POV Катя Пушкарева.
Колька слушал меня, как ребенок слушает сказочницу, реагировал на каждое слово, на каждый жест, и я просто не могла обмануть его ожиданий, поэтому рассказывала со всеми подробностями, при этом еще и руками себе помогала, то показывая, как я вмазала Воропаеву, то как он вытирал кровь батистовым платочком. — Вот гад! — взревел Колька, когда я рассказала ему, как Сашка схватил меня за грудь. — Не волнуйся, ему тут же пришлось убрать руку с моей груди и схватиться за свое причинное место. Но в это время в приемную зашла Кира… — Сашенька, что случилось? — Ничего особенного, — скривившись, ответил Воропаев, — ударился об угол стола. Случайно! — Об угол стола? — Кира опустила глаза вниз, долго смотрела то на стол, то на Сашку, словно прикидывала что-то на глазок. Затем, видно решив, что у брата пах гораздо выше того угла о который он мог бы удариться, подняла недоуменный взгляд на его лицо, увидела слегка распухший нос с запекшейся капелькой крови у правой ноздри, и тут ее осенило. — Это она тебя ударила? Она? — повернулась ко мне и гневно спросила: — Это ты? — Простите, Кира Юрьевна, так уж получилось, я была вынуждена. — Саша, иди ко мне в кабинет, я сейчас приду и, мы вызовем врача и милицию. — И этот козел ушел? — У Кольки глаза стали огромные и злые. — И даже за тебя не вступился? — Ага. Ушел, как теленок на привязи. Вот потому-то мне и нужно во всем разобраться. А вдруг это была провокация, и все было затеяно только для того, чтобы я его ударила? Чтобы против наших с Романом справок предоставить свою? А я пошла у него на поводу и поддалась провокации. Что тогда? — Не знаю. Рассказывай дальше, потом поговорим. Не успела за Сашкой закрыться дверь, как Кира, гордо выпрямив спину и задрав голову до небес очень медленно подошла ко мне, смерила меня с головы до пят презрительным взглядом и совершенно спокойно без надрыва, как низшему существу, заявила: — Ты уволена. И не по собственному желанию, а по статье. В твое личное дело будет занесен выговор. Я тебе такой волчий билет организую, дорогая моя, что тебя нигде не только экономистом, уборщицей не возьмут. — Кира Юрьевна, а вы не ударили бы мужчину, который насильно пытался бы вас поцеловать, да еще и волю давал бы рукам? — Ударила, обязательно ударила, — равнодушно ответила Вурдалакова. — Но я — это я, а ты — это ты. Я имею право, а ты — нет! Запомни, ты никогда и ни при каких обстоятельствах не смеешь поднимать руку на своего начальника и акционера компании. У тебя нет не только такого права, у тебя нет права даже подумать об этом, ты — никто! Собирай свои вещи и иди к Урядову. Твой век в «Zimaletto» закончился. Поняла? — Конечно поняла, Кира Юрьевна. Я ухожу. — Помнишь, я тебе сказала: откажись от этого места, пожалеешь? Но ты почему-то решила, что ты умнее меня. Вот и пришел час расплаты. Поняла? — Поняла-поняла. Ухожу! А вы подготовьте Александра Юрьевича… Да и компанию тоже к долгому судебному процессу. — Какому процессу? — Я сейчас же иду в милицию, даю ход прошлому заявлению за избиение и оскорбление, и пишу новое — за сексуальные домогательства. — Ты с кем, овца, бодаться решила? С дубом? Ну, давай! Посмотрим, за кем будет последнее слово. — Посмотрим, — сказала я и пошла к Урядову. — Вот и вся история, — грустно закончила я. — Катька, можешь мне сделать одно одолжение? Ну, пожалуйста, — попросил Колька. — Конечно, если это в моих силах, то обязательно сделаю. — Не сообщай Кире, что Андрей нашелся. — Почему? Она же волнуется. — Вот и пусть волнуется, пусть хоть помрет от волнения и ревности, не тебе ее спасать. А я ей на мобильный еще парочку звонков готов организовать, за ее скотское отношение к людям. — Каких звонков? — с ужасом спросила я, глядя на злое, покрасневшее от гнева, лицо Зорькина. — Простых! Попрошу Дашу позвонить Кире и спросить у нее где Андрей, от имени его придуманной любовницы, типа нам с тобой нужно держаться вместе в этот тяжелый час, он же нас обеих любит, значит, мы почти родственницы. И попрошу еще, чтобы какая-нибудь Дашина подруга тоже позвонила Кире, но уже «успокоить», мол не волнуйся, твой жених у меня, нам очень хорошо, и мы пока не планируем вылезать из койки. — А Малиновкий где? — захохотала я. — На соседней койке с другой? Пропали-то оба. — Зачем на соседней койке? В соседней комнате. — Нет, Колька, не нужно никаких звонков. Я тебе запрещаю даже думать о мести. — Почему это? Аргументируй! — Кира и так места себе не находит. — А вот на это мне глубоко наплевать. Нашла же она место и время, чтобы тебя гнобить. — Ладно. Тогда хотя бы ради Андрея не делай этого, она же потом всю печень у него выгрызет. — Ради Андрея? Хорошо, не буду! Но только если ты не сообщишь ей, что он нашелся. В конце концов, это же я его нашел, мне и решать, кому сообщать, а кому и не стоит.***
В одиннадцать дня, как раз когда я собирала передачку ребятам, Колька позвонил уже из Лондона. — Катька! Ты — великая дуреха, просто огромнейшая, — после рассказов о первых впечатлениях о столице Великобритании, заявил мне муж. — Чего это я — дуреха? — Целоваться с языком очень классно. Очень-очень классно. — Нормальненько. Не успел муж улететь в командировку, как звонит жене и рассказывает ей о своих новых сексуальных приключениях. И кто же осчастливил тебя семи познаниями? — Дашка! Она потрясно целуется. Даже голова до сих пор кружится. — Даша? — Ну да, она, а что? — Ничего себе. Она что, знает, что брак у нас фиктивный? — Знает! За пару дней до свадьбы узнала. В общем, понимаешь… — Понимаю, поросенок ты, Коленька. Я тебе все рассказываю, а ты от меня все скрываешь. — Нечего было рассказывать, так что и обижаться тебе не на что. — А сегодня появилось, что рассказать? — А сегодня появилось, и я тебе первой сообщил…POV Андрей Жданов.
