Случайный

В расстегнутой куртке Егор стоял на крыльце и наблюдал, как, зажав губами сигарету, Вершин сосредоточенно расчищает машину. — Тебе помочь? — крикнул Егор. — Можешь подойти? Накинув капюшон, он выбежал во двор. Шел небольшой снег, и по сравнению с предыдущими днями, было даже тепло. — Скоро поедем. Собрался? — Вершин открыл дверцу, повернул ключ в зажигании и, обойдя свой Вольво XC60, занялся задним стеклом. — А помочь чем? — Ну… — Макс улыбнулся, — постой рядом. Егор подошел ближе, почти вплотную и, потянув за воротник куртки, развернул Макса к себе. Забрал сигарету. Фильтр был влажным и горчил. Попытался отойти, но Вершин уперся рукой в багажник, не позволяя дать заднюю. Просто смотрел на него — на тёмно-русые волосы, родинку над бровью, воротничок застегнутой под горло рубашки в вырезе зеленой парки. Макс смахнул снежинки с искусственного меха, оторачивающего капюшон. Егор затянулся, улыбаясь, убрал сигарету и молча выпустил дым немного в сторону. На таком белом, снежном свете его кожа почти просвечивалась, а глаза, наконец, показали свой настоящий, природный цвет — насыщенно-зеленые, но не изумрудные, а сродни омуту болотной топи, где на поверхности солнечная зелень, а ближе к зрачку маслянистая бездонная глубина. Макс не удержался, прижался губами к переносице. — Когда вернемся, испробую на тебе все возможные объективы. Егор хотел уже сострить про «интересную метафору», но что-то помешало словам сорваться. Он выронил сигарету, опалившую пальцы, и, натянув на Вершина капюшон, будто спрятав от всех, поцеловал сам в губы, тоже не удержавшись. Ветер принес звук колокольчиков — кто-то вышел на крыльцо. Макс неохотно отстранился, разрывая поцелуй: — Иди за вещами, машина прогрелась, можно ехать. По радио играли «Кренберис». — Это «Ретро»? — спросил Егор. — Не знаю. Не нравится, переключи, — ответил Макс. Дороги в городе были расчищены куда лучше, чем на въезде. Он уже пару десятков километров шел на третьей передаче, и сейчас переключился на четвертую. — Наоборот, мне нравится. — Надеюсь, ты ко мне сейчас? — Надейся, — усмехнулся Егор, наблюдая за проносящимися мимо машинами. — Ну что за сучий характер? — сокрушался Макс несерьёзно. — Надеюсь, к тебе, хоть я больше и не бездомный. Напоровшись на очередной пробел, Макс снова в полной мере ощутил гнетущий дискомфорт, причиной которому была неосведомленность не только о прошлом Егора, но и о многих-многих нюансах его настоящего. Это раздражало, как зуд от укуса насекомого, только не локальный, а по всей коже. Вершин осторожно перестроился в левый ряд, так же осторожно прошерстил свои мысли, осторожно задал вопрос: — Не бездомный? — Ну, я жил в общаге, которую ненавидел, чаще у друзей зависал, у Ильи в основном. Сейчас квартиру снял, работа позволяет — не бездомный, в общем. Череда новых вопросов роилась в голове, Макс решил начать с: — Работа новая с Лией? — Тише! — Егор потянулся, делая громче радио. «…подробности о разводе Златопольского Александра Николаевича с его женой Златопольской Валерией Витальевной. Заседание состоится послезавтра, шестнадцатого января, как уже известно, дело будет рассмотрено Мировым Замоскворецким судом. Напоминаем, что супруга металлургического магната подала на развод тринадцатого ноября прошлого года, после того, как некий информационный портал опубликовал компрометирующие бизнесмена снимки…» Егор переключил радиостанцию и, обхватив себя руками, отвернулся к окну. — Я так понимаю, без комментариев? — не сдержался Вершин. — Что именно я должен комментировать? — Твои родители