Вы, право, ни о чем не сожалейте...

POV Зо­ра.

      Умница девочка, как есть — умница! Стоило столько лет искать, чтобы найти ее для «J»! И смелая, и головастая, и добрая, и понятливая, а уж какая душа у нее чистая, так это никакому «V» не испачкать. Такая душа и один на один в открытом бою непременно справится с темной силой, а уж с моей помощью, да вместе со своим Андрюшей, так и говорить не о чем.       Перехватила я Катерину недалеко от «Ромашки», подмигнула ей:       — Что, красавица, догадалась, кто я? И не боишься?       — Не боюсь. Здравствуйте… — начала Катерина, но я ее перебила:       — Ух, яхонтовая, ты же поняла, кто я, зачем же желаешь здравствовать? Уж лучше бы упокоя мне пожелала, — я рассмеялась. — Что смотришь недоверчиво, милая, думала, мы не умеем шутить? А мы умеем.       — Вижу, что умеете.       — Ладно, потом «шутки шутить» будем, сейчас дело надо делась, касатика твоего спасать, да отца его, да дружка его закадычного, пока душа его еще не совсем окаменела. Да вторую «К», её тоже спасать надо.       — Что? Какую вторую «К»? — нахмурилась Катерина. — Вы это о чем… о ком? Ой! Кажется, поняла! Вы про Киру, да?       — Вот и молодец, что сама догадалась! Вот когда поймешь все остальное, тогда и войну выиграешь. А теперь слушай меня внимательно, запоминай. К «V» и не приближайся, пока я не разрешу.       — К «V»? Это еще кто?       — Подумай.       — Ммм, — замычала Катерина и даже губку от усердия прикусила, бровки нахмурила. — К Воропаевой? Но вы же мне сами говорили слушать свое сердце, и делать все, как оно велит.       — Говорила, и сейчас то же скажу, да только и у брата ее та же кличка, вот к нему ни за что не лезь без моего позволения.       — Аааа! Вы о Сашке? — я ей кивнула. — Хорошо, не буду.       — Молодец, что слушаешься. А сейчас помолчи, яхонтовая, послушай. Она ведь была душой еще чище тебя, да сердечко у нее было чисто из золота, только силы ей не хватило, слабенькой оказалась девочка. Зато теперь силы, хоть отбавляй, с головы до пят в броню оделась и душу свою бессмертную заморозила. Найдешь, как одним махом железо разрушить, растопишь ее душу, нет — значит потеряли мы её. Придется искать другую. И вот еще что, не послушались тебя твои верные рыцари, так ты не гневайся, прими от них помощь, — сказала я и в миг стала невидимой.       Катерина потом еще долго то глаза терла, то головой мотала. Наверное, снова решила, что я ее глюк. А я не глюк, я далеко не ушла, за всеми событиями невидимой наблюдала.

POV Роман Малиновский.

