Случайный

Вибрация телефона разбудила около десяти утра. Егор всё помнил: как вернулся к друзьям, как Симон не вернулся, незаметно исчезнув для всех. Егор помнил, как разжалась внутри пружина, а угнетенность сменилась веселой злостью, его отпустило, рассосался ком в горле, и алкоголь пошел влёт. А потом они с Ильей ехали в такси, предварительно засунув всё свое барахло в багажник синей «Киа Рио». Парадная лестница, коридор. Илюхина комната, кроличья нора, искаженное эхо дневной гонки, нахлынувшая прибоем пустота и прорвавшаяся сквозь неё вибрация телефона. Неосознанно, всё ещё в полусне он скользнул пальцем, вырисовывая на мониторе графический пароль. Фотки-фотки-фотки с концерта. Он на сцене с парнями, один, даже вид со сцены в зал и панорамное фото от входа, захватывающее всё пространство. Цвета живые, яркие, даже спросонок видно, что оптика профессиональная. Егор приподнялся, потер глаза — Илья спал на кровати. Сам же Егор был внизу, на привычном футоне, одетый, но при этом все равно замерзший. Утренний серый свет отговаривает просыпаться, но мозг уже в работе, закрутились шестеренки — кто снимал? Егор сел удобнее, потер затекшую руку, сейчас бы в душ и минералки. На дисплее оповещение, открывает. М: Видел? Е: Фото? М: Их. Е: Да. М: И как? Е: Супер. М: Всё понятно. Спишь еще? Видимо, бурно отпраздновали? Е: Не то слово. М: Ладно, оклемаешься, набери. Есть разговор. Е: Ты снимал? М: А ты бы хотел, чтобы это был я? Е: Не знаю. Просто ответь. М: Нет. Я же говорил, что не смогу приехать. Но у меня длинные руки. Е: И зачем? М: Восторга, я так понимаю, не услышу. Е: Так это всё ради моего восторга? М: Позвони мне, раз уж не спишь. Созерцая серый потолок и свисающую с него хрустальным кинжалом прямо над головой люстру, Егор нажал вызов. — Привет, — голос Макса звучал бодро, и это в десять утра в воскресенье. Егор узнал на фоне звук работающей кофе-машины. — Привет, — прочистив горло, подал голос Златопольский. — Я ждал более подходящего момента, но раз уж всё так, тогда слушай. — Слушаю. — Во вторник один популярный журнал опубликует обзор вчерашнего фестиваля в целом, но основная часть будет посвящена вам, как заявленным хедлайнерам. Снимки, которые я прислал, были сделаны для статьи. Что скажешь? — Скажу спасибо. Я должен с кем-то встречаться, откуда они возьмут материал? — Из интернет-источников, в частности из ваших соцсетей. Обзор планировался, но я договорился, чтобы вам уделили больше внимания, ну и фотки организовал. — Спасибо. Это просто жест доброй воли или?.. — Угомонись, ты ничего не должен. Просто услуга, которую мне несложно оказать. Но есть еще вариант, так сказать, задел на будущее. Я вижу, как тебе важна группа, а мне… важен ты… — Макс… — Что? Если нечего сказать, не перебивай, я не собираюсь сыпать признаниями, просто… Мне небезразлично, что с тобой происходит, трактуй, как хочешь. И у меня есть возможность помочь тебе. Не сложно будет организовать интервью в одном хорошем молодежном издании. Идеи для фотоссесии у меня давно есть, я сам лично вас отсниму. Нужно только твоё согласие и желание поработать по-настоящему, профессионально. Что скажешь? Вот теперь действительно стало трудно сделать вдох, голос отказывался слушаться. Сколько они ждали подобного предложения? Сколько они мечтали о настоящем интервью для журнала, который издается миллионным тиражом? А Максим Вершин только с такими и работает. Сколько стоит его предложение на рынке? Егор знал ответ. Предложение было бесценным. Но так же Егор понимал, что после случившегося накануне, он не имеет морального права принимать его. В десять утра в воскресенье, мучаясь похмельем, он должен решить нерешаемое, и от его выбора зависит ближайшее будущее группы. Егор посмотрел на мирно спящего Илью, с которым они так часто мечтали о подобном шансе. — Эй, ты еще там? Мысли