разводятся? Егор молча перевел взгляд на Макса. — Я прекрасно знаю, чей ты сын. Фамилия редкая, не находишь? — Отлично. — Это всё? — Недостаточно? — Не разговаривай так со мной. — В таком случае я лучше помолчу. — Егор! — Ты наводил обо мне справки? — А что мне оставалось? Я ничего о тебе не знал. Познакомились на дорогущем курорте, а спустя три года ты поешь у метро. — И это только мой выбор! — Я беспокоился! Ты ничего не хотел рассказывать. — Я и сейчас не хочу. — Это уже абсурд! Я ведь не чужой! — Это. Только. Моё. Дело. — Ой, ну давай без баррикад. Я просто хочу знать, почему ты сбежал из дома? — Просто хочешь знать? Реально? Просто хочешь? А ты не думал, что мне говорить об этом не просто! — Всё равно придется. — Это почему? — Хочешь быть со мной, расскажешь, — Макс замолчал, сразу ощущая, как грубо и неправильно прозвучали его слова. — Я думал тебе достаточно справки. Оксана, кстати, передала конверт? — Тебя несёт. — Так передала или нет? Ты поэтому со мной без резинки в этот раз? — Ты действительно перегибаешь. — На мой взгляд, ты должен быть полностью удовлетворён. Я — чист, ты — в безопасности, как и твой член. — Ну что ты как… Я не то имел в виду. Будто не понимаешь? — Ты хотел меня унизить, требуя эту хренову справку, прикрываясь Платоном, и сейчас унижаешь. «Хочешь быть со мной, расскажешь» — что это вообще? Может, после такого я уже не хочу с тобой быть. Это тебя заносит, не находишь? Ты не чужой — факт, но я не доверяю тебе настолько, чтобы говорить о том, как всё произошло. Чего ты боишься? Думаешь я больной? Ёбнутый на всю голову? Сбегаю из дома, живу на улице, такой вот умственно отсталый трудный ребёнок. Может, тебе тогда кого попроще надо, постарше, без подростковых проблем? Из твоего круга кого-нибудь? Шлюховатую модель, например, или такого же стареющего фотографа, или дизайнера, директора мюзик-холла, дитя богемы, одним словом, без налета подворотни, бомжей, метро и заболеваний, передающихся половым путём? Макс молчал, а до Егора начало доходить, насколько много он сказал лишнего. — Останови. Я не поеду к тебе. — Ты становишься предсказуемым. — Не начинай. — Я и не собирался, но подумай. — Просто останови. Он выскочил на ближайшем светофоре и пошел вдоль тротуара. Макс заглушил мотор и включил аварийку. Машины, объезжая, сигналили, а он стоял и смотрел, как на город обрушивается снегопад, снова. *** Квартира встретила оглушающей тишиной. Егор поспешил загрузить ноут и поставить хоть какую-нибудь музыку, чтобы убедиться, что не оглох. Собственные слова все еще звучали в голове. Он перегнул? Серьезно — чувство вины? «Ничего, Вершин взрослый мальчик — переживет» — твердил про себя, но чернота внутри не рассеивалась. Включил Равеля, потом Моцарта — легче не стало, хотя эти двое помогали в большинстве случаев. В ванной только перевёл дух, горячая вода расслабила мышцы и затуманила голову, но когда увидел отражение в зеркале, сердце заныло свежей болью. Он снова стал чьим-то трофеем? На шее засосы, на ключицах и груди тоже, даже на внутренней поверхности бедра рассмотрел несколько, парочка розовых цвели внизу живота — Макс-сука постарался? Егор почувствовал себя украденным у себя же, будто кто-то обманом завладел его телом, изменил его и вернул, предварительно выгравировав своё имя. Злость быстро испарилась, ей на смену пришла привычная тревога — что же будет дальше с ним — и совсем непривычная за Вершина. С Ильей договорились на вечер, нужно было с кем-то поговорить, не рассказывать обо всём, а просто побыть с тем, кому доверяешь. «Все-таки развелись, через