POV Николай Зорькин.
Весь вечер Катька ходила по дому кислая, глаза у нее постоянно были на мокром месте, иногда, когда она думала, что я этого не вижу, она подолгу смотрела на меня и вздыхала. Правда приготовить вкусный ужин при этом не позабыла, и все кормила и кормила меня, словно про запас. В конце концов я не выдержал. — Пушкарева, а ты не заигралась в мужа и жену? — Коль, ты о чем? Я не понимаю. — На себя посмотри. Тоже мне, жена мужа на войну провожающая. Так и вижу, как ты по утряне заберешься на крышу дома и раздастся плач Ярославны:Возлелей же князя, господине, Сохрани на дальней стороне, Чтоб забыла слезы я отныне, Чтобы жив вернулся он ко мне!
— Ого! Ты помнишь «Слово о полку Игореве»? — Да какое там «помнишь», нет, конечно, но мне пришлось вспомнить. Просто ты как-то рановато начала меня оплакивать, мне лететь только послезавтра. И ты, Катька, мне не жена, чтобы выть по мне. — Дурак ты, Зорькин, ты мне больше, чем муж, ты… Ты… — губы ее мелко задрожали, нос скривился, а из глаз ручьями побежали слезы. — Как ты там один будешь, в чужой стране? А я как одна останусь? Как? Я же совсем-совсем одна, даже мама с папой знать меня не хотят. — Нет, Катюха, ты все же знатная дурища! Остаешься хозяйкой такой квартирищи, живи и радуйся! Умница, красавица, модница, второй человек в «Zimaletto», впереди деловые обеды-ужины, рауты-презентации, знакомься и флиртуй, было бы желание. Да ты хоть знаешь, что достаточно тебе только пальцами щелкнуть, и таких, как я, у тебя появится целый рой. — Таких, как ты, больше нет. Ты один такой, понимаешь? Ты мне как брат-близнец. Так что… — она снова заплакала, — я остаюсь одна. — Как это одна? Как это одна? А ребенок? — К-какой ребенок? — Ты что, ты уже раздумала рожать? — Нет, что ты! Ребенка я очень-очень хочу. — Вот и займись этим вопросом вплотную после моего отъезда. Только не откладывай в долгий ящик, а то дядя Валера быстренько сроки подсчитает. Хотя… Можно будет сказать, что ты ко мне прилетала. Или, как забеременеешь, я сам прилечу на выходные. Я все болтал и болтал, прекрасно понимая, что Катькиного ребенка у меня не будет. Кто-кто, а я-то уж точно знал, что если уж Катюха полюбила Андрея, то с другим в постель не ляжет, а если залетит от Жданова, то ни за что не смолчит, не лишит его права знать о ребенке. Да и он, раз уж он любит Катьку, не откажется от ее малыша. Я за ним наблюдал, настоящий мужик, стоящий! Все я прекрасно понимал, но мне было важно, чтобы Катюха сама мне об этом сказала, тогда и мне было бы, что ей ответить. У нее же тараканов в голове столько, что можно целую тараканью ферму открывать. Она же теперь чувствует себя обязанной сделать меня отцом. И я ее должен переубедить, иначе она не пойдет ни на какие истории с географией. — Колька, я очень хочу ребенка… Только… — Что только? Только от Андрея, да? — Да, — Катька решилась поднять голову и посмотреть мне в глаза, — только от Андрея. — Но ты ни за что не пойдешь на то, чтобы забеременеть от него, так? — Да так. — Кать, я не знаю, как у вас там все будет или не будет с Андреем… — Конечно не будет, ничего не будет, — перебила меня Катюха. — Ты что? У него есть невеста. От их брака зависит будущее «Zimaletto». Я никогда не пойду на то, чтобы портить ему жизнь, да и на то, чтобы ты… — Помолчи, пожалуйста, — встрял я. — Дай мне договорить. Так вот, я не знаю, как у вас там все будет или не будет с Андреем, но я точно знаю одно, кроме тебя в этот мире есть еще тысячи женщин. — Ты о чем? — Просил же не перебивать. Кать, ты прости, но я тоже хочу ребенка от любимой женщины. Я надеюсь, что встречу ту, которую полюблю, которая полюбит меня, и которая сможет родить или путем ЭКО, или от донора, но для меня это будет ее ребенок, ребенок любимой женщины. Я никогда не сказал бы тебе этого раньше. Но сейчас… Катька, пойми, все изменилось, исходные данные поменялись, я больше не нужен тебе для того, чтобы ты не была матерью-одиночкой и чтобы дядя Валера тебя не сожрал. Ты сможешь выйти замуж по-настоящему, и родить настоящему отцу его ребенка. И я хочу того же понимаешь? Эк я загнул? Ну, чисто Марк Туллий Цицерон, фиг теперь Катюху удержит чувство долга. Оставалось придумать, как самого Жданова подтолкнуть к Пушкарице, не будут они счастливы друг без друга. Эта дуреха все время печальная и все время вздыхает, и он… Я видел его глаза на нашей свадьбе, он любит ее по-настоящему.POV Андрей Жданов.
