Случайный

Макс вышел из «Царя» вместе с Костей — вторым фотографом из их команды. С ужином как всегда припозднились, дома у Макса обычно шаром покати, ради Платона ещё старался, а теперь, когда сын снова живёт у матери, то и старания эти сошли на нет. Но к выходным следовало оживиться и что-то сотворить со своим настроением и пустым холодильником. С Оксаной они договорились о том, что Макс сможет забирать Платона по возможности каждые выходные, и это в принципе в большей или меньшей степени оказалось удобно обеим из сторон. С Платоном они не виделись три дня, но созванивались всегда регулярно. Егора же Макс не видел, не слышал и не чувствовал больше двух недель. И в отличие от Платона, стать воскресным отцом для него, к сожалению, а скорее к счастью, не получится. — Я пройдусь, не жди меня, если что — вызову такси. — Уверен? — Конечно. — Просто ты выпил. — Все нормально, Кость, езжай, я как раз проветрюсь. Костя пожал плечами, приоткрывая дверцу своего Фольксвагена Пассата СС: — Завтра сложный день, не разгуляйся. — Не учите меня жить, помогите материально, — отшутился Макс, отмахнувшись от неуместной заботы. Домой не хотелось, хотелось пройтись по Невскому, как простому человеку, покурить в одиночестве, подышать городом. Об этом своём простодушном и сквозившем отчаянием желании он говорить не стал, дабы не светить плачевностью душевного состояния на людях. Костя, недоверчиво смерив взглядом Вершина, все же решил придержаться делового этикета и больше не обременять ни себя, ни коллегу ненужными обоим предостережениями, сел в машину и уехал. Макс, сбросив неизвестно какой за день вызов от Симона, направился по Садовой к центральному проспекту. Ноги сами несли вверх от «Дома Елисеевых», оттуда к метро и на набережную канала Грибоедова. Группа оказалась на месте. Обнесенный приличной толпой, к микрофону жался «вроде-Илья». Егора же даже близко нигде не было видно. Прикурив еще сигарету, Макс дождался окончания веселенькой «Жизнь — это кома, я скоро проснусь» и подошёл к явно простуженному солисту. — Здрасьте. А Егора нет, — среагировал тот, быстро доставая из заднего кармана джинсов свернутый белый платок и смачно в него чихая. Макс улыбнулся такой проницательности, очевидно, после разборок в ДК ребята хорошо запомнили хмурого мужика, почти целый час «вправлявшего мозги» их фронтмену. Почему-то Вершин был уверен, что Егор именно так оправдал тогда своё долгое отсутствие. — Будь здоров, а где он? — Спасибо. Зачем вам? Макс достал студенческий и демонстративно повертел в руке. — Давайте, я передам. — Давайте без "давайте". Илья понял, что на сделки с ним никто идти не собирается: — Они ушли. — Они? — Макс напрягся, ожидая услышать вполне конкретное имя, но услышал другое. — Егор с Марикой. Девушка его. — Такая… с розовыми волосами? — Да. — Он вернется? — Нет. — Ты с соплями тут один за всех будешь голосить? — Ага, — хохотнул Илья, шмыгая носом. — Я давно один за всех. Егор не выступает сейчас. — Почему не выступает? — Вот сами у него спросите, если найдете, — заметно психанул парень, очевидно не желая обсуждать с малознакомым человеком болезненную для себя тему. — Понятно, непреодолимые противоречия, — Вершин уже развернулся, чтобы уйти, но Илья смягчился. — Они недавно совсем ушли, посмотрите в «Бистро» или в «Шоколаднице» через дорогу. Он студенческий свой вторую неделю ищет. Максим отошёл. Поблагодарил, бросив не глядя несколько косарей в расстёгнутый замызганный рюкзак, так сказать, сделал посильный вклад в развитие группы. Он не верил, что реально отправился по указанному маршруту, но постепенно принимал это в себе, понимая, что всю прошедшую неделю думал о встрече. Его смех узнал сразу, ещё не видя из-за угла, но понимая, с кем столкнется уже через: 3,2,1... Егор держал за руку ту самую розоволосую куклу, только теперь концы её прядей были ярко-фиолетовыми. Она продолжала смеяться, в то время как Егор, уже напоровшись на стальной взгляд, молча остановился. Улыбка стиралась по мере узнавания. Упрямо смотреть в