вернулись к Максу, к его словам. «Я перестану быть тебе важен, как только всё узнаешь», — и Егор чувствовал, что этот момент не за горами. — Я не знаю, правда, вправе ли принимать такое предложение от тебя? — Ты это серьезно? — Вполне. Я… не уверен, что нам это нужно… — Ты не можешь сейчас решать за всех. — Зачем тебе это… этот гемор с нами? Сколько стоит твоё время? — Разве я что-то говорил об оплате? — Я не могу быть тебе должным. Эту услугу я не вывезу ни финансово, ни как-либо ещё, — Егор понимал, что на таких условиях этот долг непременно потянет ко дну. Если бы не было вчерашней ночи, если бы Симон не пошел за ним или пошел с другой целью… Но к чему себя обманывать? Ведь понравилось всё, от начала и до конца. Отказывать Максу было почти физически больно, но иного решения Егор не видел. — Все-таки я выбрал неподходящее время. Выспись, подумай, посоветуйся со своими. Предложение пока в силе. И, пожалуйста, не думай о деньгах, — Макс отключился, больше не желая слышать невнятных бредовых умозаключений. Он уже не помнил, когда ему отказывали последний раз, а тут такое… Озадаченный, он отпил из чашки свой американо и, решив пока не анализировать телефонный разговор, вывел ноут из спящего режима. До обеда нужно было обработать снимки и отправить образцы заказчикам, да и вообще график на день был составлен плотный. *** После проведенных двадцати минут в душе только укрепился в своём решении. Еще когда-то давно один близкий человек говорил, что начинать партнерство с обмана, будь то отношения и тем более бизнес, недопустимо, останешься в убытках или в дураках. Егор это усвоил на подсознании, поэтому, уже высушивая полотенцем волосы, знал без колебаний, что не передумает, потому и парням говорить ничего не станет. — Тебе чай или кофе? — крикнул Илья из кухни. — Не ори, твои же спят, — зашипел из коридора Егор. — Так предки у друзей с ночевкой, я тебе еще вчера говорил. — Пусть всё, что случилось вчера, там и остается, — Егор в футболке и домашних Илюхиных штанах с полотенцем на голове уселся на своё привычное место у окна. — Мне кофе. — Я рад, что ты определился, но уже давай сам, — ответил Илья, откусывая кусок от дымящегося бутерброда. Было решено убить день на отдых, а точнее, на просмотр какого-то очень крутого, по словам Ильи, сериала, Егор же мечтал впасть в забытье без малого на неделю. Но планам не суждено было сбыться. У Ильи на вечер замаячило свидание. Егор около четырех получил от Симона ответ на отправленное еще утром сообщение. С: Извини, съемки только закончились. Егор сразу понял, какие съемки и у кого. «В курсе Макс или еще нет?» Почему-то верилось, что Симон ничего ему не расскажет. Е: Как все прошло? С: Спокойно. Макс запаренный какой-то, даже не орал почти. Но вникать не хочу, что у него за траблы. Да и не скажет. Такой откровенности Егор не ожидал, но ведь вчера они, кажется, перешли на новый уровень. Е: Переживаешь из-за этого? С: Не важно. Не хочу о нём. Е: О’кей. О чем хочешь? С: Приезжай. «Что за?.. Но ведь думал об этом, признайся хотя бы себе», — Егор прикрыл глаза, откинувшись на подушку. Илья выбирал между рубашкой и бадлоном, тщательно готовясь к вечернему загулу. Е: Настолько всё плохо? С: Не говори так, это не из-за Макса. Просто приезжай. Егор вспомнил гладкую кожу и переливающиеся в тусклом освещении тени татуировки на узких лопатках. Надо признать, Егор немного поехал от той вседозволенности, которую транслировал чех всей своей натурой. Чувствуя себя никому и ничем не обязанным, он согласился. *** Симон открыл дверь номера. В ярко-зеленых спортивках, в белой безразмерной футболке, почти лысый, с тонкой шеей, стоял и смотрел большими потухшими глазами, Егор был процентов на девяносто уверен, что без слез здесь точно не обошлось. Увидев коробку с пиццей в его руках, Симон, заулыбавшись, привалился