Ты - мой, я - твой

       Уснуть Джон так и не смог, но впал в какое-то блаженное забытьё. Телега всё катилась и катилась. Впервые за долгое время омеге было спокойно на душе. Он не вспоминал прошлое, не думал о будущем, просто наслаждался настоящим: тишиной и дорогой. И каким-то непостижим образом он ощущал близость пчеловода. Как тот чуть поводит плечами, чтобы отлепить от тела рубашку, как чуть взмахивает вожжами, как чуть отклоняется назад или в сторону. Близость этого человека не напрягала и не пугала, а наоборот, была очень приятна.        Джон поймал себя на мысли, что улыбается. Губы отвыкли от подобного положения, потрескались от жары и, похоже, закровоточили, но омега и не думал прекращать. Странно, еще час назад он мечтал о смерти, а теперь всё его существо блаженно радуется жизни.        Но все когда-нибудь кончается. Кончилась и дорога. Джон ощутил как телега остановилась — Шерлок сильно натянул вожжи. Омега этого не видел, но был уверен, что так и есть. Вот пчеловод спрыгнул со своего места, обошел тележку и осторожно коснулся накрытого покрывалом омеги. Он ничего не сказал, не толкнул, просто держал руку, попав четко между лопаток, а Джон думал, что от этой руки не нужно ждать щипков и ударов. Она создана для совсем других прикосновений.        Омега осторожно сел и только тогда стянул покрывало. И увидел дом. Дом, в который он влюбился сразу же и надолго.        Вообще, Джон, дитя города, всю жизнь, начиная с раннего детства, провёл в каменных джунглях, и взору его привычны многоэтажки и небоскребы. В подобных же строениях он никогда не бывал и плохо представлял, что там внутри, но снаружи это было совершенное чудо: два этажа из белого кирпича, красная двускатная крыша — черепица сверкала так, что глаза заслезились, — и красные же, резные, наличники. Джон даже удивился, откуда слово такое знает — наличники.        Этот домик хотелось взять в руку и поставить на торт. Там ему было самое место, а никак не среди диких полей. Белоснежный заборчик вокруг дома казался игрушечным. Он и школьников-то не остановит, не то что Джима. Когда Джим придёт сюда за ним… Джон провел рукой по глазам, стирая слезы. Придет, тогда горевать будем, а пока — нужно сойти с телеги, итак уже задержал хозяина.        — Прошу внутрь, Джон, — Шерлок открыл калитку.        — Благодарю. Я никогда раньше не жил в таких условиях, простите, если сделаю что не так и буду много спрашивать.        — Разумеется. Спрашивайте что угодно. И лучше перед тем, как что-то делать, — Шерлок улыбнулся. В его необыкновенных глазах вспыхнули и тут же погасли золотые искорки. И Джон, навечно привязанный к своему альфе, понял, что влюбился не только в дом, но и в его владельца. В бету. В совершенного незнакомца. В его волшебные глаза. В чарующий голос. В эту невероятную улыбку. Как все это могло собраться в одном человеке?        И как это вообще могло случиться, раз в нем умерло все, способное чувствовать?        Пока бета занимался лошадью и тележкой, омега решил осмотреть владения своего спасителя. Позади дома обнаружилось ещё несколько строений, назначения которых Джон не понял. А еще дальше расположились смешные маленькие домики — пасека. Омега никогда ничего подобного не видел, но видимо выплыло откуда-то из глубин памяти, из детских книжек.        Когда Шерлок вернулся, Джон задал вопрос, с которого, по-хорошему, следовало начать.        — Скажите, как надолго я могу остаться?        — На сколько пожелаете. Вот только как быть с ребенком… По-хорошему, вас бы отвезти в больницу, но омегу без альфы не примут… И светиться вам не стоит, да?        — Да. Иначе весь мой побег будет напрасным. Не волнуйтесь, рожать мне не сегодня, и даже не завтра.        — Хорошо. Придет срок — придумаем что-нибудь. И… Джон… раз уж мы будем жить в одном доме, предлагаю перейти на «ты».        Омега идею горячо поддержал.        Шерлок ещё раз улыбнулся, чуть не вызвав у гостя остановку сердца, отпер дверь своего сказочного домика и жестом позвал внутрь.