POV Николай Зорькин.
Есть хотелось ужасно. У меня всегда так, особенно если понервничаю, а этого добра у меня сегодня за день было предостаточно. Вот уж не думал, что даже на фиктивный брак нужно будет потратить столько нервов. — Кать, — я постучал в двери «супруги», — хорош реветь, выходи, разговор есть. — Ответом мне было гробовое молчание. — Катька, ты мне жена или где? Я есть хочу, кишки свело, а дома шаром покати. Нафига я женился? Голодать можно было и у маменьки. Как я и думал, на это Катюха не среагировать не могла, высунулась из своей комнаты. Так и есть — ревела! Глаза красные, печальные, нос припух, и она им все время шмыгает. — Я в магазин не пойду. На улице темно, да и видок у меня еще тот. — Я сам пойду! Только ты список напиши, что купить, а то я все наши денежные ресурсы израсходую на всякую ерунду типа плюшек. Ты же знаешь, что я… — договорить я не успел. — Горе ты мое луковое, — Катька жалобно посмотрела на меня и сморщилась, снова собралась реветь. — Как ты в Лондоне один будешь? — Нормально буду! — чуть резче, чем это было необходимо, чтобы задавить рев в зародыше, ответил я. — Компания селит меня в пансионе, там завтрак и ужин бесплатные, а на обед буду ходить в какой-нибудь общепит. Давай, пиши список, а то я до Лондона могу и не дожить, помру с голодухи. — Не надо было скандал устраивать, ели бы сейчас мамины пироги, да плюшки и запивали бы папиной наливочкой, — тут Катюха вообще раскисла, слезы закапали из глаз, как из открытого краника. — Надо было! — убежденно сказал я. — Хвост собаке всегда лучше купировать вовремя и в один присест. А дядя Валера обнаглел вконец! — Пора было купировать? — сквозь слезы улыбнулась Катюха. — Вот именно, хвосты обрубаем! — Ладно, муженек, держи список и ступай в магазин. — Ты что? — я прочел несколько верхних строчек. — По миру нас хочешь пустить? Икра, шампанское, ананас… — Экономить начнем завтра, Коленька. А сегодня как-никак день нашего бракосочетания, можем мы с тобой это отметить, или нет? Нам триста долларов свидетель с барского плеча кинул, вот давай их и прокутим, давай хоть один вечер поужинаем красиво. Помнишь, у Северянина:Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо́ и остро́! Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском! Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
— Я к его поганым деньгам вообще прикасаться брезгую. — А ты не прикасайся, — захохотала Катька, — ты их выброси в свой желудок, пусть дерьмом уходят из твоей жизни! — Ааааа! Ты в этом смысле? Ну, что же, идея хорошая. Только я кое-что другое придумал, и Роман еще за это ответит. Давай, сервируй стол, я побежал.POV Катя Пушкарева.
Что бы я делала без Кольки, ума не приложу! Он наблюдательный, он умный, он сразу умеет увидеть корень проблемы. Я все никак не могла понять, зачем Малиновскому непременно нужно испортить мою свадьбу? Неужели только потому, что я однажды не позволила ему себя унизить, он решил мне отомстить? Это было бы ужасно, ведь нам с ним работать в одной команде. А какая может быть команда, если он такой мелочный и злопамятный идиот? Да еще и нахальный, и бесцеремонный! Я же ясно сказала, что на банкете он персона нон грата, но он этого словно и не расслышал… — Дашенька, вы едете вместе с нами, — подхватил девушку под руку Роман. — Андрей за рулем, а мы на заднем сидении, мы с вами свидетели, нам положено вместе. Андрей лишь руками развел, да взглядом попросил у меня прощения. И что было делать? Не устраивать же скандал. Пришлось смириться с присутствием и Андрея, и Романа Дмитриевича. Зато они свое получили по полной программе! И от меня, и от Кольки и от… Дашеньки. Вот только Андрюшу жалко, попал под раздачу ни за что… Вначале, Малиновский огреб, когда мы еще и за стол не сели. Он стал шепотом, но довольно громко говорить Андрею, что мол, если бы их предупредили заранее, то они бы организовали свадьбу в шикарном зале, а не дома, что второй человек в «Zimaletto» это заслуживает, не смотря на то, что жених не фонтан, и всякую прочую чушь в том же духе. Тут его Даша и срезала: — Завидуйте молча, господа! Понимаю, такая конфетка, и мимо рта. Обидно, конечно. Но зачем ее демонстрировать, обиду-то? Мне, может, тоже обидно, что Коленька достался не мне, но я же молчу, — сказала она с таким сарказмом, что и Жданов, и Малиновский покраснели до корней волос. — Коль, о чем это она? — спросила я Зорькина, когда мы зашли в мою комнату, чтобы переодеться. — Эй! Не подглядывай! — Сама не подглядывай. Кто, Даша? — Ну, да. — Нравлюсь я ей. — А она тебе? — Не знаю. Вроде бы ничего, но не больше. — А ты приглядись, девочка правильная. — О, Господи! Слышал бы нас кто-нибудь сейчас, умер бы от смеха. Жена мужу советует приглядеться к другой, — он рассмеялся. — А ты поняла, почему Роман выступает не по делу? — Конечно! Помнишь, я тебе рассказывала, как отбрила его? — Помню. — Ну вот… Застегни крючок, я не достаю… Он мстит мне, не любит проигрывать. — Дуреха ты, Катька, тебе еще в детский сад, в ясельную группу ходить надо, а ты замуж поперлась. — Ты это о чем? — не поняла я. — О Малиновском! Не мстит он тебе, он влюблен. — Кто, Малиновский? В кого? — Да в тебя и влюблен. — Чего? — Того! — Колька