к двери. — Проходи. Поставив коробку на столик у входа, Егор снял куртку. — Миленько тут у тебя, — с плазмы на стене по-чешски вещал чиновник. Большая кровать по центру. Два кресла, письменный стол, мини-бар, дверь в ванную. — Обычно. Главное, не холодно. Я как-то был в Питере зимой, и в гостинице не было горячей воды, а по ночам отключали отопление. Пришлось съезжать. — Максим мне сегодня предложение сделал деловое. — Какое? — Симон сел на кровать и убавил громкость. — Организовать интервью, съемку предложил еще. Я отказался. — Глупо. Стоило соглашаться. — Думаешь? — У Макса большие связи. — Он так и сказал. — Так почему отказался? — Симон обхватил себя руками и сел, по-турецки скрестив ноги. — Дело ведь не в деньгах, Макс знает, что у тебя их нет. Значит, ты отказал по другой причине, думаю, это из-за того, что случилось вчера. — И что же вчера с тобой случилось, Симон? — Со мной? — Не уходи от ответа. Ты любишь его, это было видно сразу. Любишь, но всё равно сделал то, что сделал. Симон отвел взгляд и заговорил едва слышно: — Макс стал другим. И я думаю, причина в тебе. Поэтому он делает такие предложения, поэтому предлагает мне пожить в гостинице, поэтому так смотрит на тебя. Ты нравишься ему — это было видно сразу, — в голосе прозвучало ехидство, — нравишься настолько, что он отдаляется. У вас что-то было? Егор взгляд не отвел, кровь кипела, такой откровенности он давно перестал ждать от людей, потому и не смог солгать: — Было. Симон закрыл лицо ладонями, но когда убрал их, то глаза оставались сухими. — Было. Первый раз очень давно, почти три года прошло. Если бы не было первого, не думаю, что был бы второй. Я не знал про тебя, точнее, мне было безразлично, есть ли у него кто-то. Я думаю, ты понимаешь, о чем я. — То, что случилось вчера, — зачем ты это сделал? — Ты позволил, я сделал. — Это всё? — Ты не тот вопрос задал. — А какой нужно? — Ты должен спросить, почему я здесь. — И почему? — Захотел тебя увидеть. И Максу отказал, чтобы не быть в должниках, чтобы и дальше иметь право видеть тебя и приезжать, когда позовешь. — А чувства Макса к тебе? — Он мне о них ничего не говорил. Не думаю, что это что-то большее, чем спортивный интерес. — По идее, если он тебе не нужен, ты должен сейчас пожелать нам счастья и самоустраниться. — О’кей, — Егор обернулся на свою куртку у двери, потер руки о бедра, посмотрел на Симона, всё так же обхватывающего себя худыми руками. — О’кей, желаю счастья, — поднялся и пошел к двери. Только и успел, что взять куртку, когда почувствовал, как замком на груди сомкнулись чужие руки, Симон прижался сзади всем телом и зашептал в затылок: — Ты должен был спросить «Хочу ли я этого?». И я бы ответил, что нет. Не хочу, чтобы ты уходил. Ты всё испортил… весь мой сценарий. Егор чувствовал, как губы Симона при каждом слове касаются волос, потом был поцелуй в шею, от которого закрылись глаза. Он развернулся осторожно и посмотрел на него, в глазах плескалось сожаление и еще страх одиночества. Егор легко такое узнавал в чужих лицах, потому что изначально вычленил это в себе, но время научило — он справился с чувством безысходности и больше не боялся терять. Понял, что нет в этом ничего ужасающего, ничего такого, что он видел сейчас в глазах Симона, который с собой в этом смысле еще не справился. Он взял в ладони его лицо и поцеловал в губы, больше не желая видеть этот страх в его глазах, больше не желая узнавать в них себя прежнего. Он обнял, притягивая ближе теплого, но дрожащего Симона. — Я думал, ты не приедешь, — прошептал тот, — или приедешь, чтобы… добить. Слова укололи, он и сейчас не видел перед собой проигравшего и уже точно не конкурента, их перестал связывать Макс, появилась другая нить, только на двоих, непересекающаяся с третьими лицами, но Симон, кажется, всё ещё думал иначе. — Разве я могу, Симон?.. — Егор