      08. 09. 2005 г..       Пушкарева переоделась быстро, как метеор, и у нас с Андрюхой практически не было времени на выработку какого-нибудь мало-мальски приличного плана, но одно было ясно нам обоим — отпускать Катюху одну на встречу с Кирой нельзя, обязательно нужно её подстраховать. Это Катька, чистая душа, верит, что у стервы могут вырасти крылья, а я-то знаю, что падшие ангелы становятся демонами раз и навсегда.       — Жду тебя у супермаркета, — успел мне шепнуть Андрей.       — Ромочка, не скучай, отдыхай и лечись, — Катя помахала на прощание рукой, и они с Палычем вышли из квартиры.       Я тут же набросил ветровку, переодел обувь и выскочил вслед, напряженно соображая, что нам с Андрюхой придумать, чтобы стать невидимыми. Взгляд мой упал на вывеску магазина «Спецодежда», и я сразу понял, что нужно делать. Забежал, купил два серо-буро-зеленых неброских комбинезона, такие же куртки с капюшоном, ботинки попроще, помассивнее да подешевле, в соседнем хозяйственном прикупил два ящика для инструментов, а в «Маске» — клей и две театральные бороды, себе чуть посветлее и покороче, а Палычу потемнее и подлиннее.       Преобразились мы первом же, попавшимся по дороге, открытом подъезде, бороды приклеили там же… И смело направились в «Ромашку», не боясь разоблачения, куда там Кате с Кирой, сами себя не узнавали.       К началу встречи мы с Андрюхой не успели, уселись за столик неподалеку, когда Катя очень что-то тихо рассказывала Воропаевой, а та смотрела на нее совершенно безучастным взглядом, никак не реагируя на то, что ей говорили.       — И что те­перь бу­дет с «Zimaletto»? — довольно громко спросила Кира. — Алек­сандр в боль­ни­це, Ан­дрей в под­полье, вы­пуск кол­лекции и Со­вет ди­рек­то­ров на но­су, ком­па­ни­ей ру­ково­дить не­кому. А где Ма­линов­ский? Мо­жет хоть он возь­мет на се­бя уп­равле­ние.       Катя что-то ей ответила, но снова слишком тихо. Вот зараза, не дает нормально послушать разговор.       — Ром­ка? — Воропаева была чем-то так возмущена, что вообще забыла о приличиях и заговорила совершенно не приглушая голоса. — Вы на­зыва­ете Ро­мана Дмит­ри­еви­ча Ром­кой?       — А по­чему бы и нет? — наконец-то вполне отчетливо услышали мы и Катюшу. — Да­же ког­да я ра­бота­ла в «Zimaletto» мы с ним сто­яли на од­ной сту­пень­ке и­ерар­хи­чес­кой лес­тни­це, а уж те­перь я тем бо­лее мо­гу на­зывать его, как за­хочу.       — Лад­но, да­вай­те ос­та­вим на по­том ва­ши па­ниб­рат­ские за­маш­ки. Вы ска­зали, что Ма­линов­ский не смо­жет взять на се­бя уп­равле­ние ком­па­ни­ей.       — Да, имен­но так я и ска­зала.       — По­чему?       — Он умер. От­ра­вил­ся тем са­мым па­леным вис­ки. Ан­дрея спас­ти уда­лось, а Ро­ман, увы, умер.       Я вздрогнул. Во дает! И главное говорит так убедительно, что если бы Палыч не пнул меня в этот момент ногой под столом и я не почувствовал бы боль, то и сам бы поверил Пушкаревой, что меня больше нет.       — Ну, что же, раз вас не за­ин­те­ресо­вало, как най­ти Ан­дрея, и от­ку­да я во­об­ще в кур­се его дел, то я все-та­ки пой­ду. — Катя встала из-за столика. — До сви­дания.       — Что? Как умер? Когда? — из-за спины Пушкаревой я не видел выражения лица Киры, но голос ее изменился до неузнаваемости, а тон стал таким взволнованно-искренним, что у меня мороз пошел по коже — мне показалось, будто это говорит моя солнечная девочка. — Неправда! Неправда! Этого быть не может! Ромка не мог умереть! — зашлась в слезах и крике Кирюша.       Она была так искренна в своем горе, что я невольно начал ей сочувствовать. И даже немного рассердился на Катю за то, что заставила ее страдать. Правда, все это длилось очень недолго, потом уже было не до рассуждений, потому что Кира резко вскочила, побелела, как мел, глаза ее сделались стеклянными, немигающими и тоже какими-то белыми.       — Ромка-Ромочка, — прошептала она и начала оседать на пол.       Поднялась суматоха. Катя, не узнав ни меня, ни Андрея, пыталась отогнать нас подальше, но и сама она очень растерялась, совершенно не понимая, что делать. Положение спасла официантка со странным для женщины именем — Вася. Отодвинув нас троих подальше, она плеснула Кире в лицо воду, и тихонько начала ее шлепать по щекам.

POV Катя Пушкарева.

