POV Андрей Жданов.
С Милко что-то было не так. Бледный, с трясущимися губами, он судорожно прижимал графин к левой стороне груди и беспрерывно шевелил губами, возможно молился, возможно посылал проклятия своему обидчику, но то, что мысли его витали очень далеко от конференц-зала, это и к доктору не ходи, и так видно. — Ну что, господа, мы можем работать? Или сделаем перерыв? — спросил я. — ПерЕрыв. Мне нужнО десЯть мИнут, — Милко вскочил, не выпуская графина из рук, и подбежал к двери, приоткрыл ее, выглянул в холл и беспомощно оглянулся на нас. — Андрей, мне тоже нужен перерыв. — Ромка первым понял, что случилось. — Милко, можешь помочь скрыть следы на лице? Не хочется фонарем освящать коридоры «Zimaletto», да и расспросы мне ни к чему. — ПомОжу, — радостно закивал головой модельер. Такого Ромку я уважаю, и дружбой с таким Ромкой я очень дорожу. Ведь он сразу понял, что у Милко поджилки трясутся от страха, что он может встретиться с Воропаевым один на один, вот и вызвался его проводить, причем тактично и аккуратно, никому не демонстрируя, трусость Вуканыча. Ну, не геройского нрава наш гений, что поделаешь? Поподкалывать, похохмить, поязвить — это запросто, особенно тех, от кого отдача не прилетит, а драться, нет! Он даже когда драка на экране, и то закрывает глаза и дрожит от неприятия насилия. Тем более ценно, что он, не раздумывая, запустил Сашке в голову банкой. — Андрей Павлович, давайте сделаем перерыв на час. Пожалуйста. — неожиданно попросила Катя. — Мне нужно с вами поговорить. — Конечно-конечно. Все свободны, встречаемся здесь же в одиннадцать тридцать, — я дождался пока за Урядовым и Ветровым закрылись двери и только затем спросил: — Что случилось, Катюша? — Андрей Павлович, что-то мне очень не нравится вся эта ситуация. — А поконкретней? — Мне кажется, что мы должны действовать первыми. — Бей первым, Фредди, — схохмил я. — Что? — Была когда-то такая комедия-кинопародия на фильмы о Джеймсе Бонде. Я недавно пересматривал. Смешная. Кого бить-то будем, Катенька? — Я не сказала, что мы будем кого-то бить, я сказала, что… — Я слышал все, что вы сказали, Катюша, но это не значит, что я понял, о чем вы. Ей Богу, мне было ужасно трудно даже находиться с ней в одном помещении, не то что сосредоточиться. А уж когда она говорила, и ее язычок периодически облизывал ее губы, я вообще переставал соображать, все мои мысли занимало единственно возможное видение — этот язычок облизывает мои губы… — «Все, Жданов, спокойно, не заводись. У тебя впереди целый рабочий день», — строго сказал я себе, но глаза от Катюши отвел… На всякий случай! — Во-первых, нужно срочно послать Павлу Олеговичу аналитическую справку по его бизнес-проекту. — Почему срочно? — Потому что нас могут опередить. Например, позвонить в Лондон и рассказать о драке, да еще и приврать, сказать, что это вы устроили мордобой, что ситуация в «Zimaletto» невыносимая. Да еще и завизированную копию заявления в милицию вместе со справкой о побоях отправить. И тогда Павел Олегович может назначить Совет директоров уже на следующей неделе. А нам это совершенно не нужно. — Вы правы, Катенька, если мы хотим провернуть финт ушами, нам для этого нужно время. Совет должен состояться, когда обратного хода уже невозможно будет сделать. Только я не понимаю, как аналитическая справка может повлиять на решение папы. Ну хорошо, он убедится, что его, а стало быть, и Сашкин, план ведет к краху. Мы же, как я понимаю, пока не можем выслать ему свой бизнес план. Для начала нам нужно, чтобы его поддержали на малом Совете. И потом… Одно дело план, и совершенно другое — драка президента с акционером. — Андрей Павлович, давайте мы вот что сделаем. Вы сейчас отправите факс со справкой, — у меня брови поползли вверх, мол, когда это мы поменялись должностями, но следующая фраза Катеньки расставила все по своим местам. — А я побегу в травмпункт, сниму побои. Я хочу, чтобы к заседанию Александр Юрьевич четко понимал, что если он только начнет подличать, то и на него управа найдется. — Знаете, Катюша, а это мысль. Только мы вот что сделаем. Вы сейчас отправите факс, я разыщу Романа, а потом мы вместе съездим и в травмпункт, и в милицию. Если учесть, что и там, и там у Ромки работают хорошие знакомые, то времени у нас это займет немного. — Тем более что и Роман Дмитриевич должен снять побои. Вон у него и синяк под глазом, и губа кровоточит. — Правильно, идите, отправляйте факс.POV Катя Пушкарева.
