Случайный

Макс проснулся от ощущения того, что кто-то за ним наблюдает. Он приоткрыл глаза, ядовитое солнце больше не пыталось пробиться сквозь темные шторы гостиничного номера. Голова не болела, и в теле не было тяжести, просто хотелось спать. Он, кажется, объяснил это Роме, когда вернулся, но Рома, очевидно, жаждал расставляющего все по своим местам разговора. — Ну что? — Макс прикрыл глаза ладонью, давая понять, что уже не спит. — Ты хорошо поплавал в бассейне? — Ромин голос своей интонацией напомнил голос бывшей жены, вот только Рома ему далеко не жена, даже не бывшая. — Если я скажу, что так и не дошел до бассейна, ты дашь мне поспать? — Дам, когда расскажешь, с кем был. — Почему ты думаешь, что я был с кем-то? — Я просто одного не понимаю, зачем нужно было брать меня с собой в эту гребаную поездку, если в твои планы входило трахать всё, что плохо лежит? — Да какого черта, Ром! — Макс сел в кровати, стряхивая с себя уже неприятный сон. И тут же почувствовал, как что-то достаточно тяжелое опустилось на живот. — Вот такого! Вот именно вот этого! — несмотря на свой гнев, Рома все же не позволил швырнуть в любовника дорогущей камерой, подавляя в себе естественный и справедливый порыв. С включенного дисплея смотрели ядовито-зеленые глаза Егора, и даже в такой нервной обстановке Макса это фото зачаровало. — И? Просто фотосет. Необычная же внешность, сам видишь. Я предложил, он согласился. — Господи, чувствую себя… — Рома вырвал камеру из рук владельца и, пролистав несколько слайдов, вернул. На дисплее развернулась теперь поистине порнографическая картина: изогнутая поясница, ниже которой в чью-то упругую и молодую задницу вставлены пальцы. И все бы ничего, ведь не видно лиц, и для «чужих» нет опознавательных знаков. Только вот кожаный браслет на запястье той самой руки слишком Роме знаком, потому что им же и подарен, и Макс это тоже понял более чем отлично. — Я видел вас, когда курил. Ты повел его куда-то, я до последнего не верил. Спустился, как договорились, прождал черт-те сколько, пока понял, что ты не вернешься. — Странно, не помню, чтобы мы такое снимали, — спрятав от греха подальше камеру в переноску, Макс задвинул ее под кровать. — И это все, что ты можешь сказать? — Ты взрослый мужчина, что мне нужно еще объяснять? — он встал, отойдя на безопасное расстояние. — Знаешь, правда, ничего. Никогда не думал, что почувствую себя твоей бывшей женой, всё так… пошло и избито, что просто… блядь, — Рома потер руками лицо, взъерошил волосы резко и так же резко встал. — Теперь тебе жаль Оксану? — осторожно завел Макс. — Ты циничная свинья, Вершин. — Ей все равно было хуже — застукать мужа с мужиком, вот это треш. Тебя эта ситуация, кстати, очень веселила поначалу, даже вдохновляла. — Заткнись. К тому моменту, когда я появился, у вас уже все было кончено. — Почти, ты был завершающим штрихом, так что не строй из себя святошу. Все рано или поздно через это проходят. — Зачем? Зачем ты позвал меня с собой, в этот сраный отпуск?! Если всё так у нас?! — Вот теперь. Вот именно после слов «зачем» ты как никогда похож на истеричную бабу. Еще спроси, любил ли я тебя когда-нибудь? — Тварь. — Очень приятно, Максим. — Просто тварь. — Я хотел сказать… То, что было у меня с тем парнем, просто было, я его даже не знаю. Он просто красивый, доступный парень. И не будь ты истеричкой, я бы извинился, загладил вину, сделал бы все, что от меня зависит, лишь бы тебе стало хорошо. Но, Ром, теперь единственное, что я могу сказать сейчас — я уже был женат. Серьезно, и я этого больше не хочу. Рома, замолчав надолго, взял с тумбочки сигареты и вышел на террасу. — Так что? — Максим, не торопясь, последовал за ним. — Будем сраться и