столько лет», — Егор думал, что пора стать безразличным к подобного рода новостям из прошлого, но получалось, что на это нужно больше времени. «Мать не выдержала, значит, только чего — огласки? Об изменах она знала всегда», — он прогнал эти мысли, оделся и лёг в постель. Думал, не получится сбежать от реальности, но сон пришёл на редкость быстро. Разбудил рингтон телефона. Судя по шести пропущенным, Симон хотел настоятельно о чём-то поговорить. — Да? — Живой? — Я спал. — Послушай, я не знаю, что там у вас происходит, но пора бы тебе самому разобраться с Вершиным? Так не считаешь? Поставить его на место! Чтобы он отвалил уже от нас! — Симон почти кричал, почти шипел. Голос то пропадал, то появлялся в эфире, ощущение, что он стоит на открытом ветру. Егор резко сел в кровати, сон как рукой сняло. — Что случилось? — Этот… Он считает, что может вот так звонить мне после всего!.. После того, как сам!.. Мало того, что он уже второй раз переносит фотосессию, ради которой я летел в этот ледяной чертов город, так он ещё в пьяном бреду угрожает, что убедит агентство расторгнуть со мной контракт, если я от тебя не отвалю. — Если ты что? — Что слышал! Что у вас происходит? — Всякое. Не части и расскажи по порядку. — Нечего тут рассказывать. Он позвонил сегодня в офис, перенес фотоссесию снова. Сколько ещё я буду морозить задницу здесь из-за его запоев?! — Он из дома звонил? — Я не знаю! — Почему ты решил, что он пьяный? — А какой? Называл меня «Slut». Всегда переходит на английский, когда пьяный. Забывает до сих пор, кретин, что я русский наполовину и без его перевода обойдусь, переживает, может, что смысл ускользнет. Чешский для него всегда сложным был, а вот английский сленг легко дается всем, даже таким придуркам, особенно придуркам. Все мозги себе вытрахал. Ну вот, а потом он говорил, что расторгнет контракт со мной, если я тебя в покое не оставлю. Говорил, что ни одно модельное со мной работать не захочет после его рекламы! Егор, это же шантаж. За что он так со мной? Он тебя тоже достает? Из-за того, что ты ушел? Из-за Платона? Что у вас происходит? — Это очень долго, не по телефону. — Постой, сообщения приходят, повиси. — Окей. — Нет, ну это слишком. Значит, фотоссесию отменил, а вечеринку закатил. — Не понял. — Да вот парни зовут на пати и адрес его высылают. Пиздец, что происходит вообще? Он ебанулся на старости лет? — Симон, я всё объясню позже, при встрече. Мне бежать надо. — Нихуя ты не объяснишь, как всегда! Салют, — Симон отключился. — Перезвоню, — пообещал Егор в никуда. *** Собирался как в бреду, спросонья не мог найти вещи. Одной рукой натягивал джинсы, другой вбивал адрес в приложение. — Вечеринка, значит, ну-ну, — шипел про себя, — я тоже люблю вечеринки. Такси приехало через десять минут, а еще через тринадцать остановилось у дома на Малой Морской. Егор поздоровался с узнавшей его консьержкой и нажал кнопку лифта. Вопреки ожиданиям, стены парадной от басов не вибрировали, из-за двери слышались голоса и негромкая музыка, трель звонка донеслась четко. От гнева пылало лицо и леденели пальцы, он ждал, но открывать не торопились, позвонил снова и снова ничего. Толкнул дверь, оказалось незаперто. — Привет, — сказал коротко стриженный парень в джинсовой жилетке на голое тело и с пирсингом в губе. — Служба газа, — Егор ткнул в лицо обратной стороной красной оболочки пропуска в общагу. — Поступил вызов, произошла утечка, нужно всем покинуть помещение. Где хозяин квартиры? Парень снял куртку со стойки для одежды, напялил на себя и вышел. В прихожей появились еще двое одинаково