Ромка все время меня подкалывает, только теперь меня это почему-то не злит. Колька же тоже все время подшучивает надо мной, и это меня нисколечко не обижает. Ни в коем случае не хочу сравнивать Малиновского с Николаем, просто мне удалось увидеть, что Роман тоже беззлобно пытается меня покусывать. Может, прав Зорькин, и этот великовозрастный ребенок действительно влюбился в меня? Удивительно, еще совсем-совсем недавно я собиралась замуж, чтобы родить от первого встречного, понимая, что ни один мужчина никогда не взглянет в мою сторону, а сегодня в меня влюблены два самых завидных жениха Москвы. Фантастика! «Для полной коллекции Воропаева не хватает в числе воздыхателей», — со смехом подумала я, когда мы уже возвращались в «Zimaletto». Зря подумала, мысли иногда бывают материальны. Машина остановилась на красный свет светофора, и я увидела, как цыганка, переходящая улицу по пешеходной дорожке, весело подмигнула мне и показала большой палец. Та самая, старая знакомая! Опять глюки. Вообще-то поездка была очень веселой. Не очень честной, зато очень результативной… В травмпункте Роман, пошептавшись с веселой и задорной медсестричкой Клавочкой куда-то исчез вслед за ней, а буквально через двадцать минут вернулся и скомандовал: — Все, уходим, — говорить ему было непросто, видно разбитая губа все же побаливала. — Роман Дмитриевич, а как же я? Меня же еще даже не осмотрели! — недоуменно спросила я. — Поговорим в машине, — сделав лицо, заговорщика, тихонько прошептал он мне почти в самое ухо. — Рассказывай! — едва заведя мотор, попросил Андрей. — А что рассказывать? — Роман протянул мне две бумажки. — Читайте, Катюша, вслух. С выражением читайте. — Я только открыла рот, как он рассмеялся. — Когда я говорю с выражением, это не значит, что мне приспичило послушать, как вы материтесь. Так что с выражением, но без выражений! Ясно? — Так точно, ясно, — рассмеялась и я, но взглянув на то, что было написано в первой справке, почти онемела от удивления. — Роман Дмитриевич, что это? — Читайте, Катенька, — попросил Андрей, и я начала читать: — Справка. Дана в том, что гр. Пушкарева Екатерина Валерьевна была освидетельствована врачом-травматологом Камбиевым В. П. в присутствии медсестры Собиновой К. Л. двадцать девятого августа две тысячи пятого года в травмпу… — Кать, ну не так подробно, — заскучал Андрей Павлович, — переходите к сути. — Ладно. Диагноз: гематосинус справа, гематотимпанум справа, хемоз справа, параорбитальные гематомы. Ушиб мягких тканей и трещина угла нижней челюсти справа.* Роман Дмитриевич, это все у меня? — У вас, Катенька, у вас, у меня все намного серьезнее. Возможно даже операцию делать придется, — захохотал Роман так, что даже слезы из глаз потекли. — Скажите, пожалуйста, а хоть какой-нибудь, пусть малюсенький шанс выжить у нас имеется? — спросила я, тоже не в силах сдержаться от хохота. — Я Клавочке сказал, что нам где-то года на три с конфискацией нужно диагнозов написать, вот доктор и расстарался. — И сколько? — Андрей полез в карман, и я поняла, что не только хорошие отношения с медсестрой, но и вполне ощутимые деньги помогли Роману состряпать для нас липу. В милиции все было еще быстрее и проще. Там работал общий друг Жданова и Малиновского, поэтому уже через полчаса мы обзавелись справкой о принятии к рассмотрению дел об избиении, и тут же поехали в «Zimaletto». Нет, конечно же мы не собирались давать заявлению ход, а хотели всего лишь припугнуть Воропаева, или, если Сашка вздумает кляузничать Павлу Олеговичу и сочинять небылицы, то переслать в Лондон.Из дневника Романа Малиновского.