В двери палаты робко постучали. — Входите, Ниночка, — промурлыкал Ромка, той самой медсестре, которая и почудилась мне облаком в мое первое пробуждение. Вот интересно, Нина была худенькой и невысокой, зато пожилой, а мне она показалась круглым большим облаком, зато с очень молодым голосом. — Да входите же, что вы такая нерешительная вдруг стали? Двери открылись, и сердце сделало кульбит, хотя мой мозг еще и не осознал, кто посетил наш «райский уголок», прав был Маленький Принц: «Зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». — Катенька? — Ромка вскочил с постели, но тут же снова нырнул под одеяло, видно вспомнил, что за больничная «красота» натянута на его чресла. — Здравствуйте, Андрей Павлович, здравствуйте, Роман Дмитриевич, — сердце снова ухнуло, со мной она поздоровалась с первым, — ну, как вы тут? Как здоровье? — и чуть побледнев, добавила: — Как же вы нас всех перепугали. — Это все Палыч! — тут же сдал меня с потрохами Ромио. — Пожалел денег на нормальный виски, и вот результат. — Да бросьте вы, Роман Дмитриевич, вам же силой никто этот виски в рот не наливал, правда? И Андрей Павлович не виноват, что в магазине целая партия паленого виски оказалась. Катя испуганно посмотрела на меня, словно только что разболтала какую-то тайну. Она же не знала, что следователь нам уже назвал фамилию нашего спасителя. — Э! Катенька, — возбужденно забалагурил Малина, — я пошутил, всего лишь пошутил. Вы шутки понимаете? — Понимаю. — Вот и не нужно так серьезно относиться ко всему, что я говорю. — Здравствуйте, Катенька, — мои губы помимо воли начали растягиваться в улыбке. — Спасибо, что зашли навестить. — А почему в рабочее время? — тут же полез в бутылку Ромио. Странный он все-таки человек. Была бы Катя ему безразлична, он бы не то что на рабочее время внимания не обратил, он бы вообще был вежлив, корректен и радушен, а сейчас дергает за косичку, как влюбленный школьник, и ничего с собой сделать не может. — А лавку на кого оставили? На Киру? Или, может быть, уже СашЕньку вызвали нам на замену? Катюша хотела ему что-то ответить, да не смогла, слезы навернулись на ее глаза, она быстренько поставила пакет мне на тумбочку, развернулась и молча вышла за дверь. Малина растерялся, растерялся и я. Не мог я бежать за ней в том виде, в котором лежал под одеялом. — Доволен, да? Придурок! — крикнул я Ромке, завернулся в одеяло и тоже выскочил из палаты. Катя, понуря голову, быстро уходила по коридору, периодически поднося руку к лицу. «Плачет», — подумал я и бросился за ней. — Катенька, погодите. Слышите? — но она только ускорила шаг. И тогда я воспользовался запрещенным приемом. — Ой! Больно! Ой! — заорал я как резанный. Как я и думал, уже через секунду Катя была рядом. — Что? Где болит? Позвать врача? — и столько участия и заботы в голосе, что безумно захотелось ее поцеловать, но я себе этого не позволил. Просто вцепился в ее руку и слабым голосом простонал: — Не нужно врача. Помогите дойти до палаты. Пожалуйста. — Ох, вы и хитрюга, — мгновенно все поняла моя помощница. — Вы не оставили мне выбора, Катенька, — улыбнулся я. — Пойдемте в палату. Роман просто пошутил, не обижайтесь на его шутки, не нужно. — Я не на шутку обиделась, просто… Просто… — глаза у нее снова повлажнели. — Катя, — постарался я увести разговор в сторону, — мы с Романом так благодарны и вам, и вашему мужу, что вы даже не представляете — как. — За что? — искренне удивилась девушка. — Врач сказал, что если бы еще пару часов нам не оказали помощь, то все могло для нас закончиться плачевно вплоть до смертельного исхода. — А мы с Колей здесь при чем? — Вот только скромничать не надо, — раздался голос Ромки. Черт, а мы и не заметили, как в палату вошли. — Следователь сказал, что именно по просьбе Зорькина милиция занялась нашими поисками. — А, понятно. — Кать, вы простите меня за эту глупую шутку. — Вы здесь ни при чем. Просто у меня теперь все время свободно, и рабочее тоже. — Что? Что вы имеете в виду? — спросили мы с Ромкой одновременно. — Ничего особенного, — вздохнула Катюша. — Просто я теперь снова безработная…