POV Андрей Жданов.
— Мы вышли из лифта на административном этаже и первым, кого я увидел, был… Сашка. Я тут же пригнулся и сделал вид, что завязываю шнурок, а ты сказал мне, мол, догоняй, и пошел прямо к Воропаеву. Я видел, как вы пожали друг другу руки, потом засмеялись и похлопали друг друга по плечу. Пришел лифт, я зашел в него и уехал. — Я вспомнил, было такое, я привел тебя в «Zimaletto», чтобы показать, компанию, где ты стал акционером, а ты куда-то пропал на три дня. — Я и правда вспомнил, как недоумевал тогда, куда это и почему пропал Ромка. — Я сбежал! Мне необходимо было выяснить, что вас связывает. Что я до этого знал? Что у твоего отца крупная компания по производству и продаже модной одежды, что это акционерная компания и, что кроме твоего отца, есть еще один крупный акционер. Вот в общем-то и все. За те три дня, что я добывал информацию и пил, я разузнал даже больше, чем мне бы хотелось. Например то, что именно тебе в жены предназначена Кира, хотя… это я узнал еще до того, как начал копать, и что равноправными партнерами твой отец и Воропаев станут только после объявления о вашей помолвке, эти данные были очень хорошо спрятаны, но мне удалось откопать их. Я решил сразу же рассказать тебе, что за невеста тебе досталась, и тут понял, что мне придется подождать с откровениями. — Почему? — Потому что ты бы тут же отказался от помолвки, если бы узнал о невесте всю правду, ведь так? — Без сомнения. — Воооот! А этого нельзя было делать. — Да почему нельзя-то? — Да потому, что с акциями было что-то не чисто. Ну, каким образом у Павла Олеговича, еще несколько лет назад обладавшего девяносто девятью процентами акций, вдруг к январю двухтысячного остался всего тридцать один процент, ведь в свободную продажу акции не поступали? А вот после объявления о вашей с Кирой помолвке у Ждановых и Воропаевых стало бы равное количество акций, по сорок пять процентов. — И какой вывод ты сделал из того, что узнал? — спросил я, мне было ужасно интересно сравнить мои тогдашние размышления с Ромкиными раскладками. — Неутешительный. Когда я предложил Кире, что сам поговорю с ее отцом о нас, она очень испугалась и рассказала мне, что с конца девяностого и по начало девяносто седьмого, ее отец носил красный пиджак и килограммовую золотую цепь на пузе, а потом вдруг решил, что пришла пора становиться «уважаемым» человеком и легализовать деньги. — И что? — Андрей, ты помнишь, как тогда бандюки бизнесы у людей отжимали? — Ромка, ты думаешь, что Воропаев попросту отжал у папы почти семьдесят процентов «Zimaletto»? — Я в этом уверен! А после вашей помолвки должен был пригнать обратно четырнадцать процентов в качестве приданного. Я тебе больше скажу, Андрюха! Я уверен, что вы до сих пор не равноправные партнеры. Уверен, что контрольный пакет в руках Воропаевых. То ли я уже был слишком пьян, чтобы понять о чем Ромка пытается мне сказать, то ли он говорил уж слишком заплетающимся языком, не знаю. Знаю только, что тогда я так и не смог связать воедино проблемы с акциями и то, что Малина мне ничего не рассказал о Кире.***
Очнулся я от звонкого, заливистого женского смеха, голос явно принадлежал молодой девушке. Отсмеявшись, она сказала: — Ага! Сравнила что-то с пальцем. Твой безвредный, только Катеньку все время зовет, да губешками шлепает, вроде, как целует ее, а мой уже вроде готовился Богу душу отдать, мозги были в отключке, а все норовил меня то за коленку, а то и за грудь схватить. — Зафиксируйте, — послышался знакомый, но очень слабый голос справа, — я рефлекторно. Не понимая, ни где я, ни чьи это голоса, я резко сел и тут же со стоном упал обратно, казалось, в башке