подстриженных седых парней, Егор повторил фокус с пропуском и речь. — Где хозяин? Парни пропустили вопрос мимо, как и первый, взяли свои вещи и вышли. Следующими были три девицы в изрядном подпитии, он выловил их в гостиной-студии, очевидно во время прерванной фотоссесии. Свет был выставлен как при съемке, как и тренога с камерой, девки в лифонах и вареных джинсах прыскали смехом, репетируя… Егору показалась, что они отрабатывают позы для лесбийского порно. «Какие жертвы ради искусства — Макс себя не щадит вообще». Со смехом и причитаниями полураздетые модели женского пола ушли: — И так в клуб собирались, Макс, пока! У тебя здесь газ! Ответа от Макса не последовало, Егор осторожно и медленно подбирался к спальне. Дверь была приоткрыта, до него доносились приглушенные мужские голоса и тихий смех. Он вошёл. На кровати полулежали двое — один спиной, лица второго в полумраке тоже было не рассмотреть. Егор застыл в дверном проеме, не решаясь заявить о себе. Очевидно почувствовав, что за ними наблюдают, голубки перестали ворковать, тот, что сидел спиной, обернулся: — Занято здесь, чё, непонятно? — Но ты можешь присоединиться, — добавил полулежачий, по голосу он был гораздо старше и гораздо трезвее и он не был Максом. — Служба газа, покиньте помещение. В доме утечка, — повторил Егор вымученное враньё, устало присаживаясь на кровать, пока чужие гости, спотыкаясь и смеясь, покидали «зону риска». — Другим передайте, кого увидите. — Макс, пока! Мы уходим! Отзовитесь, господин Вершин. У вас тут газ! — донеслось напоследок. «Сколько их ещё здесь?» — подумал Егор. — «И куда, собственно, подевался господин Вершин?» «Инспектор горгаза» боялся, что на вторую спальню — спальню Платона, как он её всегда называл — просто не останется сил. С трудом встав на ноги, он приоткрыл дверь, не решаясь выйти из комнаты. В квартире стало гораздо тише, но верхний свет так никто и не включил, разноцветные огни блуждали по стенам и потолку. Очевидно, у Вершина всё было продуманно для таких случаев, в гостиной даже установлена барная стойка. Егор провел пальцами по отполированной до блеска черной поверхности. Оставалась одна всё ещё необследованная комната, идти в которую было всё равно, что на казнь. Он снял и сжал в руке черную бейсболку, оторвал взгляд от черной поверхности и, несколько раз быстро выдохнув, пошел. Макс стоял в коридоре и наблюдал за тем, как Егор очень внимательно разглядывает что-то в… барной стойке? Может, своё отражение, подумал Вершин, а потом подумал, что это никак не может быть Егор, потому что… с хуя ли? Но, когда увидел те самые глаза и лицо то самое на расстоянии нескольких сантиметров, понял, что не глючит. — С кем ты был? — казалось, Егор пытается вынюхать чужой запах с его кожи. — Егор? — произнес Вершин, перекладывая бутылку «Чиваса» из руки в руку. — Что ты здесь делаешь? — Отвечай! — бедный дорогой «Чивас» пролетел несколько метров и разбился о стену ровнёхонько над плазмой. Вершин будто и не слышал грохота, даже головы не повернул в сторону крушения, смотрел только на искаженные злобой черты и впитывал кожей всё, что излучал пацан. Поглощал его напряжение и агрессию, понимал их причину, как и то, каким образом можно вывернуть ситуацию, чтобы поиздеваться и проучить, и поступил бы так непременно с тем же Симоном, но перед ним сейчас стоял Егор. — Да ни с кем я не был, господи. Что ты понапридумывал? — он протянул уже было руку, но Егор опередил, обхватил сам за шею, почти так же сильно, как Макс обнимал его минувшей ночью, только вот Вершин не дрожал, как Егор