Случайный

Странно было вновь видеть дождливую, суетную, хоть и летнюю Москву после знойной и по-праздничному шумной Испании. Затраханные заботами лица уродовали всё вокруг. Лето не должно быть таким… напряжённым и противоречивым, будто это и не лето вовсе, а лишь неудачные декорации к дешевому фильму. Егор понял, что они дома, стоило увидеть посадочную полосу из иллюминатора самолета — кривой, влажный асфальт, проржавевшие носы списанных европейских лайнеров, подогнанных к русским терминалам, по которым на посадку шли сотни людей. Сердце невольно кольнула тревога за эти сотни недовольных пассажиров, одновременно с тем Егор малодушно радовался, что его полет уже завершился. Прохладный ветер остудил кожу, стоило выйти из здания аэропорта. Водитель забрал у сына хозяина сумку и поставил в багажник семейного авто. Егор поспешил спрятаться в машине от промозглого воздуха. Отец теперь без стеснения кричал в трубку на зама — в Москве можно больше не ограничивать себя в негативе, так даже было легче переносить этот мрачный, заебанный город, вырабатывая свой собственный защитный барьер через мат и недовольство. Мать лишь безмолвно кривилась, онлайн записывалась на ногти — испанский маникюр облез быстро. Дорога от аэропорта до родной Рублевки проходила под авторитарный тон Златопольского-старшего, Егор не мог понять, что бесит больше — сам отец или его манера речи. Он вставил наушники в уши, будто оберег от родового проклятья, отвернулся к окну. В общем — «Добро пожаловать домой». *** Вещи в стирку, сам в душ. Домработница накрыла на стол, Егор вежливо отказался присоединиться к семейному ужину. Встреча уже назначена — любовь важнее семьи, любовь важнее самого Егора. Главным было благополучно свалить из дома, чтобы не заставили объяснять: что, откуда, почему. Любовь важнее правды и важнее лжи. Он чувствовал лишь, как горит лицо от одной мысли о встрече. Новый адрес, очередная гостиница. Вкус поцелуя, родной вкус его прокуренных, пропитанных ментолом губ. — Волосы совсем выгорели, — шепчет, перебирая жесткие пряди, зарываясь пальцами, вдыхает необходимый на клеточном уровне запах и утягивает за собой туда, где уже ждет разобранная постель. Егор смотрит и ненавидит, смотрит и любит. Дрожь внутри только сильнее. Но у него есть план собственного спасения или погибели — он ещё не знает точно. — Я скучал, — шепчет снова, присаживаясь на край кровати и притягивает к себе. — Не молчи, — обнимает за бедра, вжимаясь лицом в живот Егора, — ты пугаешь меня. Кусая губы, Егор закрывает глаза. Смотреть на него нет сил, внутри всё болит, хочется плакать, но он делает глубокий вдох: — Я изменил тебе. — Ты что сделал? — Я изменил тебе, Стёп. Стёпа откинулся на локти, взглядом медленно скользя по фигурке напротив, такой дерзкой и такой хрупкой, что пополам переломить можно, не прикладывая особых усилий. — С кем? Егор скрестил руки на груди и теперь наблюдал сверху вниз за непривычно серьезным лицом. — Не важно. — Ты врешь. Расстегнул пуговку на тенниске и оттянул вырез, демонстрируя цветущие засосы на шее и правой ключице. Стёпа отвел взгляд: — И как? — Было интересно. — Цель ведь, чтобы я поверил? — Он взрослый, старше тебя. Фотограф. Сначала отснял, очевидно, для личной коллекции, потом выебал. Я под ним отключился в процессе, вообще впервые отключился. Что еще ты хочешь знать? Член? Больше среднего, прямой — мне подошел, в общем. Не молчи. Давай покончим с этим. Я изменил тебе, мне понравилось, я не раскаиваюсь и не планирую больше хранить тебе верность. Бросай меня и женись спокойно на моей сестре. Я сегодня видел платье… Белое. Она купила, очень дорогое, я уверен. И свадьба у вас будет дорогая, отец постарается. И жизнь тоже. А я… Я просто… блядь, с которой ты заигрался. Брось меня, Стёп… — пока говорил, не чувствовал, как чужие руки обняли осторожно. Лишь замолчав, понял, что