заставлял его пятиться к кровати, целуя и запуская руки под футболку. — А что я должен был подумать, чертова ты рок-звезда? — Симон прикусил ему губу, что все же не помешало Егору улыбнуться. — Ты первый, кто так меня назвал. — Ты первый, кого я захотел после… вместо него. — Сомнительный комплимент. — А я и не пытался его сделать. Егор оказался сверху, устраиваясь между нешироко расставленных ног. — Ладно, можешь говорить, что хочешь, только не дрожи так сильно. Я не хочу ничего плохого, а вчера… сам виноват, в общем. Симон лег на живот, опираясь на колени, приспустил штаны и, прикрыв глаза, в ожидании распахнул губы. Егор расстегивал джинсы, чувствуя, как самого начинает бить дрожь. — Только медленно, — Симон попросил сбивчиво. Накрыл своим телом, упираясь руками в постель, старательно выполняя просьбу, вдыхая свежий запах его кожи, обнуляясь, чтобы забыть момент, когда узнал себя в чужих глазах. *** Макс отстал подозрительно легко и с предложением, и со своим обещающим многое вниманием. После последней переписки прошла почти неделя, и от Вершина не поступило больше ни единого сигнала. Егор уже поверил, что чудом избежал неловких, где-то даже унизительных для обеих из сторон объяснений. С появлением Симона в жизни хотелось верить в сказки и в этих сказках оставаться дольше, но реальность настигла в самый неожиданный момент. Почти в одиннадцать вечера на кассе единственного круглосуточного мини-маркета недалеко от «Петроградской» реальность коснулась плеча и, расплатившись за сигареты, велела идти к машине. Егор нес в руках под завязку набитый пакет, пока Вершин, опережая на шаг, молча курил.  — Ты спал с Симоном? — спросил Макс, как только сели в машину. Спросил прямо, но в глаза не смотрел, а скользил по лицу невидящим взглядом, будто слепой. — Да, — ответил Егор сразу, потому что знал, куда идет, понимал, что будет и почему Макс на него не смотрит. Не желал видеть ровно до этого момента, пока не услышал то, что боялся услышать. Хватило секунды пойманного взгляда, чтобы понять, как он надеялся услышать всё, что угодно — оскорбление, насмешку, даже посыл — только не такое же прямое, как и его вопрос, «да». Он отвернулся на секунду и тут же уставился невозмутимо в лобовое стекло. — После концерта? — Это было уже не один раз. — Зачем? — А почему нет? — смотрел упрямо на отворачивающего от него Вершина. — Больше никогда на меня не посмотришь? Макс повернулся. — Вот смотрю. — И что видишь? — Знаешь, я думал, что понимаю, что ты из себя представляешь, но теперь вижу, что был не прав. — Твоё разочарование — только твоя проблема. Я ничего тебе не обещал, как и не пытался казаться кем-то другим. — Так всё же зачем? — Мы вроде как вместе теперь. — Зачем врать? — Он мне нравится, я не вру. — Егор, либо у тебя какой-то гениальный план, либо ты… дурак. Егор потер губы о костяшки пальцев, теперь пришла его очередь отворачиваться. — Он вчера мне звонил. Пьяный, выпалил тираду о том, что уходит, что нашёл лучше. Сказал, что я сам виноват, говорил о тебе, но я не поверил, сбросил. Он приехал через час на студию, странно, как он вообще добрался в таком состоянии. Устроил там такое… При всех… Потом начал каяться. Ты действительно решил, что он серьёзно к тебе? Не молчи. Ты ведь не дурак. Он все понял про нас. Просто хотел мне доказать, что чего-то стоит… Отомстить. — И он прав во всем, твою мать! Ты спал со мной, когда был с ним. Я не претендовал на твою верность, но он верил тебе. Вершин потер переносицу, прикрывая защипавшие глаза. — Значит, не претендовал? Получается, ты нас обоих поимел. — Не выделывайся, Макс, будто ты всерьёз ко мне. — Слышу интонации бывалой шлюхи. Неожиданно. — Знаешь, что на самом деле тебя гложет, что первый раз за долгое время поимел всех не ты, — Егор нервно усмехнулся. — А ты тварь. — А я сказал сразу