сработало взрывное устройство, кости черепушки разлетелись по сторонам и серое вещество жаркой лавой вырвалось на свободу. — Пить, — простонал я, больше не пытаясь понять что случилось. — Какое пить? — звонко сказала девушка. — Вы свое уже выпили, теперь осталось только молиться. Я приоткрыл один глаз и словно в тумане увидел белое облако. «Значит, умер», — подумал я и отключился. Все прояснилось только утром следующего дня, когда я пришел в себя от того, что меня за плечо тронула чья-то рука. Оказалось, что я не умер. Что мы с Ромкой в частной клинике, что оба чуть Богу душу не отдали, отравившись тем самым виски, который я купил в круглосуточном (за немалые деньги, между прочим, купил), что нас обнаружили вовремя, и что за плечо меня тронула рука следователя. Я быстренько рассказал, где купил виски, следак все записал, я подписался, и мы остались с Ромио в палате один на один. Не сразу, но я все же решил продолжить, прерванный алкогольным отравлением, разговор. — Ром, а почему ты думаешь, что контрольный пакет акций до сих пор у Воропаевых? — О! Я провел целое расследование, — скрипучим и слабым голосом ответил Малиновский. Пожалуй, это было даже хорошо, что мы едва не отправились на тот свет, говорить стало проще. Уровень откровения стал практически стопроцентным. А как могло быть иначе, если этого разговора могло уже и не состояться… — Тогда? — Да, тогда, в те три дня, но с тех пор ничего не изменилось. Ты знаешь, что шесть процентов акций, которые считаются акциями мелких вкладчиков, сосредоточены в одних руках? — Нет, не знал об этом. И в чьих? — В том-то все и дело, что держатель пожелал остаться неизвестным. — Ромка, так не бывает. Передача и продажа акций — это весьма бюрократический процесс. — Я знаю, что так не бывает. Но так есть, понятно? И я уверен, что они в руках Воропаевых. — И все-таки я не понимаю, почему ты промолчал о Кире. Пусть не тогда, пусть после помолвки, когда акции уже перешли к нам. Или… Или хотя бы после смерти дяди Юры… Почему ты молчал все это время? Из-за этих шести процентов? Не верю! Ромка, скажи правду. — А я и говорю правду, я не вру. — Я не сказал, что ты врешь, но то, что ты чего-то не договариваешь, это точно. Чего? — Андрей, ты правда любишь Катю? — вместо ответа спросил у меня Ромка. — Да, люблю. Впервые в жизни люблю. — И ради ее счастья ты сделаешь все, что угодно? — Да, — не задумываясь, сказал я. — Даже предашь друга? — Малина, ты о чем? О Колиных SMS-ках? — я сел на кровати и посмотрел Ромке прямо в глаза. — Я тебя не предаю. Ничем! Если Катя действительно любит меня, то это ее выбор. Отказываться от нее я не стану, даже ради тебя. И это не предательство. — А теперь представь, — горько сказал Ромка, — что эти SMS-ки получил бы я, а не ты, причем еще до того, как ты мне сказал, что любишь Катю? Что бы ты сделал? — Ушел бы в сторону. — И даже ни словом не обмолвился бы о своей любви, так? — Так. Только это не корректное сравнение. У нас с Катюшей ничего не было, она не предательница, она не корыстна, она… — Хватит, — перебил меня Малина, — я понял, что ты хочешь сказать. Хорошо, сравнение не корректно. Тогда давай представим, тебя на моем месте. Ты любишь Киру, до потери пульса любишь и то, что она стала стервой, не мешает тебе любить в ней свою девочку, ту, которую ты помнишь. И не хочешь помнить и любить, но все равно помнишь и любишь. Ромка до крови закусил губу, и я понял, что его до сих пор душат боль и слезы. Вряд ли он и сейчас любит Киру, возможно, он даже ее ненавидит, но то, что он и по сей день не отпустил свою солнечную девочку, это к Амуре не ходи. Я отвел от Ромки глаза, чтобы не смущать его