с лица стирают слезы. — Ты убиваешь меня, — Егор отошел, выпутавшись из объятий. — Я не могу так больше. — Не будет никакой свадьбы, — снова шепот, очень близко, настолько, что жить становится невыносимо. — Она платье купила. Как ты можешь? — Не будет свадьбы, ничего не будет, я обещаю. — Слишком далеко всё заходит. Страшно представить, что сделает отец, когда узнает. — Не хочу тебя обижать, солнце, но есть вещи, которые ты пока не можешь понять. Потерпи ещё немного, посмотри на меня. Я люблю тебя, никого больше. — Стёп… — Никого больше. — Мне плохо каждый ебаный день. — Скоро станет легче. Пожалуйста, хватит, лучше иди ко мне. Я очень скучал. — Почему тебе не противно? — Глупости. Ничто не изменит моё отношение к тебе. Егор не понимал, как Стёпа может закрыть глаза на чужие следы на его теле. Но Стёпа отказался отпустить, и это было главным, это стало определяющим тогда. *** Решение уйти было сломлено. Крепость взята. Так Егор вступил в новый учебный год. Выпускной класс. Самым сложным оказалось видеть Стёпу на семейных ужинах, глава юротдела отцовской фирмы собирался стать еще и зятем. Той осенью Егор начал курить шмаль уже у себя в комнате. Классная звонила почти каждый день, каждый вечер он слушал, как его пустят по миру. После очередного разноса от родителей он запирался в комнате и выкуривал очередной косяк. Зимой стало только хуже, Стёпа как мог оттягивал свадьбу, а у Егора появилась новая компания с промышленного района. Он подогревал их баблом и травой. В знак благодарности новые знакомые скрашивали его отчаяние, таская с собой по второсортным клубам. Их девочками он не пользовался, что бросилось в глаза одному из парней. Наблюдательный бритоголовый гопник с красивой улыбкой заметил, что в окружении Егора вообще нет девочек, и, сделав правильные выводы, повернул ситуацию в свою пользу. Той зимой Стёпа подхватил триппер. Откуда ветер дует, понял сразу. После длительного выяснения отношений он отволок юного любовника в «венеру». Той же зимой Стёпа узнал, что триппер лечится двенадцать дней и исчезает бесследно. Невеста, к счастью, не пострадала, разве что только морально, и лишь по причине того, что брачную церемонию сдвинули еще на месяц. А в апреле Егор попал в больницу с передозировкой. — Надомное обучение! — орал отец. — Это домашний арест? — Называй как хочешь, но в школу ты больше не пойдешь. После выписки из токсикологии Егор заметил, что Златопольский-старший на глазах прибавил в возрасте, скинул в весе и поседел теперь еще и с затылка. — Если хочешь в конце года выпуститься из школы, а не из наркодиспансера, то выход только один. Егор принял условие безразлично. Иного выхода он не стал искать. Стёпа же настолько сильно переживал передоз и нежелательные связи любимого существа, что был на стороне тех членов семьи, кто поддерживает идею с домашним арестом. Сделав усилие над собой, он перебрался под крышу к будущей невесте и теперь имел доступ к Егору 24 часа в сутки. За те несколько месяцев, что остались до выпуска, Егор, вопреки ожиданиям, подтянул учебу, хорошо сдал пробное тестирование в международный вуз, но завалил тест в юридическую академию. Отец, сделав выводы, подсчитал сколько денег потребуется на обучение: — Я не хочу, чтобы ты уезжал заграницу после последних событий. Останешься здесь. Егор и это принял. Какая разница, где учиться тому, что ненавидишь. Почву же из-под ног выбила мысль, что со Стёпой разорвать связь теперь не осталось шансов. Жених сестры прижился в их семье, Егор замкнулся в себе, не подпуская теперь даже его. Он угрожал, что сам всё расскажет, если тот не съедет, но заочно понимал, что требования не окажут на ненавистный объект любви никакого влияния. Мёртвая тишина стала навязчивой идеей, над вопросом реализации которой он всерьез задумался. В самом начале первого курса Егор снова залетел в больницу, только