Случайный

«Больно, как же больно», — Егор не мог дышать. «Что же это, Господи, рука… Не чувствую пальцев, их нет… Нет… Эта боль вместо них», — попытался сжать кулак. Свой крик услышал будто со стороны. «Еще два кубика, у него шок», — на периферии, откуда-то слева. Постепенно голоса стихли, боль отступала, и теперь он не чувствовал руку совсем. «Лучше боль… Верните! Верните её». — Судороги, да что ж такое… Зафиксировать. Держи его. Тише, всё в порядке, мы приедем, уже совсем скоро. Тебе помогут. — Верните боль… — слезы катились по вискам, смешиваясь с потом и кровью. — Всё хорошо, — тихий грудной, будто с небес, голос. — Как его вообще не убили? — другой, моложе и выше, в интонации смесь сочувствия и отвращения. — Стажер, захлопни варежку! — тот, самый первый, прокуренный и взрослый. — Как тебя зовут? — уже к Егору, вкрадчиво и в то же время требовательно. — Егор. — Егор, всё хорошо, тебе помогут. Нас уже ждут в приемном. — Мои пальцы… — Они на месте. — Я не чувствую руку. — У тебя переломы кисти, но пальцы целы. — Целы… — Чем ты занимаешься, Егор? — врач ввел еще кубик успокоительного. — Музыкант. Был музыкантом, — он засмеялся сквозь слезы, жутковато, так что медбрата пронял озноб. — Глупости, ты еще много чего сыграешь. Мы уже подъезжаем. — Вы врете… Все врут… Ответа не последовало, только холод прилил к руке. «Наверное, льдом обложили, но теперь хотя бы холод вместо ничего». — Дайте позвонить. — Диктуй, я наберу. — Пусть приедет, назовите ему адрес больницы. Коридоры, коридоры… слепящего света, скорость, белые стены, перепуганные любопытные взгляды. — Я не хочу спать… Я не хочу… Гул голосов затихает: — Златопольский Егор, двадцать лет. Нападение на парковке, множественные переломы правой кисти… сотрясение мозга, вероятность повреждения внутренних органов, нарушение дыхания и сердечной деятельности. Мониторы его не читают — шок. — Чем били-то? — Полицейские нашли монтировку. — В операционную. Мрак, кромешная, плотная тьма, объёмная, живая, кажется, можно отрезать кусок от этой дышащей твари. *** Лия была довольна, аудиочасть полностью готова и сведена. — Пуcть тестируют, наша совесть чиста, — сказала она и посмотрела на часы. — Ого, уже почти десять. Поздно. Егор откинулся в кресле зевая. — Макс звонил? — спросила она. — Да, вечером, около восьми, — ответил Егор. — Как они там? — Долетели хорошо, Платон в восторге, уже на море сходили, посмотрел. — Когда возвращаются? Егор задумался: — Через три дня. — Понятно. Ты сонный. Вова за мной приедет, тебя подбросить? — Нет, я сам, — Егор смущенно опустил ресницы, — Макс машину оставил. — Отлично, — такая щедрость в духе брата, если тот влюблен, — тогда до завтра. Я тут всё закрою. Егор вышел, поигрывая ключами. Ни с чем не сравнимое ощущение — ездить в его машине, салон пахнет Вершиным, и это похоже на то, будто Макс его везде сопровождает. Егор фантазировал специально, так легче переносилась разлука, но вот спать в их постели без него было отдельным испытанием. Но Егор справлялся неплохо, осталось каких-нибудь три дня, можно сказать, что уже два с половиной. Заехал в минимаркет у офиса, опустив стекла, промчался по Невскому, заглушил мотор у дома, на небольшой парковке для жильцов. Дальше память обрывалась, точнее, он сам ее оборвал. *** Илья приехал ночью, сразу, как позвонил врач скорой помощи. С родителями ждал в коридоре, но их так и не пустили. Разрешили посещение только вечером следующего дня, когда Егора из реанимации перевели в палату. Огромный белоснежный с подтеками крови гипс на правой руке сразу бросился в глаза, только потом следы на лице — на