ответ, не отводя взгляд, и молчать так же упрямо было настолько в стиле Златопольского, что Макс от узнавания этой его черты начал тихо закипать. — Даже не поздороваешься? — Здравствуйте. Кипение внутри почти достигло критической отметки. — Даже так? Егор не ответил, все же, моргнув, сместил взгляд ниже, чтобы не смотреть в глаза, сконцентрировался на подбородке. Макс заметил, как порывисто он переплел свои пальцы с пальцами девушки и как старается не пересечься взглядом. — Не представишь? Не ожидая подобного интереса к своей персоне, девушка шагнула навстречу незнакомцу, становясь в луч оранжевого фонарного света, обнажила ряд белых ровных зубок, окаймленных темным, почти черным контуром растянувшихся в улыбке губ. Яркие волосы, графичная слишком короткая челка, колечко в ноздре, высокие скулы, большие, лишенные макияжа и оттого будто слепые глаза — отталкивающе красива. Максу нравились такие типажи, но только как модели, в жизни он предпочитал более земных. — Марика, это — Максим, и, пожалуй, это единственное, что тебе следует о нём знать. Вершин насмешливо фыркнул, но промолчал, прекрасно понимая, что до конкретики они сегодня ещё дойдут. — Максим, это — Марика. — Марика? Егор не ошибся, правильно угадал ожидающий уточнения тон, но вестись на провокацию не стал. А вот девушке, напротив, явно польстил интерес со стороны взрослого и, что греха таить, привлекательного мужчины. Она бесхитростно ответила за своего непонятно почему напрягшегося парня: — Девушка Егора. Мы встречаемся. — Кто бы мог подумать? — наигранности в голосе было с лихвой. И Егор, почуяв неладное, решил, что пора сворачивать этот цирк. — Мы пойдём, если ты не против, — разворачиваясь, Егор потащил Марику за собой. — Ты ничего не терял недавно? Златопольский обернулся и увидел, как, зажав двумя пальцами, Макс демонстрирует потерянный студенческий. Попытался забрать его, но Вершин в последний момент отдёрнул руку. — Какого?.. — Егор подошел ближе настолько, что смог различить пьяный блеск в его глазах. — Всё ясно. — Что тебе ясно? — Всё, мы уходим, — он всегда опасался пьяных неадекватов, на то были свои причины, но после случая с Русланом стал осторожнее вдвойне. От нетрезвого Макса с его претензиями можно было ждать чего угодно. — А студак? — растерялась Марика. — Пусть засунет его… Макс в два шага нагнал и схватил, наконец, его. Схватил за руку, разрывая их сцепленные пальцы, притянул к себе сильнее, зло и сдавлено зашептал в висок, ловя губами прикосновения волос, ловя запах: — Давай тебе куда-нибудь засунем? Егор только и мог на него смотреть, растерянно поправляя сбившуюся бейсболку. Считав недоумение на его лице, девчонка тоже запаниковала. — Эй, кто-нибудь. К нам пристают, он… — слова застряли на выдохе, Марика просто растерялась, не понимая, как вести себя, не зная, что делают в подобных ситуациях.— Этот… схватил моего парня. Две тётки быстро прошли мимо, как и две девицы. Макс ослабил хватку и обманчиво мягким тоном обратился к девушке: — Твоего парня? — Не надо, — до конца всё поняв, попросил оцепеневший Егор. — Кто-то же должен открыть ей глаза. — Прекрати! Но Макс и не собирался слушать, лишь с силой дернул руку, чтобы дали закончить. — Этот «парень» не может быть твоим по определению. — Какого хрена здесь происходит? — обратилась Марика в пространство, паника не позволяла ей улавливать смысл. — Потому что он общественный, — не унимался Макс. — Заткнись, — Егор толкнул его в грудь, всерьез применяя силу, но Вершин лишь едва пошатнулся. Егор повторил попытку, но его снова встряхнули, как тряпичную куклу, не давая высвободить руку. — Общественный, как туалет, понимаешь? В который ходят справить нужду все, кому приспичило. Егор замер, явно ошарашенный сказанным. Макс облизал губы, готовясь к новой реплике. — Знаешь, как он потерял студенческий? — Она ни при чем здесь. Прекрати. Макс осекся. Егор продолжил: — Ты пьяный и пожалеешь, а мне… Мне не впервой слышать подобное, поэтому… Просто прекрати… Хотя бы из уважения к себе. Марика не