теперь причина была в алкоголе. Доктор сказал, что выжил мальчик исключительно благодаря везению и высокой скорости обменных процессов в силу молодости, разумеется. Те две недели мать фактически круглосуточно находилась с ним в палате, отец срочно вернулся из командировки. Новый квест придумывать не стали, отпустили вновь в студенческую жизнь, приставив личного водителя-шпиона. Егор же просил о годичном академе, ну как просил — умолял в слезах, впервые переступив через собственное самоуважение на глазах всей семьи. Все его аргументы, в числе которых первое место занимала ненависть к выбранной для него профессии, были списаны на лень, испорченность деньгами и неблагодарность. Решение по вопросу принято безапелляционное — юридическая академия и водитель-шпион вписаны в анамнез. *** Как-то перед Новым годом сестра попросила Егора составить ей компанию и съездить по магазинам. Свадебные украшения в ювелирном обошлись дороже, чем весь свадебный наряд. Гравировка на кольцах смотрелась превосходно. В этот же день Егор позвонил Степану и назначил встречу в их месте. Гостиница находилась далеко от центра. Стёпа был распален инициативой любимого существа, надеясь, что прерванное молчание положит конец холодной войне, которую Егор вёл тогда против него. — Прости, мы стали редко видеться после переезда. Работа… Егор, выдохнув, промолчал о том, что дом без Стёпы опустел, как и его спальня. Но отец решил, что дочери и ее избраннику полезно привыкать к самостоятельной жизни в только что отремонтированной квартирке на Малой Бронной. — Я прошу тебя больше не звонить и не писать мне, — Егор стоял у окна, не давая рассмотреть своё лицо. — Оставь меня в покое, в общем. — Это проверка, да? — Стёпа подошел сзади. Егор достал из кармана коробочку с логотипом ювелирного дома. — Кристина купила сегодня. Там гравировка: «вместе навсегда». Отец подвесит тебя за яйца, если ты ее бросишь. Ты чудовище, и я больше ничего не чувствую к тебе. — Ты не умеешь врать, — он провел по его плечам. У Егора от прикосновений закрылись глаза. — Я тебе нужен, так же как ты мне. — Ты хочешь выгодный брак и меня в придачу. Но так не бывает, я — не бесплатный бонус к твоему семейному счастью. — Это жестоко, Егор — то, каким ты меня видишь. — Жестоко? Ты серьёзно? — Тебе легко судить. Ты не знаешь, что такое прогрызать себе дорогу наверх. У тебя всё есть от рождения! — Ты прав. С детства за меня всё решают. А я заполняю пустоту дорогими безделушками. И единственное, что у меня было настоящее, это ты. Но, получается, что и тебя у меня нет. — Не драматизируй. — Циничное дерьмо. — Но ты меня любишь. — Это вряд ли. — Не смей так говорить. — Иначе что? Бросишь меня? — Егор усмехнулся, отвернувшись от окна и посмотрел прямо. — Маленький избалованный ублюдок. — Но ты меня любишь. Стёпа не выдержал, сорвался. Чернота заполняла изнутри и, казалось, текла из глазниц, пока Егор пытался вынести всю эту нечеловеческую любовь раз за разом. Он знал, что сделает, выйдя отсюда, знал и ненавидел себя за это, потому что уже давно было понятно, что у него зависимость и она губительна. Но только забвение способно заглушить такую боль, и Егор в уме набирал номер барыги, пока Стёпа всё ещё пытался доказать чистоту своих намерений на деле. Из апартаментов они всегда выходили порознь. Егор первым, Стёпа спустя какое-то время после. В этот раз дорогу находил по наитию, мимо ресепшена Егор почти бежал. Он ничего не понял, когда почувствовал жесткий хват выше локтя, лишь уничтожающий взгляд отца вернул в реальность. — Мобильный, — сказал, когда проводил до машины. Забрал телефон и велел водителю заблокировать двери. — Головой за него отвечаешь, — добавил и направился вновь к гостеприимному входу отеля. На другой день Степан не вышел на работу. Кристина заперлась в своей комнате. А перед Егором распростёрся новый круг ада.