тогда, помнишь, на репетиции? Только ты не захотел слушать, увидел во мне черт знает кого и… Поверил в то, что видишь. — Давай без самоуничижения. Я понял. Меня одно волнует, ты с моим сыном много времени проводишь. И учитывая твой образ жизни… В общем, давно проверялся? Егор опустил взгляд, сосредотачиваясь на носках собственных кроссовок, по стеклу и крыше забарабанил дождь, так сильно, будто вымещая злость. «Неужели задело?» — Макс теперь смотрел не отрываясь на напрягшиеся плечи и на то, как проступили костяшки на сжавшихся кулаках. Он всё понял и тоже молчал, ждал, пока Егор снова сможет говорить. Но молчание затянулось. — Только не строй из себя целку, — не выдержал Вершин, — это закономерный вопрос, учитывая… — Я не строю, — попытался проглотить ком. — Всё справедливо. — Давай будем честными. — Давай уже закончим. Тебе нужна справка из кожвена… — Если хочешь сохранить работу. — …Ты её получишь. — Вот и отлично. Куда тебя отвезти? — Спасибо, я как-нибудь сам. — Не выёбывайся, на улице ливень. Егор дернул ручку, но дверь оказалась заблокированной. — Открой, — дернул сильнее. — Успокойся, сломаешь. — Мне похуй. «Значит, все же задело». — А мне нет, — перехватил руки, вдавливая в кресло, не особо рассчитывая силу, где-то там, на задворках сознания, отдавая себе отчет, что хочет сделать еще и физически больно. — Выпусти, — Егор так же из последних сил пытался вырваться. Макс не понимал, зачем держит, но продолжал сжимать его запястья. Продукты из пакета разметались по полу, мешаясь под ногами. — Выпусти меня, — Егор посмотрел на него, покрасневшая вокруг глаз кожа выдала с головой. — Я принесу ёбаную справку, всё сделаю или уволюсь к чертовой матери, хочешь, больше никогда меня не увидишь, только выпусти меня сейчас. — Меня не трогают твои слезы, — Макс тяжело сглотнул, — успокойся. Я просто пытаюсь не делать хуже, ради Платона. — Да мне плевать, чего ты хочешь, я хочу уйти… Хотя о’кей, раз такой благородный, отвези меня в гостиницу, к нему. Щелкнула блокировка. — Выметайся. Егор быстро собрал пакет, шмыгая носом. Натянул капюшон и вылетел пулей. Макс стоял какое-то время, не трогаясь, уперевшись лбом в руль. Его мутило, сильно, в груди поселилась тяжесть, и казалось, что-то ядовитое, наподобие плюща, разрастается, поражая органы, начиная с лёгких. Завёлся, выжал сцепление, но не до конца, что-то мешало. Он наклонился, вынул из-под гашетки бомж-пакет и студенческий. Раскрыл. Цветное фото, ещё блондинистый, короткостриженый. «Златопольский Егор Александрович» «Санкт-Петербургский государственный институт культуры» «факультет музыкального искусства эстрады» «форма обучения очная» «дата выдачи 04.09.2016». Снимок, очевидно, времен первого курса. Пожалуй, это была единственная точная информация, которую он о нем узнал. Надо же, такое чувствовать из-за мальчишки, который без малого моложе на шестнадцать лет. Макс приблизительно высчитал, получается, при первой их встрече Егору и семнадцати не было. Смазанное чувство необъяснимой горечи поселилось внутри головной болью. Нет, он не перегнул сейчас, он перегнул тогда, три года назад, не разобравшись ни в чем, ничего не желая знать, чтобы не усложнять себе жизнь. И сейчас, спустя столько времени, эта ответственность отозвалась внутри. Сжал в руке потертый студенческий. Со старого фото смотрел всё еще умеющий улыбаться Егор, не сломленный и не вывернутый наизнанку. Улыбался той самой улыбкой, в которою с первого взгляда влюбился Вершин. Сейчас он вспомнил, почему. Почему заманил в тот номер, почему не смог остановиться. Осознание привязанности и нахлынувшей нежности добило. «There is now way», — его голосом в голове слова песни, которую написал сам Егор и которую Макс услышал впервые на стрите, а потом нашел запись в сети, и под которую проводил теперь все свои фотосессии. «There is now way».