий случай сжимая Кею сильнее. — К нашему вчерашнему пациентику пришел посетитель, а личный пес не пускает. Хибари проигнорировал его слова, полностью сконцентрировавшись на Занзасе. Даже вырываться перестал. Пока что. — Кем Вы приходитесь пациенту? — деловито осведомилась Курокава. — Я его парень, — обезоруживающая, но все равно в какой-то степени пугающая улыбка, фальшивая насквозь. Больше похожая на звериный оскал. — Вот как, — Курокава растерянно переводила взгляд с Хибари на Занзаса, и до Кеи дошло. Дошло, что Курокава и не слышала о Занзасе, и уж точно не знала, какие именно у него с Тсуной отношения. Оно не удивительно, учитывая, что она видела на руке Кеи метку. На руках их обоих. — Что ж, в таком случае... — слегка озадаченно протянула она. Определено намереваясь впустить его, ведь она ничего не знала. Хибари понимал это и не мог ее винить. Не мог, но... Перед глазами снова возник образ Тсуны в луже собственной крови. — Не впускайте его! — он и сам не узнал свой голос, хрипящий от злобы. Злобы, ненависти и совсем немного — от кольца рук хирурга, давящих грудную клетку бульдожьей хваткой и не позволяющих ступить и шагу. — Это он! Из-за него Тсуна здесь! Кажется, его слова возымели должный эффект. Ханна все поняла, а Шамал... Шамал сжал его сильнее, наконец сознавая весь масштаб катастрофы. Мужчине и самому вдруг захотелось разок кулаком по одной роже заехать. — В таком случае, — возобновила свою речь Ханна, — я попрошу Вас покинуть здание больницы. — На каком основании? — спокойно, даже вежливо уточнил Занзас, а глаза уже опасно сияли, выдавая его с головой. Этот тип уже решил, что попадет в палату, не важно, каким способом. — Эй, — предупреждающе изрек Шамал, когда Занзас начал приближаться к Курокаве. Он вряд ли сделал бы ей что-нибудь в людном месте, но его взгляд... он сумасшедший. Ханна взволнованно сглотнула, готовая, если нужно, расцарапать ему лицо маникюром (пусть коротким из-за профессии, зато острым), а сидевшая на посту Юни-чан держала возле уха трубку, собираясь, в крайнем случае, вызывать участкового, но и охрана звучит неплохо. Шамал напряженно впился в предплечье Хибари, готовясь примчаться на помощь прекрасной даме в любой момент. Занзас подошел к Курокаве почти впритык и хищно оскалился, намереваясь диктовать свои вполне понятные требования. И в этот же миг, будто почувствовав, на пороге появился Сасагава со спортивной сумкой на плече. Улыбка слезла с его губ, стоило ему лишь увидеть знакомый затылок. И он, ведомый некими то ли рефлексами, то ли инстинктами, то ли всем сразу, швырнул сумку на пол и в считанные секунды прижал Занзаса рожей в пол. Испуганная Ханна отскочила в сторону. — Ты что здесь забыл? — гневно спросил Сасагава у Вонголы, приподнимая его башку за волосы, чтоб отвечать мог, сволочь поганая. — О, и ты здесь, — ухмыльнулся Занзас, тут же прерываясь на кашель. Видимо, Рехей ему вчера неплохо по грудной клетке проехался, раз теперь лежать на ней больно. Только сейчас Кея заметил на его морде пластыри. Рехей его еще пожалел, у Тсуны пластырей больше. — Вали к черту, — охладевшим тоном, каким удосуживают людей, потерявших последнее уважение, велел Рехей. — Еще раз увижу — ты труп. — Зарежешь меня скальпелем? — хмыкнул Занзас. — Хуже. Дам тебе сдохнуть во время операции. Занзас зашелся смехом с кашлем вперемешку, вызывая у Рехея и Кеи одно и то же желание. Но, увы, не при Ханне, да и руки об эту дрянь марать... — О-охрана! — пискнула Юни, подзывая какого-то парня, только вошедшего на этаж. Изучив положение дел за секунду, юноша молча подошел к Занзасу и, как только Сасагава отступил от него, схватил за шиворот. Рехей послушно стоял в стороне, уже в обнимку с сумкой, не мешая охраннику выполнять свою работу по выдворению нежеланных гостей. — Раз уж на то пошло, — Вонгола швырнул Рехею мобильник. — Мелкий забыл. Верни за меня, а? — Иди нахер. Лишь когда Занзаса и след простыл, Кею выпустили на свободу. — Не стоит говорить Тсуне об этом, — посоветовал ему Сасагава и протянул Кее телефон с сумкой заодно. Кея принял вещи с молчаливым согласием. Не нужно заставлять Тсунаеши беспокоиться лишний раз.***
После ухода Занзаса было решено, что, как только Тсуне станет лучше, он временно поживет у Хибари. Оставлять его долго в больнице или отправлять домой (не важно, к нему самому, Рехею или Ханне) опасно, да и Тсунаеши не сможет толком самостоятельно передвигаться, так что понадобится кто-нибудь, кто смог бы находиться с ним рядом все время. — Вся надежда на тебя, — подвел итоги Сасагава, глядя на Хибари так, будто он не вправе отказаться. Впрочем, Кея не отказался, даже если бы просили всем миром. — Мог не спрашивать, я и сам планировал его забрать, — сказал Кея, утыкаясь в принесенный им кофе. — Вот и отлично, — просиял Рехей. Осталось только одно — дождаться пробуждения Тсуны. Вернувшись наконец в палату, Кея поблагодарил Ханну за заботу о Тсунаеши и занял свое прежнее место на стуле. Тсуна по-прежнему спал и, вроде, просыпаться пока даже не планировал, по крайней мере, ближайшие часов пять. — Он слишком устал, — успокоила его Ханна, заметив хмурый взгляд. И, улыбнувшись, пошла к своему благоверному — выбивать информацию. Хибари коснулся бледной ладошки своей и, устроившись удобнее на руке, закрыл глаза, решив тоже немного вздремнуть. Тогда он так и не заметил на запястье Тсунаеши цифры, прикрытые белым рукавом. Ханна застукала Рехея за попыткой сменить бинты самостоятельно. — Иди сюда, — рассмеялась она, когда он окончательно запутался в непослушной ткани, пропахшей насквозь больницей. Рехей недовольно-смущенно фыркнул, но протянул свою руку, другой по-прежнему пытаясь размотать бинт на голове, лишь еще больше все путая. — Не хочешь мне рассказать, что у вас происходит? — тихо спросила Курокава, помогая распутать узлы и невесомо касаясь пальцем шва на уголке рта любимого. — Тсуна связался не с тем человеком, а Кея — его соулмейт, — и этим все сказано. — Забей на бинты, — сказал Рехей, обхватывая тонкие пальцы на своей губе и завлекая Ханну в легкий поцелуй. Бинты, никому не нужные, упали на пол. ________________________ ¹Медицинскую аспирантуру (или по-другому докторантуру) в Японии заканчивают в 27 лет; Рехею сейчас 25 (выучился 1 год из 4) ²У японцев руль справа из-за левостороннего движения (это чтоб вы могли примерно представить, как врезалась их машина) ³Рехей намекает, что Занзас из богатой семьи, а в богатых семьях (особенно в таких странах, как Китай, Италия и тд) детей, как правило, учат играть на фортепиано (Рехей сказал про пианино по незнанию), скрипке и прочих муз.инструментах. Вспомните из канона, маленький Гокудера также играл на фортепиано ⁴Тсуна, Рехей и Киоко родились и выросли именно в Киото, потому что «Киоко» означает «живущая в Киото»