Так далеко до конца войны

      Погода ухудшалась на глазах. Тяжелые облака плыли на восток, перекрывая голубизну неба. Ветер стал сильнее, он поднимал дорожную пыль, и эта пыль щекотала нос. И сейчас то ли от душного августовского полудня, то ли от занятости, но дорога к госпиталю была пуста, лишь ножки в сандалиях на несколько размеров больше, видимо отцовских, бежали по песчаной дороге, постоянно останавливаясь, чтобы подобрать упавшее наземь яблоко.       В госпитале прохладно и тихо. Медицинские сестры, в основном занятые бумагами, изредка пробегали мимо главного выхода. Если кто-то и был в палатах, то, скорее всего с ангиной. Размеренное спокойствие. Перед зданием кусты сирени, а немного правее небольшой сад, огороженный от дороги. Это сад при госпитале, вход в него только с правого крыла, где находится общая палата, отведенная для раненых, военных, для войны…       В холле к обеду раздаётся больше женских голосов, смех, стук каблуков. — Катерина, устало выглядишь, совсем не отдыхаешь? — Да, в последние дни так. — У тебя так всю жизнь, дорогая, — опровергла пожилая женщина с пучком на голове, досадно качая головой. — Владимир скоро приедет из командировки, всё нормально будет. — У тебя сын без отца всю жизнь растет, как ты его одна то воспитаешь? Кем вырастет? — Он рос и растет с отцом. — Ты сама-то веришь тому, что говоришь? — женщина прихлопнула морщинистой рукой по карману халата, — пойду я, Катерина. Поступай со своей жизнью как хочешь.       Худенькая женщина, с собранными в роскошную косу густыми темными волосами, осталась одиноко стоять в холле. Неприятный осадок, оставшийся после разговора с Алевтиной Петровной, давил, образовывая немой ком. Екатерина открыла стеклянные двери, в здание подул теплый ветерок. — «Ветер перемен» пускаем, да? — со спины послышался веселый голос и Катенька обернулась. — Зинка, скажешь тоже, «ветер перемен» — девушки засмеялись.       Зинка была девушкой-заводилой, в глазах сверкали изумруды, а блондинистые волосы крупными локонами обрамляли её нежное фарфоровое лицо. Она была приятна в общении и главное для Екатерины, она не лезла в семейные дела окружающих. — Ну, ты как? Много бумаг заполнять нужно? — Я почти закончила, — Катя улыбнулась. — Смотри мне, я ведь помочь хочу. — А свои заполнила, чтоб другим помогать? — Ну…почтиии, — лисья улыбка…и смех эхом разогнал тишину. — Сынок твой как поживает? На ступеньках с улицы послышалось шлёпанье обуви, и уже через секунду кудрявый мальчишка вбежал в здание госпиталя, сильнее натягивая низ обвисшей майки. — Мама, здравствуй! Смотри! — радостные глаза сверкали в то время, когда мальчик показывал маме яблоки. — Вот так и поживает, — Катерина прижала мальчика к себе и нежно провела рукой по кудрявой головушке. — Ничего сказать не забыл? — Здравствуйте, тётя Зина, — смеясь и краснея, выпалил сорванец. — Вы тоже угощайтесь! — он подал женщинами по яблоку. — Ах, ты Господи, снова ты с яблоками! Я же тебе говорила, не рви соседские, свои скоро крупные станут! Что ж ты непослушный такой. — Екатерина, улыбаясь, взяла в руку яблоко и легко шлепнула сына свернутой газеткой, — а теперь беги в сад, только не хулигань.       На улице стало шумно, гул грубых мужских голосов отчетливо слышался в холле госпиталя. Отбежавший в соседний коридор мальчишка развернулся и направился обратно к матери. Екатерина и Зинаида взволнованно переглянулись, а в холл спустилось ещё несколько женщин, одна из них, глядя в окно, шёпотом произнесла: — Девочки, что-то серьезное. — Штабные. — Скорее, помощь нужна, носилки нужны! — Вера ворвалась в холл госпиталя и побежала в правое крыло, за ней последовала Зина — Мам, что случилось? — Всё н-нормально. Кузенька, дорогой, посиди, пожалуйста, вон там, мне нужно работать. Мальчик послушно кивнул и направился к указанному стулу.       