***
Последний щелчок карабина, последняя проверка снаряжения. — Через десять минут будем над местом! — крикнул им второй пилот, выглядывая из кабины. Кивнув, Введенский повернулся к Пчёлкину. — Значит, смотри сюда, — он раскрыл прямо на рюкзаке карту, — сильного ветра нет, значит, приземлимся примерно в этом радиусе, — он обвел ручкой небольшой участок на карте между двумя хребтами, словно борта, окружавшими средней густоты лес. — Относительно успешно можно сесть только тут, — второй кружок внутри первого обозначил небольшое плато, — но вероятность этого пятьдесят на пятьдесят. Поэтому возьмём его скорее за ориентир. Если нас разбросает, встречаемся на нем. Пчёлкин кивнул, прикидывая, где по отношению к хребтам и двум возвышенностям находится это плато. Прыгать с высоты почти две тысячи метров было крайне рискованно, почти на грани фола, особенно в условиях гористой местности. Но другого варианта у них не было. — Главное, — повернул к нему голову Введенский, — смотри, чтобы тебя на деревья не понесло. Зацепит за верхушку, как минимум все ветки оборвешь, не дай Бог, сорвешься. Пчёлкин снова кивнул. Для этого важно еще в воздухе понять, куда тебя несет, чтобы на земле уже знать, в какую сторону идти. И стараться уходить подальше от хребтов, после встречи с которыми шанс стать лепешкой был примерно равен вероятности сорваться с высоты гораздо превышающей высоту показавшихся под самолетом сосен. Увидев которые, Введенский тут же свернул карту, давая знак завершить экипировку. Когда второй пилот снова показался в дверях кабины, они уже стояли у борта в полной готовности. Кивнув пилоту, Введенский пропустил Пчёлкина вперед. Командир всегда замыкает, чтобы видеть, что происходит, и в случае форс-мажора прийти на помощь. — Стой! — перекрикивая вой ворвавшегося в салон ветра, Введенский крепко схватил Пчёлкина за плечо, еще раз сам проверил все защелки, карабины, застежку шлема. Окончательный обмен знаками. Перекрестившись, Витя сделал решительный шаг вниз. Больше всего в десантировании он всегда любил именно этот этап свободного падения, когда стремительно приближающаяся земля заставляет сердце замирать и тут же уходить на такие обороты, что его стук перекрывает даже свистящий в ушах ветер. Пока хлопок раскрывшегося парашюта не приостановит это смертельное пике. Увидев раскрывшийся справа парашют Введенского, Пчёлкин сразу понял, что тот, скорее всего, приземлится примерно на краю лесополосы. А значит, окажется к обозначенному плато гораздо ближе него. И все бы ничего, расстояния между оговоренными ориентирами было не такое уж большое, но непонятно откуда взявшийся ветер вдруг откинул Витю влево, отдаляя от командира и места их встречи и приближая к крайне нежелательному варианту приземления. Показавшиеся верхушки гор, несмотря на свою красоту, вызвали у Пчёлкина отнюдь не чувство восхищения прекрасным. Времени на принятие решения было не так уж много, он уже видел под ногами сосны, как назло, как раз под ним достигающие максимальной густоты. Оставался вариант взять в сторону хребта, но и там были свои нюансы. Заметив унесенный ветром в сторону гор парашют Пчёлкина, Введенский тихо чертыхнулся. В способности Вити сесть в самых экстремальных условиях он не сомневался, все-таки, почти две тысячи прыжков что-то да значат, но десантирование всегда было коварно тем, что даже мастера спорта бились насмерть просто от рокового стечения обстоятельств. Сейчас же эти самые обстоятельства складывались для Пчёлкина не лучшим образом. Увидев, что тот уходит на разворот еще дальше в сторону, Введенский понял, что Витя принял решение садится не на верхушки деревьев, а ближе к хребту. Почувствовав под ногами твердую землю, Введенский быстро свернул парашют. Чтобы понять, куда двигаться, ему даже компас был не нужен. Сев на самом краю плато, он, тем не менее, направился не к нему, а в совершенно противоположную сторону. Предчувствуя, куда сядет Пчёлкин, Введенский понимал, что придерживаться первоначально оговоренного плана, как минимум, неразумно, а как максимум, просто преступно по отношению к Вите. Непростые условия посадки почти стопроцентно не пройдут без последствий. В чем Введенский и убедился, когда примерно минут через десять оказался на противоположной от его места приземления кромке леса. Справа уходящая вверх метров на двадцать по склону хребта, слева она шла до самого обрыва, корнями крайних деревьев нависая вниз. Несколько секунд сканирования местности закончились вырвавшимся из него отчаянным: — Блядь! С трудом преодолевая спутавшиеся в морские узлы корни, Введенский спешил к показавшемуся между стволами крайних у обрыва деревьев бело-красному куполу Витиного парашюта. Самого Пчёлкина Введенский пока нигде не наблюдал. Он