доказывать козлу, что он козел, или как взрослые, свободолюбивые люди решим проблему? Ты знаешь, как я к тебе отношусь. — Не решим. — Это почему? — Ты извращенец. — Раньше тебя это не напрягало. — Ты извращенец в том смысле, который я не терплю. — Ты хуйню несешь какую-то. — Для меня не хуйня, когда… В общем, пацан тот, он реально пацан. — Ты на солнце перегрелся? — К твоему сведению, Вершин, — Рома заговорщицки понизил голос, понимая, что открытая терраса — не самое подходящее место для таких разговоров, — он с родителями здесь. Я их частенько на пляже видел. Мать — стареющая модель в шляпе, отец — вечные переговоры по телефону, «бизнес-важнее-семьи», и вечно грустный ребенок с ними. И я так полагаю, что он не особо совершеннолетний, — Макс икнул, недоверчиво ухмыляясь, что-то в словах Ромы не складывалось. — Если он с родителями, это еще не значит, что он несовершеннолетний. — Ты это себя сейчас успокаиваешь? — Дети не бывают такими… — Распущенными? — Опытными. — Посмотри на него днем, когда он с предками на пляже от скуки помирает. — А я смотрю, ты тоже наблюдательный? — Он просто красивый мальчик, у меня глаз на таких намётан чисто профессионально. И, к твоему сведению, меня не возбуждают подростки. — Они всех возбуждают, и тебе это лучше меня известно, иначе бы мы с тобой и рубля не заработали. В самых высокооплачиваемых съемках для самых прибыльных изданий работали модели от пятнадцати до двадцати лет. — Это другое, это эстетика, молодые лица продаются лучше — факт. Но то, что ты имеешь в виду… У тебя у самого сын растет. Если на него даже в восемнадцать такой, как ты?.. — Заткнись, Егор — не ребенок! И я у него далеко не первый. — Ооо, я смотрю, включились мозги, начал анализировать. Может, и совесть проснется? А знаешь, мы можем всё прояснить для твоей совести прямо сейчас, подойдем к его родителям и спросим, сколько их чудному мальчику лет? Думаю, если ему уже есть восемнадцать, они ничего не будут иметь против того, что их сын шароебится по ночам с тебе подобными! Как ни крути, история — говно, согласись? — Не нагнетай. — А если кто-то вас видел? Обслуга, бармен или горничная? Кто-то такой же, как я, решивший, что пацан — малолетка? Если у них камеры в номерах, чтобы снимать таких вот известных извращенцев, а потом шантажировать их? Ты представляешь, какой это скандал, да эта тема с первых полос сходить не будет лет пять! «Известный фотограф на отдыхе…» — Ну-ну, всегда нравилась твоя энергичная фантазия, но сейчас ты явно перегибаешь. — А ты мозги включай, прежде чем член доставать из штанов! На карте твоя репутация, как и репутация твоей семьи. А заказчики, бизнес? После такой истории тебя внесут в черный список все известные и малоизвестные издания.  Максим надолго замолчал, позволяя Роме доиграть сцену до конца. — Хорошо, что сегодня уже улетаем. Собирай вещи и не выходи из номера, пока трансфер не приедет. А я пойду, разведаю обстановку. — Ром? — Не благодари. — Да я хотел воды попросить. — Знаешь, когда мы прилетим, я не буду больше даже твоим ассистентом. — Порываешь со мной все связи? — Порываю. — Не верю. Куда ты денешься от кормушки? Презрительно фыркнув, Рома ушел с террасы, задевая Вершина плечом. — Куда вы все денетесь? Все же неприятный осадок от этого разговора присутствовал. Макса будто ткнули носом в собственное дерьмо. Рома распинался больше из мести, хотел отыграться унизительными обвинениями, и это его право. Но сколько раз Макс спускал любовнику нечто подобное, не напрягая расправой и уж тем более не прибегая к уголовному кодексу. Предпочитая об этом не думать, Вершин вернулся в номер, намереваясь начать сборы. Жаль, с Егором больше никогда не увидеться. Или всё же к лучшему?