понимала, что происходит, но за Егора стало даже стыдно. Обычно вспыльчивый и огнеопасный в конфликтах бойфренд сейчас почему-то откровенно мямлил. — О чём он, Егор? Куда ты снова влез? — Ты бухой, хватит, — повторил уже более громко, но без угрозы, скорее уговаривая. — Как и ты, когда был с ним в паршивом сортире паршивого бара... — слишком тихо, — где он отсосал тебе, — едва выдыхая слова. — Зачем, блядь, вы говорите об этом?! — вскрикнул, пытаясь снова вырваться, и снова не дали. Максу было плевать теперь на девушку, он видел только Егора, который, наконец, взбесился. Он тонул снова в его широко распахнутых, сейчас тёмных глазах и питался его агрессивной беззащитностью, его стыдом горячим и злым. — Чего ты хочешь, ударить? Так бей! Вот он я, — Златопольский перевернул бейсболку козырьком назад, открывая лицо, то ли улыбаясь, то ли скалясь, обнажая неправильный прикус. — Ну? Ударь, и станет легче. Всем всегда легчает. Макс облизал сухие губы, хватаясь крепче за воротник его куртки. — Скажи ей… — Хочешь, чтобы я сам? Окей, — помедлив, Егор развернулся: — Марика… — голос сорвался, заскрипел, будто он никогда не умел им управлять, — детка, ты должна кое-что знать… Дело в том, что на самом деле, время от времени я… Максим… он… Мы как бы… — ему не дали договорить, заткнули в прямом смысле рот ладонью. Макс подтянул к себе, и спиной Егор почувствовал его грудь и плечо, сердцебиение под одеждой. — Я… я вызываю полицию, вашу мать, вы слышите! Отпустите его! Я клянусь, я сейчас вызову! Егора отпустили, он развернулся к нему и теперь смотрел прямо в глаза: — Чего ты хочешь? Макс не ответил, отвел взгляд. Достав пачку, прикурил. До этого неимоверными усилиями сдерживающий себя Златопольский, откровенно начал нарываться: — Лучше ёбни, хоть я ничего тебе и не должен! Но всё же так честнее, так честнее, Макс, чем то, что ты задумал! Вершин поднес руку к его лицу, быстро и резко, и Егор зажмурился, даже не пытаясь увернуться. Но вопреки ожиданию, почувствовал лишь прикосновение. Макс погладил его щеку свободной от сигареты рукой, провел по губам большим пальцем, коснулся скулы, обвел уголок глаза; затянулся и выпустил дым немного в сторону от его лица. А Егор по-настоящему только теперь испугался, он не хотел, чтобы таким его (их) видела Марика, видели редкие прохожие, и чтобы этого страха не было видно Максу, он прикрыл глаза. — Ты конченый, — прошептал Максим, — и я становлюсь таким же из-за тебя. Извинись перед девушкой… — он хотел сказать ещё что-то, но, в последний момент передумав, развернулся и зашагал прочь. Егор какое-то время оставался на месте. А потом отошёл к стене и осел по ней. — Куда ты снова влез? Кто это был? — Марика, замаячив сверху смазанной радугой, склонилась над ним. Усмехнувшись себе в ладони, Егор закусил изнутри щеку и посмотрел на нее: — Он хотел вернуть студенческий, разве ты не поняла? — Просто пошло оно всё. Пошло оно, и ты пошёл тоже! — пятясь спиной к проезжей части, она отошла, звук протекторов по асфальту отрезвил, девушка посмотрела по сторонам, потом снова на уставившегося в одну точку Егора и, окончательно забив на саму идею что-то понять, ушла. Егор продолжал сидеть задницей на мерзлом поребрике. Тошнило, хотелось выблевать себя, но он лишь закурил. Мимо проехала машина, залаяла собака, кто-то смеялся. А он сидел с зажатой в пальцах истлевающей сигаретой, не моргая смотрел на слепящий фонарь. Думал о Максе. Первый раз он почувствовал его уязвимым, так же, как и впервые ощутил его силу, ту самую, которой стоит опасаться, потому что за ней стоит правда. Первый раз он увидел в нем настоящее, живое страдание. И его глазами сейчас смотрел на себя. Первый раз поверил Вершину. Смех разбирал, Егор затянулся, чтобы унять внутреннюю дрожь. Видеть себя чужими глазами — не самая приятная вещь. Макс донес, что чувствует, хоть и выбрал странный способ. Почему он не позволил всё рассказать? Зачем остановил, не дав освободить и освободиться от всего этого дерьма? Но, кажется, теперь Егор знал, что делать.