сейчас, всем телом. — Ну что ты?.. Испугался, что я?.. — Егор лишь прижался сильнее, без слов давая понять, насколько Вершин прав. Мазнул губами по его плечу, неосознанно прикусывая рубашку, и смог выдохнуть, только когда Макс сжал его так же, как ночью, до ноющей боли в ребрах, и поцелуем задержался на виске. — Разве я могу, Егор? После всего, что было? Ну не дрожи так, мальчик, я бы не поступил так… с тобой. — Я расскажу всё, что захочешь… Только не заставляй меня чувствовать всё это снова. Макс не был готов к тому, что Егор официально внес его в список лиц, способных сделать ему больно. Он провел рукой по его волосам и вкрадчиво, насколько мог, прошептал: — Да похер… В смысле — мне важно, но куда важнее, чтобы ты оставался рядом и чтобы тебе было хорошо со мной. Я не буду требовать, пусть все будет как есть, — взял в ладони его лицо и поцеловал, будто скрепляя договоренность. — Я так рад тебя видеть, — провел пальцами по щеке, снова целуя, — жаль, нужно идти, в доме какая-то авария, мне сказали, — Макс потянул его к выходу. — Нет никакой аварии, — парень продемонстрировал красный пропуск, — это я наплёл всем, чтобы свалили. Вершин засмеялся тихо: — Коварный Егор. С тобой нужно быть осторожнее. — Раньше ты еще мог отскочить, но сейчас уже вряд ли. — Ясно. А ты как, просто мимо проезжал, увидел свет?.. — Симон позвонил, сказал, что ты в беде. Вот я всё побросал и приехал. — И что он ещё сказал? — Не хочу сейчас об этом. Просто знай, у меня с ним ничего нет. Без тебя не получается, — не удержался, уголки губ непроизвольно поползли вверх. — Отличная шутка, в твоём стиле. — Прости, это нервное. Просто нет ничего, само собой всё прекратилось с его отъездом ещё тогда. — Чудесные новости, самые лучшие за день. Теперь можно мне пойти и упасть с сердечным приступом? — Прости за то, что наговорил в машине, я так не считаю. — То есть не считаешь меня стареющим зажравшимся педерастом? — Ненавижу это слово. — Ты разбиваешь мне сердце, детка, — Макс покачнулся нетрезво. — Ты много выпил, да? — Раньше я как-то не чувствовал, что перебрал, но тебя увидел... — Плохо? — Не то слово. Мне очень-очень нужно и прямо сейчас… если ты понимаешь, о чём я. — Пошли, я провожу. — Я очень рад, что нет никакой аварии и не надо спасаться… — И я здесь. — И ты здесь, — Макс зашел в ванную, закрывая перед Егором дверь. — Эй! Я с тобой. — Еще чего не хватало! — Но Макс! — Ни в коем случае! Просто никуда не уходи. И спасибо, детка, что ты всех выгнал. Это было невыносимо. — Не называй меня деткой. — Прости, детка. — Понятно. — Хочешь помочь, свари кофе, — Вершин скрылся за хромированной дверью с узорчатой медной гравюрой, изображающей писающего в горшок мальчика, только мальчик уже давно вышел даже из пубертата. «Винтажно», — подумал Егор и добавил вслух: — Не запирайся изнутри! — он скинул куртку. Зашумела вода. Нужно было сварить кофе, найти аспирин и активированный уголь, ну или что-то подобное. Фоном гудели мысли о тех двоих, которые были в их кровати, в их спальне. Руки чесались всё бросить и пойти искать, где у Макса хранятся свежие простыни, хлорка и стерилизатор. Но выключив музыку и запрограммировав кофеварку, Егор почувствовал, будто кончился завод. Хотелось только к нему, за эту холодную дверь с пошлой гравюрой. Он пошел на шум воды, остановился, так и не решаясь войти — все же Макс отказался от сопровождения. Поколебавшись, сел на пол в коридоре и прислонился спиной к стене. Созерцая полоску яркого света из-под дверной щели, произнёс медленно и тихо, будто выверяя для себя каждый звук:  — Максим.