      Господи! Что же я натворила, откуда во мне столько жестокости? Или это не жестокость, а я всего лишь нашла способ, как сказала цыганка, «одним махом железо разрушить», может, теперь и душа Киры «растопится» и оттает?       Может, и правильно я все сделала, да только теперь, когда она лежала без сознания, я и сама растерялась, не знала, чем ей помочь и как. Подлетели какие-то мужики, я их отогнала, потом официантка привела Киру Юрьевну в чувство, правда она пока ничего не соображала, и эти же мужики предложили помочь довезти ее до дома.       — Катя, — едва слышным голосом сказала Кира и взяла меня за руку, — пожалуйста, поедемте со мной. Мне одной страшно.       Она была похожа на очень красивую, но сломанную говорящую и ходящую куклу, как будто у нее не просто завод кончился, а весь механизм внутри сломался. Разговаривать еще может, а вот ходить, проявлять эмоции или даже открывать-закрывать глаза — это уже невозможно.       — Конечно! Я вас одну не оставлю. — согласилась я и беспомощно обернулась на одного из мужчин, предложивших свою помощь, у меня самой не было сил, чтобы нести Киру до такси. Пристально взглянула на него и рассердилась ужасно.       Черт возьми! Ну, и придурки! Мало им было ночных приключений с Сашкой и «Zimaletto»? Все играют в «Суперменов», даже когда дело слишком серьезно, чтобы в песочницу лезть. А если и Кира сейчас узнает Малиновского? Что будет? А весь план пойдет насмарку. Вот дети, дети и есть, детский сад — штаны на лямках!       «И вот еще что, не послушались тебя твои верные рыцари, так ты не гневайся, прими от них помощь», — словно наяву услышала я голос цыганки и сразу успокоилась.       — Вы не поможете донести мою подругу до такси? — спросила я у Андрея. Он кивнул и подхватил Киру на руки, хорошо хоть хватило ума не произнести ни слова.       Так вчетвером мы и молча и доехали до Кириного дома. Ребята занесли ее в квартиру, уложили в салоне на диван.       — Спасибо вам большое за помощь, — сказала я громко, выпроваживая ребят. — Меня не ждите, возможно я здесь заночую, — совсем тихо добавила я почти на ухо Жданову.       — Позвони, — шепнул он, я кивнула, заперла за мальчишками двери и вернулась в салон.       — Катя, вы не могли бы налить мне виски, на кухне в баре бутылки и бокалы. И себе налить можете. — Кира ледяной рукой прикоснулась к моей руке.       Конечно, я и виски ей налила, и лимон порезала, и потом еще несколько раз доливала ей выпивку по ее просьбе, и молчала, молчала, молчала, давая ей возможность самой вскрыть свой нарыв.       — Катенька, вы любите своего мужа? — где-то после четвертого-пятого бокала спросила меня Кира. Я решила быть максимально честной.       — Нет, Кира, мужа я не люблю. Вернее, очень люблю, но как друга. — Она даже не заметила, что я опустила ее отчество.       — А вообще вы когда-нибудь любили?       — И любила, и люблю, но…       — Я тоже любила, и тоже люблю, Катенька, — жарко и несколько пьяно зашептала она. — Он умер, а я все равно люблю его, понимаете?       — Андрей жив…       — Да причем здесь Андрей? — расплакалась «подруга». — Я всегда любила, люблю и буду любить только его — Ромку, понимаешь? — она перешла на «ты», значит, сейчас начнет откровенничать. — Не важно, жив он или его нет, я все равно его люблю.       — Как это? А как же Андрей? Ты с ним, потому что Роман тебя не любил?       — Ох, Катя-Катя. Ромка не просто любил меня, он любил меня так, что в моем смехе звенели ландыши, — Кира горько заплакала. Я гладила ее по спине, вспоминала рассказ Андрея о любви Романа и Киры и тоже ревела в три ручья. — Мне нужно кому-то это рассказать. Мне необходимо, слышишь? — с ноткой истерики взвизгнула Кирюша.       — Ты можешь мне рассказать, если хочешь, конечно.       — Тебе? А почему бы и нет? Только налей мне еще чуть-чуть…

Рассказ Киры… Не всё, только самое главное, чего никто кроме нее знать не мог.

      …Нас Сашка выследил, отец за это обещал переписать на него какой-то один из своих грязных бизнесов. Знаешь, Катя, я ненавижу отца, не смотри на меня так, да он мертв, и да, я его ненавижу. Но он, по крайней мере, думал, что действует мне во благо, искренне думал. А Сашка… он мокрица, жадная, мерзкая мокрица, готовая продать и предать ради денег. Я его даже не ненавижу, это было бы честью для мокрицы. Мне просто хочется его раздавить и пойти дальше, не оглядываясь, приказав смыть с пола след его жалкой жизни.       — Ты желаешь смерти брату? — искренне удивилась я.       — Мне все равно, понимаешь? Мне не нужна его смерть. Пусть бы жил, раздавленный, в своем мокричном мирке. Мне все равно...