скулах алые ссадины, от правого виска, скрываясь в волосах, растекались кроваво-сиреневые разводы. Илья подвинул стул и сел у кровати. — Ты как? — Хуево… — «дикция не нарушена, зубы целы» — сделал вывод Илья. — Кто это был? — Антон. — Но он же… — Его выпустили. — Почему? — В этот раз он был не особо разговорчив… А я как-то не успел спросить. — Где это случилось? — У дома Макса, я вышел из машины… … в свете фонаря силуэт — капюшон, лица не видно, но он уже понял, уже знал. Голос лишь подтвердил опасения: «Ну привет… Холодно сегодня, но в камере холоднее». Первый удар. «Ты сидел когда-нибудь в камере?.. С животными, нет, хуже?..» Нет, Егор не хотел помнить. Этот голос в голове отравлял его разум… Вспышками калейдоскоп образов: занесенная рука, удар, боль… И так по кругу. Он пытался подняться, но падал снова, тошнило от страха… «Я заберу у тебя всё» — это он про Макса, думал Егор, немея от ужаса, но поднимался на адреналине снова, несколько раз даже получилось атаковать. Но у Мезенцева было преимущество — время, проведенное в заточении, он всё продумал. Бил по рукам, точнее, только по правой, действительно решив отобрать всё, но Егор тогда ещё не понимал, насколько абсолютно это «всё». После третьего прицельного удара монтировкой по придавленным подошвой к асфальту пальцам, теряя сознание от шока, он понял, насколько точно данное ему обещание. Кто-то вызвал скорую… Сколько он там пролежал, Егор до сих пор не знал. — Ты Максу звонил? Щурясь, будто от боли, Егор отрицательно качнул головой. — Почему? Слезы все же покатились по лицу. — Ну, ну, ну, ты чего? — Илья испугано смотрел на друга, пересаживаясь со стула на кровать, чтобы ближе. Он взял его здоровую руку. — Они сказали, что два пальца не спасти. Ампутация… Если кровообращение не восстановится. Я не хочу… — Ебать… Да ну нахуй… — Илья не верил, в такое верить было нельзя. И нельзя, чтобы Егор в это поверил. — Я не смогу больше… играть. — Это какая-то хуйня, так не бывает, — его начало мутить. — Он сказал, что заберет всё, он и забрал. — То есть он специально… — Бил по рукам… — Его поймали? — Я не знаю, — он пожал плечами, которые в больничной пижаме казались совсем худыми. — Менты приехать должны, врач сказал… Они и расскажут… Я не хочу ничего… С ними говорить… не могу… Почему его отпустили? — Хочешь, я сам ему позвоню… Егор сразу понял, о ком речь: — Нет, не вздумай, — он посмотрел на Илью. — Если ты мне друг, ты не станешь… — Да почему? — Серьезно не понимаешь? — он приподнял бесчувственную тяжелую кисть в гипсе. — И что? — Нахуй я ему такой? — Бред, — не соглашался Илья. — Ты его не знаешь. — Не настолько, как ты, но он не такой. — Он, блядь, фотограф, ебаный эстет, нахуй ему покалеченный… я? Окей, он будет рядом какое-то время, а потом всё равно… Гипс придется снять, а там… Лишь вопрос времени… это лишь вопрос времени… Ты помнишь Симона? Вот тебе и ответ. — Бред… Это ты себе такой не нужен, про него ты не можешь знать. — Ты наивный, Илюх… Не знаешь людей, — Егор склонил голову, глядя на друга со снисхождением, которое обычно бывает во взгляде взрослого, обращенном к ребенку. — Пошел ты. — Это не главное сейчас. — А что главное? — Всё ещё есть шанс. Дай мне телефон. Илья протянул его мобильник, который лежал на тумбочке, наблюдая за тем, как другу неудобно разблокировать экран и набирать номер левой рукой. — Кому? Егор приложил палец к губам и прикрыл глаза. От каждого нового гудка заходилось сердце, но вот очередной сигнал оборвался, шипение в трубке, не сразу, но голос раздался, отчего по плечам и бедрам побежали мурашки. — Да? — Привет, пап. Это я.