Катька — прелесть. С ней так легко, весело и празднично, как было только с моей девочкой. Она вообще чем-то (не внешне, нет) похожа на ту, солнечную, вот только умнее, намного умнее. И стержень у Кати есть, железный внутренний стержень. Такую не сломать ни отцу, ни брату, ни вообще всему миру. Хотя… Может я и неправ. Катюхе-то уже двадцать четыре года, а солнечной девочке тогда и двадцати не было. Все. Все! Хватит! Забыли! Не было никакой солнечной девочки, не было и не надо. И ребенка не было. За-бы-ли! Я, слава Богу, живой, я сумел полюбить, а это главное. Пусть даже с Катей ничего не получится, это неважно. Важно, что Я! Сумел! Полюбить! Точка. Отныне я пишу здесь только о Катюше. Ну, возможно, еще и о событиях прошедшего дня. Итак… Мы приехали в «Zimaletto» с опозданием на полтора часа. Кира по обыкновению насиловала мобильный, раз десять позвонив Палычу, вот зануда, он же ей сразу сказал, что нас дернули в банк, что это важно, и что малый совет переносится на час дня, еще и попросил, чтобы она задержала Сашку. Но эта пиранья пока все косточки не обглодает, не успокоится. Андрей сразу пошел в кабинет Киры, не забыв прихватить все справки, а я решил воспользоваться моментом и поговорить с Катериной. — Катенька, вы что сейчас делать собираетесь? Отдыхать? Можно, я вам составлю компанию? — Какое отдыхать? Я пойду к Милко. — Зачем? — Как вы думаете, он поймет секретную часть нашей задумки, если ему заранее не рассказать всего? — А как же вы собирались проводить совещание утром? Милко же тоже ничего не знал, правда? — Правда. Но тогда пришлось бы выкручиваться. А сейчас появилась возможность сделать его идейным союзником. Так почему не воспользоваться этой возможностью? — А я думаю, что вы просто боитесь остаться со мной наедине, вот и придумываете причину, чтобы сбежать. — Роман Дмитриевич, давайте я вам один раз кое-что скажу и мы закроем на этом тему. — Ну, давайте, — самонадеянно ухмыльнулся я. — Я никого и ничего не боюсь. Тому, кто был такой дурнушкой, как я, не может быть страшно. Потому что насмешки и издевательства я научилась игнорировать еще в далеком детстве. И от побоев я научилась защищаться тогда же. Пусть вас не вводит в заблуждение мой тихий голос и моя… Даже не знаю, как ее назвать… Наивность? Доброта? Вера людям? Пожалуй все вместе. Но только до тех пор, пока меня не начинают обижать. Мозги у меня работают, как надо, обид я, как правило, не прощаю, иначе бы не выжила, понимаете? «Боже! сколько же пришлось пережить этой маленькой, трогательной и вроде бы такой беззащитной девочке, если она научилась давать сдачи?» — подумал я. Теперь я понял, что не могла она иначе поступить, не могла проглотить обиду, которую я нанес и ей, и ее мужу, да еще публично. Перед глазами возник Николай, наклоняющий тележку с булавками в наволочке, ясно, как стоп-кадр в кино сама тележка и ее номерной знак 02041977. Твою мать! Так вот кому сдал квартиру Жданов…