Вы, право, ни о чем не сожалейте...

Рас­сказ Ки­ры… Не всё, толь­ко са­мое глав­ное, че­го ник­то кро­ме нее знать не мог. (продолжение)

      — Это случилось накануне нового тысячелетия. Мы с Ромкой тайно встретились в кафе, я тогда ждала ребенка от Ромки, и все ему рассказала. Знаешь, Катя, он так обрадовался, он был такой счастливый, что казалось, ничто не сможет омрачить нашего блаженного настроения. Представляешь, он сказал мне: — Ребенку я не просто рад, я счастлив, солнышко! Счастлив и оглушен! Я буду отцом, вот это подарок!.. Ромка меня называл солнышком. Правда же, я теперь больше похожа на стерву и суку, чем на солнышко?       — Это не ты стала стервой, это жизнь тебя такой сделала, — попыталась я защитить Киру от нее же самой. Но она только усмехнулась и подачу не приняла.       — Перестань, я себе цену знаю. В общем… Я не думаю, что Сашка услышал о ребенке, скорее всего — нет, иначе отец сразу взял бы меня в оборот. Но братец так грязно рассказывал при мне отцу о нашей с Ромкой встрече, мол мы и за ручки держались, и целовались при всех, и разве что только сексом публично не занимались, и при этом так гаденько подхихикивал, что… Знаешь, Катя, мне тогда показалось, что Сашка, если бы мог подсмотреть, как мы с Ромкой любим друг друга, он обязательно бы подсмотрел, не отвернулся бы и не зажмурился. Отец, сразу влепил мне пощечину, стал орать, что я должна работать на свою репутацию, а не выставлять себя доступной девкой. — Кира повернула голову ко мне и с ужасом на меня посмотрела. — Ты не представляешь, как я испугалась твоего отца, когда он кричал вначале на Тропинкину, а потом на тебя? Я даже глаза закрыла, так испугалась, мне показалось, что это кричит мой папаша. Кать, а твой отец тоже деспот?       — У меня жизнь тоже не была сладкой, если ты об этом. Но папа, он все же не деспот. Нет, деспот, конечно, но другой. Кира, я не знаю, как тебе это объяснить, — сказала я в отчаянии пытаясь понять, чем отличаются наши отцы, и мы с Кирой, обнявшись, зарыдали в два голоса.       В-Воропаев… В-Валерий… О, Господи! Пресловутая «V», не об этом ли говорила цыганка. Нет, черт побери, так не пойдет! Я должна буду все выяснить, если хочу развязать этот узел.       — Кать, давай еще по капельке выпьем, — попросила подруга. — За Ромку, пусть ему земля бу…       — Нет, Кира, нет! — я страшно испугалась. — Не надо за Ромку! Давай не будем его оплакивать, пожалуйста, пусть он будет для нас живым, договорились? Ты лучше расскажи, что потом случилось, — постаралась я переменить тему.       — А что потом? А потом отец предложил меня Ждановым, в качестве невестки, как товар какой-то. И я, дура набитая, побежала со своей бедой к Маргарите. А она, сука старая, тут же сдала меня родственничкам. Сдала с потрохами и с еще не рожденным ребенком.       — Это не так, Кирочка, это не так. Она хотела, как лучше, понимаешь? — опрометчиво бросилась я на защиту матери моего любимого.       — Тебе-то откуда знать, так или не так? Что ты ее защищаешь? — тон Киры стал агрессивно-пьяным. Чего-чего, а того, чтобы она сейчас закрылась, ушла в себя и замолчала, мне нужно было меньше всего.       — Прости, прости, я не хотела никого защищать. Прости меня, Кира.       — Ладно, Катя, сказала и сказала. Ты же мне в лицо сказала, не к папаше моему пошла. А эта… Ненавижу! Ты себе даже не представляешь, как я ненавижу эту Ждановскую семейку. Всех! От тупого и замшелого папеньки до сладенького Дюшеньки, бабского угодника и мерзавца.       — Как ненавидишь? Кого? Андрея? — у меня даже в глазах потемнело от такой новости. — Зачем же ты за него замуж собралась? Почему ревнуешь, если ненавидишь?       — А ты сама не понимаешь?       — Не понимаю, — совершенно искренне ответила я.       — Из-за него и Ромка баб менял, как перчатки. Если бы он один по бабам таскался, мне плевать бы на это было. Но ему мало было самому мне изменять, ему нужно было и Романа таскать за собой, лишь бы мне сделать больнее.       — То есть, ты хочешь сказать, что Андрей знал о твоей любви к Малиновскому, и таким образом тебе мстил?       Ужасно хотелось загасить волну ненависти к Андрею, рассказав Кире правду, и я даже открыла рот, но она меня опередила:       — Ничего он не знал, но я все равно его ненавижу и не прощу, что он втягивал Ромку в свои кутежи. И вообще, если бы не Ждановы, я могла бы бы… — она снова заплакала, — мой ребенок был бы уже совсем взрослым, и Рома был бы жив, и… и…       — Кирочка, тебя заставили сделать аборт, да?       — Если ты о том, что меня связали и бросили в абортарий, то этого не было. Никто меня силой на аборт не тянул. Просто отец предложил мне выбрать.       — Что выбрать? — с ужасом спросила я, хоть и знала ответ.       — Или я делаю аборт, потом гименопластику и выхожу за Андрея замуж, или… — Кира надолго замолчала.       — Или? — спросила я, не выдержав.       — Или я могу катиться на все четыре стороны, рожать, жить, как захочу, делать все, чего душа пожелает и на что мне хватит моих собственных средств, но семья от меня отказывается. И знаешь что? Я тут же сказала отцу, что выбираю второй вариант. Вот тогда он и добавил, что я останусь совершенно одна, потому что Ромку в этом случае сотрут с лица земли.       — Как это?       — Убьют! Понимаешь? Меня заставили выбирать между ребенком и Ромкой, Катя. Я не могла допустить, смерти любимого человека. И я… я убила ребенка, — тихонько протянула она и заплакала тоненько, словно щенок заскулил.       — Кир, ты ни в чем не виновата. Слышишь, Кирочка? Любой на твоем месте поступил бы так же как ты. Любой, Кирочка.       — Виновата, еще как виновата.       — Не надо, Кира, миленькая, не надо, — подскуливала я ей. — В чем ты себя винишь? Маленькая девочка, которую сломали взрослые подлые людишки, не может быть виновата в их подлости.       — Сломали? Да, пожалуй, сломали. Проехались асфальтовым катком. Представляешь, папе с Сашкой этого показалось мало! Не прошло и полгода, как меня заставили встретиться с Ромкой сказать ему, что я сама решила сделать аборт, что я хочу жить богато и поэтому выбираю другого.       — И снова грозили в противном случае убить Ромку?       — Нет, на этот раз Малинке грозила тюрьма. Сашка, тварь, украл мой дневник, а я там писала, о нашей первой с Ромкой близости, и восемнадцати мне еще не было. Но это такой пустяк, по сравнению с тем, что отец сфабриковал.       — И что он придумал?       — Кать, я нюансов не помню, но судили бы Ромку уже за убийство. Вот так-то.       — Кирюша, а после смерти отца почему ты ничего Ромке не рассказала?       — Ты думаешь, что он бы мне поверил?       — Не знаю.       — А я знаю, он ненавидит меня, понимаешь? Я на него не обижаюсь, он прав, такая тварь, как я, заслуживает ненависти. Да и сфабрикованное на Ромку дело никуда не не пропало, Сашка меня сразу предупредил об этом. Сразу! Еще на похоронах родителей.       — Кира, я поняла, почему твой отец настаивал на твоем браке с Андреем. А Сашке-то это зачем?       — Честно?       — Ага!       — Я не понимаю. Вернее не знаю, но уверена, что дело в деньгах. Мы же с Крис завещания так и не видели. Вернее, нам его зачитывали, но я не знаю, что. То ли это и было завещание, то ли какой-то очередной Сашкин трюк. Кать, я тебе кое-что еще расскажу, только об этом вообще никто знать не должен. Обещаешь молчать?       — Обещаю.       — Это мама убила себя и отца.       — Что? — у меня по спине поползли мурашки.       — Я мамино письмо нашла, когда разбирала ее вещи. Не буду вдаваться в подробности, в общем, мама узнала о делишках отца и Сашки и решила… — Кира уронила лицо в руки и закачалась. — Катя, почему они все уходят? Мама, Ромка, ребенок… Почему? Я не хочу жить, Катенька.       Я больше не могла видеть ее горе, не могла! И пусть все катится к чертовой матери.       — Кирочка, не плачь, ну, пожалуйста. Прости меня. Прости, что заставила тебя так ужасно страдать.       — Ты? Ты ничего мне плохого не сделала.       — Сделала. Я такое тебе сделала, — ревела и я, — что если ты сейчас меня выгонишь, то будешь права, даже если побьешь меня, то тоже будешь права.       — Вы с Андреем любовники, да?       — Нет, мы не любовники. Мы просто любим друг друга.       — Ну и что? Какое мне дело, с кем спит Жданов? Все равно он на мне женится.       — Не женится. Но дело не в этом.       — Женится, ему деваться некуда, — уверенно-пьяно заявила Кира. — Не в этом дело? А в чем? Ну в чем?       — Я нарочно сказала, что Ромка умер, мне нужно было хоть как-то тебя задеть, задеть за самое больное, чтобы ты ожила. Прости меня, Кирочка. Ромка жив.       — Что? — Кира налила полный бокал виски, осушила его одним махом, грохнула о пол, и еще не успели дозвенеть осколки стекла, как она размахнулась и со всей силы влепила мне пощечину.       Больно было так, словно в голове взорвалась граната, но я понимала, что Кире больнее, вот и молчала, только глаза в ожидании следующей оплеухи закрыла. Но второго удара не последовало.       — Это правда, он жив?       — Да. Хочешь, я ему позвоню, и ты убедишься.       — Я могу и сама.       — Он не ответит на твой звонок.       — Он что, знает, что ты у меня?       — Кирочка, ты не подумай, он не знал, что я тебе скажу, будто он умер. Но он знает, что я здесь. Они с Андреем сюда тебя принесли.       — Что? Вот эти работяги? Ну, вы и аферисты… Жив! Ромка Жив! Господи, хорошо-то как! Но ты, Пушкарева — сука! Ты даже не представляешь, какая ты сука. Мало того, что спишь с моим женихом при живом муже, так еще и Малину хоронишь! Может, хоть объяснишь для чего ты устроила это шоу?       — Теперь объясню. Обязательно объясню! Только вначале я должна переговорить с ребятами.       — Неа, вначале мы выпьем с тобой мировую, подруга.       — Подруга?       — У меня теперь выбора нет, или я твои ноги засовываю в тазик с цементом и бросаю тебя в Москва реку, или мы становимся друзьями. Уж больно много ты обо мне выведала. Ну, что выбираешь?       — Давай выпьем мировую, подруга…