старался не смотреть в сторону обрыва, в конце концов, при самом хреновом исходе тут он уже ничего не сможет сделать. А вот если Витя зацепился за деревья или при жесткой посадке пострадал, он еще сможет ему помочь. На первый взгляд парашют не был поврежден, да и крепления ему с такого расстояния показались не оборванными, а открытыми обычным путем. Прикинув высоту, Введенский уже более уверенно, чем поначалу, склонялся к варианту, что Витя мог освободиться сам и спуститься на землю. Правда, учитывая прошедшее время, вряд ли так быстро и обычным путем. — Сила притяжения земли — великая вещь… Услышав спокойный голос чуть слева за спиной, Введенский шумно выдохнул: — Твою… мать… — Полностью согласен, — кивнул Пчёлкин, усмехнувшись, посмотрел на Введенского, прищурив глаза от слепящего их солнца. Именно оно в самый последний момент, когда земля уже была на расстоянии нескольких метров, ослепило его, заставив ослабить хватку рук, чем тут же воспользовался очередной порыв ветра, отнеся прямиком к краю обрыва. Витя до сих пор сам не понял, как успел ухватиться за ветки сосны, не замечая впившиеся в руки жесткие иголки, держался, пока не зацепился уже более-менее уверенно ногами. Он смог выпутаться из накрывшего с головой купола, отстегнуть карабины и начать неспешный спуск. И все шло хорошо ровно до того момента, как он ступил на вполне крепкую на первый взгляд, а на поверку оказавшуюся гнилой, ветку. Так что вторую половину пути пришлось лететь, слава Богу, шлем не снял, а то бы точно череп пробило. И все… прими меня, чужбина. Правда, без последствий все же не обошлось. Именно они мешали сейчас Вите подняться навстречу командиру. — Что там у тебя? — Введенский почти сразу почувствовал, что Пчёлкин не просто так присел под деревцем отдохнуть. Подойдя ближе, он увидел небольших размеров сук, примерно на пол-ладони вошедший в ногу чуть ниже колена. Молча скинув рюкзак на землю, Введенский достал аптечку. Не глядя на Пчёлкина, пока извлекал и обрабатывал, лишь слышал то и дело раздающееся скрипение зубов да тяжелые прерывистые вздохи. — Идти сможешь? — закрепив края повязки, поднял на него глаза. Пчёлкин молча кивнул, оперевшись на протянутую Введенским руку, поднялся. Последний заметил и его побледневшее лицо, и тщательно скрываемую боль. Но сидеть и ждать, когда хоть сколь-нибудь ощутимо полегчает, было для них слишком непозволительной роскошью. А потому придется идти. Судя по карте, до ближайшей деревушки было около пятнадцати километров, которые в свете травмы ноги Вити им дай Бог преодолеть до темноты. Рана не представляла опасности, самое главное было добраться до места, где можно будет спокойно переночевать. Оставлять парашют в ветвях было крайне нежелательно, но и достать почти нереально. Проблему по-своему решил очередной, особенно сильный порыв ветра, который вырвал его из объятий хвойных иголок и унес вниз в бесконечность пропасти. — Главное, чтобы до курдов не долетел, — хмуро произнес Пчёлкин, понимая, что, если боевики найдут парашют, то тут же начнут обыски близлежащих территорий, и двое мужчин, один из которых с поврежденной ногой, их точно заинтересуют. — Нам главное переночевать и переодеться, — бросив на него взгляд, Введенский сразу понял причину помрачневшего Витиного лица, — чтобы утром двинуться дальше. Пару дней посидишь на обезболивающих, потом уже не должно беспокоить. Кивнув, Пчёлкин двинулся в сторону хребта. Судя по карте, если идти вдоль склона гор, можно как раз выйти к нужной им деревушке. Отказавшись от помощи Введенского, Витя старался не отставать от него, благо, тот так умело перевязал ногу, что рана напоминала о себе, лишь когда Пчёлкин либо соскальзывал с очередной коряги, либо поднимал ногу, чтобы подняться на уступ. За все время пути остановившись всего лишь раз, чтобы он мог выпить первую таблетку обезболивающего, они увидели покосившиеся домики в тот момент, когда солнце коснулось своим оранжевым колесом горизонта. Если за прошедший день ничего кардинального не произошло, то эта деревушка должна была быть под контролем правительственных войск. В чем их убедил развевающийся на одном из домов красно-бело-черный с двумя зелеными звездами флаг. — Располагайтесь, отдыхайте, — не задавая лишних вопросов, лишь услышав русскую речь, на таком же достаточно хорошем русском ответил им открывший двери мужчина средних лет с длинной бородой, — я распоряжусь приготовить вам поесть. Фатима посмотрит рану. Она врач, когда-то была главным ординатором центральной больницы Ракки... до того, как его заняли боевики. Русских простые жители Сирии любили так же сильно, как оппозиция и подконтрольные ей боевики ненавидели. Прекрасно понимая, что ждало бы чужаков, попади они в руки курдов, старейшина деревни считал своим долгом помочь им. Поэтому поторопил свою жену, попросив посмотреть рану и обработать так, чтобы к утру она позволила русскому спокойно передвигаться. А сам, с тревогой вглядываясь в стремительно темнеющее небо, молился лишь о том, чтобы в эту ночь курды не решили предпринять очередную попытку что-нибудь поиметь с их и так обескровленной деревни.***