Ромка давно уже спал, крепко обняв огромного плюшевого поросенка, Кирин подарок. Даже не помню, что невеста тогда посчитала свинством, и почему подарила мне эту игрушку. Но поросенок, отчего-то не розовый, а черный, прижился в доме, валяясь в салоне на диване, иногда я использовал его, как подушку, а иногда, как сейчас, например, он и для обнимашек годился. Итак, Ромка спал, пьяно постанывая и периодически шмыгая носом, а я задыхался, мне было необходимо проветриться, еще раз, а может и два, и три прокрутить в голове Ромкин пьяный бред, чтобы хотя бы попытаться разобраться в нем. Я достал из холодильника бутылку минералки, прихватил ее с собой и вышел на улицу. Буквально в пятидесяти метрах от дома был сквер, вот туда-то я и направился. Уселся на скамейку, свинтил с бутылки крышечку и в один присест выпил всю воду. Наверное зря я это сделал, ноги сразу стали как ватные, я почувствовал, что меня тут же начало развозить. Зато в голове прояснилось и словно на экране в кино очень четко стали прокручиваться события сегодняшнего вечера. — Катя тебе не переходящее красное знамя! Никому не позволю мешать ей жить! И тебе не позволю тоже, — с этими словами я подлетел к Ромке и со всей дури нанес ему пару коротких, но довольно увесистых ударов в живот, он еще успел ответить мне хуком справа, и начал оседать на пол. — Жданов, ты дебил? У меня же печень насквозь пропитая. — скривившись от боли, попытался пошутить Малиновский. — Вставай, — все еще на адреналине, заорал я, — будь мужиком, вставай. Я никому не позволю обижать Катю. Никому. Вставай и дерись. — Не могу, но ты бей, не стесняйся, я не обижусь, — как-то уж совсем пьяно и обреченно сказал Ромка. — Вставай! Ну! Малиновский сделал несколько попыток приподняться, но снова падал, то ли ему действительно было очень больно, то ли выпитое напрочь лишило его координации действий. В конце концов он махнул рукой и слабо улыбнулся. — Добивай здесь. Только лицо не трогай, на нем и так синяки, а я хочу лежать в гробу красивым. Вот что за урод! Всегда найдет такие слова, что начинаешь себя дерьмом чувствовать. — Ты на жалость, Ромио, не дави, не надо, — сказал я, помогая ему подняться и усаживая на диван. И тут он так на меня посмотрел, что у меня мороз по коже пошел. Взгляд был такой затравленный, и при этом столько ненависти в нем было, что я растерялся. — Я? На жалость? Три раза ха! Принеси виски, — я помотал головой, — пожалуйста. — Ты и так на ногах не держишься, куда тебе еще виски? — В себя. Андрей, принеси, — и столько мольбы было в голосе, что я не выдержал, принес выпивку. Ромка налил себе полный стакан, выпил не закусывая, закрыл глаза и о чем-то задумался. — Ром, ты извини, что я сорвался. Не стоило мне затевать драку. Но ты пойми, я люблю Катюшу, очень люблю, и отказаться от нее мне было непросто, почти невозможно, а я сумел, ради нее сумел. Так неужели ты думаешь, что я хоть кому-то позволю сделать ее несчастной? — Я тоже ее люблю! — заорал Ромка. — Так почему ты думаешь, что я сплю и вижу, как бы сделать Катю несчастной? Откуда ты знаешь, в чем ее счастье? Ты так уверен, что она счастлива с этим пацаненком? А я не уверен, я видел их вместе, там есть все, что угодно, но не любовь! Ни Катюша не любит мужа, ни он ее! Так может, как раз со мной она и будет счастлива? А? Я только открыл рот, чтобы ответить Роману, как мобильный просигналил мне о получении сообщения. Номер был мне не знаком, и я решил, что это какой-то спам, но упрямый абонент отправил мне еще одну SMSку, а затем и еще одну. Писк раздражал. — Да прочти ты уже, или отключи аппарат, мешает, — Малина протянул мне мобильный. — Ну его к бесу, отключай. — А вдруг что-то важное? — Так прочти сам, — я пошел в туалет, а когда вернулся… Ромка сидел на диване, поджав под себя ноги, покачиваясь взад-вперед, баюкая мой мобильный в руках и протяжно воя. Разобрать его причитаний я не смог, удалось разобрать лишь какие-то отдельные слова: — «Почему… Господи… За что… Снова Жданов… Господи…». Это было так нелепо и так страшно, что я не посмел его даже тормошить. — Что, Ромка? Что случилось? Ты меня слышишь? — без конца спрашивал я, но он явно был не в себе, все раскачивался и выл. Тогда я аккуратно вынул из его рук мобильный, взглянул на экран и… Честно говоря, я даже не знаю, что я почувствовал, когда прочел все три SMSки. Ужас от того, что Малина их тоже прочел, удивление от того, что их послал Зорькин или, может быть безграничное счастье от того, что там было написано: 1. «Добрый вечер, простите, что беспокою». 2. «Андрей Павлович, Катя не знает и не должна узнать о том, что я вам хочу написать». 3. «Катя Вас любит. Вас и только Вас. Послезавтра я улетаю. Действуйте. С уважением, Н. Зорькин». Одно ясно, я был почти в таком же шоке, как Ромка, только не выл и не раскачивался, он с успехом это делал за нас обоих. — Ромка, — я тронул его за плечо. — Не прикасайся, — сказал он четко и внятно. И снова забормотал что-то невразумительное, где на разные лады повторял — Господи. Потом спустил ноги с дивана, налил себе остатки виски в бокал, выпил и начал сбивчиво рассказывать историю, которая перевернула жизнь хорошего, доброго, умного парня Романа Малиновского. Он рассказывал о себе в третьем лице, как о ком-то постороннем и чужом, никаких имен он не называл, никого не упоминал конкретно, но несколько эпизодов очень меня зацепили, показались чем-то знакомым и нереальным одновременно. И еще меня поразило, что вся его история случилась, когда мы уже дружили, но я, почему-то ничего об этом не знал. Он никогда и ни одним словом не упоминал, что пережил трагедию. Вот обо всем этом мне и предстояло подумать, пока Ромка, выпотрошенный виски, чтением SMSсок и своим сбивчивым рассказом, спал, крепко обнимая черного плюшевого поросенка…