усмехнулся. — Не мстит он тебе, а ревнует. Поняла? Этого только мне не хватало! Уж лучше бы мстил, проще было бы со всем разобраться, помириться и дальше спокойно работать вместе. Но Колька оказался прав, я сама в этом убедилась, когда Роман умудрился произнести тост так двусмысленно и витиевато, что вроде бы и панегирик мне прочел, и счастья пожелал, а в то же время попытался унизить Кольку и на самом деле пожелал скорейшего развода. Вот черт, хотелось бы вспомнить дословно, и не получается. Как же он там сказал? А, вспомнила: — Я предлагаю выпить за Николая и его удачу! Он вытащил выигрышный лотерейный билет, который должен был достаться лучшему из лучших, ибо Катенька достойна только самого наилучшего. Наша умница и красавица обязательно будет счастливой, ведь жизнь — это не лотерея. В жизни побеждают сильнейшие. И мне сейчас горько, мне очень горько… Вот как завернул, вроде бы «горько» прокричал, а вроде бы констатировал, что Колька меня не достоин! Все, слава Богу, услышали то, что хотели услышать и подхватили: «Горько, горько». — Спасибо, Роман Дмитриевич, — широко улыбаясь, ответил Колька после «поцелуйного» ритуала. — Я горд и счастлив, что из всех мужчин, влюбленных в нее, — тут он сделал паузу и пристально посмотрел в глаза Роману, — Катя выбрала именно меня… — Самого лучшего, — подхватила я, — самого умного, самого доброго и порядочного. Андрей низко опустил голову, но я видела, как он силой усадил Романа на место и не дал ему ничего ответить. А потом молчал целый вечер, и только перед уходом сказал: — Я желаю вам счастья, Катенька. Скандал разразился, как только за последним гостем закрылась дверь… Вначале мы с Колькой, помогая маме убирать со стола, обнаружили под его тарелкой триста долларов, и записку: «Жене на булавки». Зорькин побледнел. — В понедельник же вернешь ему деньги, поняла? — зашипел он мне на ухо, но не очень тихо. — Ты чего раскомандовался? — возмутилась я. — Мужем себя почувствовал? — Ты что? Ты возьмешь эти деньги? Кать, ты не понимаешь, что это для меня унизительно? — Поговорим дома, — прямо как настоящая жена, строго ответила я, заметив, что папа слишком пристально смотрит на нас. Увы, отец уже закусил удила. И дело было вовсе не в этих злосчастных деньгах, просто папе нужен был повод начать меня поучать. А впрочем, и повод ему не очень-то нужен был… — Присядь, дочка, нужно поговорить. — я присела. — А скажи-ка мне, Катенька, это что такое было? Разве я свою дочку такому учил? — Дядя Валера, давайте оставим все разговоры на завтра, — тут же вмешался Колька, правда очень вежливо. — Как-никак мы молодожены, сейчас поможем убрать и поедем домой. — А ты не лезь, когда отец с дочерью разговаривают, — папа уже был хорошо подшофе, и завелся с пол-оборота. — Папуля, — примирительно сказала я, — Николай прав, давай поговорим завтра. — Нет! Ты мне сейчас ответь! Разве я тебя учил целоваться с чужими мужчинами? — я попыталась ответить, но он не дал мне вставить ни слова. — И это твой начальник? — Нет, это начальник отдела маркетинга. — Хоть президент! Разве порядочная девушка такое бы допустила? Ты куда работать пошла? В какое гнездо разврата? Чтоб завтра же уволилась из этого притона. — Папа, это никакое не гнездо разврата, и я не уволюсь. — Не смей мне перечить! Я тебя воспитывал порядочной, культурной, скромной девочкой, а что выросло? А выросла шалава! — Все! Не смейте оскорблять мою Катюху, дядя Валера! — резко и громко прервал отца Колька. — Посмотрите сюда, — он показал свой раскрытый паспорт. — Видите, что здесь написано? Катя — моя законная жена, и ваша власть над ней закончилась еще в двенадцать тридцать дня. А может, мне нравится, что она целуется с другим? Тогда как? — А может, ты ее еще и зарабатывать этим самым пошлешь? — взревел папа. — Может, и пошлю, — задиристо, как молодой петушок, наскакивал Колька на отца. — Это моя жена! — А моя дочка! Я имею право ее воспитывать. — Папа, пожалуйста, перестань, — ужасно хотелось плакать, но злилась я почему-то не на отца, а на Романа. — Сколько можно меня воспитывать? Роман Дмитриевич пошутил, я-то в чем виновата? — Пошутил он, я ему быстро шутилку оторву. А Колька тоже пошутил? Это же надо, дочку против родного отца настраивает. Откормили змеюку, пригрели на своей груди. А все ты, мать… Коленька… Коленька… А вот пирожок, а вот плюшка. А он нам за наше добро в лицо плюнул. Катю с пути сбивает, бумажками мне в лицо тычет. Все, завтра же разводиться пойдем. Хорошо хоть дело не дошло до… — Кто вам сказал, что не дошло? — неожиданно выпалил Колька. — Дошло. Мы квартиру снимали, вот кровать и опробовали. Катька беременна, дядя Валера. Мама схватилась за сердце, а папа просто онемел. Я правда тоже не сразу пришла в себя, но ничего, справилась. — В общем так, у вас своя жизнь, у нас своя, — припечатал мой благоверный. — Помощи мы от вас не просим, но и мешать нам я вам не позволю. — Вот теперь я понял для чего вы квартиру сняли, чтобы развратничать там, да? — А если и так, то что? — А то! Пошел вон, и чтоб я тебя здесь больше не видел. — Папа, Коля — мой муж, выгоняешь его, выгоняй и меня. Если ему нельзя будет прийти, не приду и я. Отец выгнал нас обоих...