Один из трех черных джипов, рассекающих песчаные просторы, резко затормозил в тот миг, когда фары выхватили белое пятно на фоне бесконечно желтого песка. Выскочивший из него молодой курд сразу узнал в обрывках ткани еще совсем недавно целый парашют. Брошенные подоспевшему второму боевику короткие фразы, кивки головы и прищурено всматривающиеся в сторону возвышающихся хребтов глаза не предвещали ничего хорошего для владельца этой находки. Курды прекрасно знали парашюты войск НАТО и сразу поняли, что этот принадлежит представителям совсем другого участника происходящих на их земле событий. «Russian rаt…»* — подобно шипению змеи прозвучали в ночной тишине слова.***
Бесконечный день подходил к концу. Ольга с благодарностью улыбнулась пришедшему раньше обычного сыну, который, вместо того, чтобы привычно после уроков пойти гулять с друзьями или с Настей, сразу поспешил домой. Только взглянув на вымотанную мать, не зная, что больше является причиной ее состояния — традиционно давшая жару сестренка или отъезд отца — Кир обнял Ольгу и, велев отдыхать, отправился на кухню. Откуда в скором времени донеслись такие аппетитные запахи, перед которым не устоял бы никто. Но Ольга совершенно не хотела есть и только понимание того, что ей нужно кормить дочь, и нежелание расстраивать старающегося помочь ей сына, заставили ее взять в руки вилку. — Съешь хотя бы салат и отбивную, — грустно покачал головой Кир, наблюдая, как мать уныло ковыряет картофельное пюре. То и дело всхлипывающая Вика за неимением отца мусолила ворот его футболки, но Кир совершенно не замечал этого. — Прости, — Ольга откинулась на спинку стула, подняв на сына глаза, — я никак не могу не думать об отце. Не уверена, что мне было бы легче, скажи он правду, но и постоянно крутить в голове, в какое пекло его занесло в этот раз, тоже невыносимо. Немного успокаивает то, что Игорь Леонидович с ним, в этом, я думаю, он не соврал. Успокаивает и волнует одновременно, потому что, как я уже говорила, на банальную птицефабрику таких людей не посылают. — Мы можем только верить, что все будет хорошо, и отец вернется, — прижав к себе всхлипывающую сестренку, произнес Кир, — и что наша любовь будет оберегать его, где бы он ни был. Ольга кивнула, наколов кусок огурца, замерла с ним в руке, и тут же, бросив вилку на тарелку, снова повернулась к сыну, но не успела сказать и слова, как раздался звонок в дверь. Удивленно переглянувшись, мать и сын одновременно повернули головы к часам. Стрелка уверенно показывала одиннадцатый час. Мысленно поражаясь крайней нетактичности столь поздних гостей, Кир все же пошел посмотреть, кого принесло, тем более, посетители не спешили уходить, настойчиво насилуя звонок. Раздавшийся из коридора голос заставил Ольгу подскочить и выбежать навстречу. — Ну, — высокая голубоглазая блондинка заговорщицки улыбалась ей, опираясь на стену, — и где этот мохнатый хмырь? В кои-то веки попросила встретить! За безопасность страны он значит в ответе, а любимая се… — Лизка… — Ольга бросилась блондинке на шею, прервав ее наигранное возмущение. — Слышь, отрок, — оторопело обняв Ольгу, та повернулась к Киру, — что тут у вас происходит? И где?.. — Отец в командировке, только сегодня уехал, — вздохнул Кир, не в силах, однако, сдержать восхищенного взгляда в сторону ворвавшейся в их оглушенную отъездом отца семью женщины, зная которую, он не сомневался в крайней драматичности дальнейшего развития событий. — Лизонька… — Ольга отпрянула от блондинки, только сейчас заметив, что намочила предательски вырвавшимися слезами настоящий шотландский кашемир. — Та-а-а-ак… — Елизавета Алексеевна Павлова, взглянув на Ольгу, решительно достала из кармана дубленки телефон, начав набор номера, повернула голову в сторону Кира. — Завари-ка чаю, да покрепче, разговор на полночи как минимум, — едва тот, кивнув, скрылся на кухне, как Лиза, продолжая обнимать вздрагивающую Ольгу за плечи, обратилась уже к ответившему на том конце собеседнику. — Солнце мое, сегодня заночуй в отеле, а завтра сдай ключи и приезжай к Вите домой. Его новый адрес у тебя есть? Отлично. Все, до завтра, меня сегодня не жди. Тут черт-те что происходит… Последнюю фразу Лиза произнесла, уже выключив телефон. Предварительно предупредив о своем приезде только лишь брата, она хотела устроить Ольге и племяннику сюрприз, но, похоже, ее саму ожидает кое-что похлеще.