Через время занесли тяжело раненого мужчину, лет тридцати, он лежал так тихо, будто мертв. Грудная клетка поднималась низко, сразу же опускаясь, вероятно от резкой боли, отдающейся в грудной клетке. Двое мужчин с носилками последовали за Екатериной в правое крыло, куда перед этим торопливо направились Вера и Зина. Кузя тихо, на цыпочках, поплёлся в ту же сторону, оставив половину яблок на том месте, где сидел. В палате было холоднее, чем в холле, высокие деревья заслоняли окна и лишь через редкую обнажённость кроны солнечные лучи падали на пол, обнимая койки и тумбочки.       Штабные офицеры НКВД донесли раненого ко второй от входа в сад койки. Сестры аккуратно перекладывали мужчину на постель, сильно травмированы были ноги, кровь сочилась сквозь бинты, от каждого прикосновения к голени, мужчина издавал слабый стон, открывая при этом опухшие глаза. На гимнастерке засохшее багровое пятно с предположением на перелом ребра. — Почему в наш госпиталь? Он сильно ранен. Следовало отвезти в центральный, — Вера шепотом обратилась к одному из офицеров. — Приказ дан — выполняем.       Кузя следил из-за угла, и холод охватывал его с каждым новым выдохом раненого. Кузя видел — что-то не так, и дело не в ранениях, а в чем-то другом. — Да, ясно-ясно все с этим. Скажите хоть кто это, — после этих слов другой офицер протянул свернутую вчетверо пожелтевшую бумажку. — Так же не выпускать данного товарища за стены учреждения. Раз в неделю будем приезжать на обход, — договорив, мужчины развернулись и зашагали к выходу. — Куда уж ему.       Увидев, что офицеры идут в его сторону, мальчишка бросился со всех ног в холл, скользя по кафелю, он подлетел к стулу и стал собирать упавшие на пол яблоки. —  Почем яблочки, малец? — смеясь, спросил высокий мужчина в фуражке. Либо же он только казался Кузе высоким от того, что нависал над ним, в то время, когда сам Кузя сидел на полу. — Ни по чем, дяденька. А вы что, яблок хотите? — Нуу, как это ни по чем, э-нет, так дела не делаются — Забирайте яблоки, мне не жалко, я еще нарву. — Давай тогда, что ли договоримся, — мужчина провел рукой по усам, останавливаясь на конце и слегка подкручивая, — у тебя здесь мама работает? — Угу, — Кузя лишь кивнул, заинтересованно глядя большими глазами наверх. — Ты видел, сейчас раненого привезли, так воот, сынок, обещай мне, что будешь помогать ухаживать за ним, человек наверняка хороший, не местный, правда, ничего сказать не могу. Но обещай, что не бросишь его, что будешь каждый день навещать.       Внутри мальчика сердец застучало в бешеном ритме, ему казалось, что в этот миг решается судьба всего человечества, но лишь малюсенькая мысль о том, что он хоть как-то может помочь этому раненому, не давала права сказать ему «нет». — Обещаю! — Вот и отлично! — мужчина протянул руку за яблоками и Кузя отдал все, все до последнего, даже то, которое хотел оставить себе. Штабные офицеры к этому времени уже садились в машину и, попрощавшись, мужчина в фуражке быстро спустился по ступенькам, щелкая каблуками, и сел за руль.       Кузя проводил взглядом уезжающую машину и, вспомнив свое обещание, поспешил в правое крыло. Его мать промывала руки под струёй холодной воды, увидев сына, она лишь устало прижала его к себе. — Ты чего здесь? Ступай домой, видишь, раненного привезли. Я сегодня долго буду.       Кузя молчал, а трепетная рука матери нежно прижимала его к себе, он ощутил как родные мамины губы поцеловали его в макушку. В палате было ужасно тихо. — Мама, скажи, он дышит?