тем, что увидел. — Кира просила тебя молчать? — Просила? — он горько усмехнулся. — Нет! Умоляла. И аргументы у нее были железные. — Когда ты с ней встретился? — В тот же день. Спустился в лифте вниз, дверцы разошлись в разные стороны, и мы встретились. Знаешь, она так испугалась, увидев меня, так смутилась и стушевалась, такой неподдельный ужас заполыхал в ее ледяных глазах, что на какое-то малюсенькое мгновенье мне показалось, что это она — прежняя. — Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашел? — еле слышно спросила она, и оглянулась по сторонам. Но тут же включила стерву. — Я думала, что у тебя хватит гордости не преследовать женщину, которая тебя бросила. Сказать, что я психанул, это ничего не сказать. Мне безумно захотелось поставить ее на место. А еще лучше заставить ее унижаться передо мной. — Ты не слишком ли много о себе возомнила, деточка? Вообще-то, я акционер «Zimaletto» и лучший друг Андрея Жданова. И сюда я пришел для того, чтобы осмотреть компанию, в корой мне предстоит работать после окончания ВУЗа. Мне и в голову не могла залететь мысль, что ты будешь меня преследовать и разыскивать. Тогда я еще не знал, что она твоя невеста, я ничего тогда еще не знал… — Что? — Кира побледнела. — Ты друг Андрея? — Да, лучший и единственный, а что, нельзя? Это только такие, как ваша семейка считают, что с такими, как я нельзя ни породниться, ни дружить. А люди, настоящие люди, а не нувориши… — Роман, — перебила она меня, — нам нужно поговорить. — О чем? По-моему, между нами все уже сказано, и говорить нам не о чем. Прошу тебя, не нужно меня больше преследовать, иначе все наши договоренности я отменю. — Я тебя не преследую, — Кира стала бледно-зеленой. Как будто я сам не знал этого, я же видел Сашку на этаже, просто куражился, как дурак. — Жданов — компаньон моего отца. Пришла моя очередь побледнеть. Значит, именно Андрею предназначена Кирюша. Другого сына у Павла Олеговича нет… — Хорошо, давай поговорим. Где? — Поехали на крышу, там нас никто не сможет увидеть. — Мы поднялись на крышу, но говорить Кира начала еще в лифте. — Скажи, Ромка, Андрей правда твой лучший друг? — Если не хочешь, чтобы я ушел, не смей меня называть Ромкой. — Хорошо, — кажется, она смахнула слезу. — Ответь мне, пожалуйста, на вопрос. — Да, Андрей Жданов — мой друг. Мой настоящий друг. Ромка надолго замолчал, все думал что-то и думал. — Тебе тяжело рассказывать? — почему-то шепотом спросил я. — Очень. Потому что-то то, что произошло потом… — он снова замолчал. — Вы переспали? — решил я помочь ему. — С ума сошел? Я бы в жизни не прикоснулся к твоей невесте, тем более к Кире. — Ром, если тяжело, не надо, не рассказывай никаких подробностей. Скажи только суть, этого будет довольно. Зачем жилы себе тянуть? — Короче, Кира встала передо мной на колени. — Что? Я вскочил с кровати и забегал по палате, как заводная игрушка. Представить себе Кирюшу на коленях… Нет, это было выше моих сил. — Меня это тоже добило, — хрипло сказал Ромка. — Она сказала, что брак между вами дело решенное, что если ты от него откажешься, то и тебе и твоим родителям грозит чуть ли не потеря компании. Что если я тебе все расскажу, то у тебя будет только два пути: убить родителей, или все же жениться на ней и всю жизнь жить в аду, зная что твоя жена была любовницей твоего друга. Что наша дружба на этом, естественно, закончится. И еще… Еще она сказала, что если я проговорюсь, то все ее жертвы будут напрасными, и она будет самым несчастным человеком в мире. — К-какие жертвы? — я начал заикаться. — Не знаю, она мне не сказала, — мы помолчали. — Скажи, Андрей, что бы ты на моем месте сделал? Открыл бы рот?..