POV Андрей Жданов.
Как говорится, если не можешь подавить бунт — возглавь его. Поэтому, когда я понял, что ни мои слова, ни мои просьбы, ни даже мои приказы не помогут выбросить из Ромкиной головы идею о посещении свадьбы, я сообщил ему, что иду вместе с ним. Возглавив таким образом бунт, я оказался в эпицентре вулкана. Весь день Малиновский извергался разрушительными идеями, как Везувий гигантским раскалённым облаком из камней, пепла и дыма, перед уничтожением Помпеи, Геркуланум и Стабии. Работать он мне не дал совсем, я постоянно должен был держать руку на пульсе происходящего, чтобы успевать хотя бы частично защищать ничего не подозревающую Катеньку от лавы, горячим потоком хлынувшей на нее. — Палыч! Я все придумал! — раздавался в трубке горячечный голос Малины. — Что ты придумал? — заинтересованно спрашивал я, усиленно делая вид, что я и душою, и сердцем с ним, а сам замирая от страха. Хорошо еще, что он не видел моего лица. — Помнишь коллекцию свадебных платьев? Ну, Милко ее еще назвал как-то непонятно… Помнишь? — «Поток света»? — Да-да, «Поток света», точно. Помнишь, там оставалось не продано платье, которое мы не пустили в серию? — Конечно помню. Там себестоимость превысила любую покупательскую возможность. Я тогда поссорился с папой и с Милко, доказывая, что этот образец выпускать нельзя. Так оно и осталось в единственном экземпляре. Эксклюзив, черт его побери, стоящий, как хороший «Мер…», — тут первый луч прозрения мелькнул в моем мозгу, я замер на полуслове, а затем осторожно выдохнул: — А что? — Давай его пошлем Катерине! — Зачем? — еще аккуратнее спросил я. — Как зачем? Андрюха, как зачем? — А вот так! Зачем?! — Да мы же этим сразу всех зайцев убьем? Как ты не понимаешь? — ПрАсти, дАрАгой, — весело сказал я с грузинским акцентом, потому что действительно не понимал, каких зайцев, чем и зачем собрался убивать Ромио, — нЭ пАнЫмаю! — Во-первых, это будет хорошая пощечина ее женишку — он же и близко не может себе позволить, даже шлейф этого платья купить для невесты, во-вторых, мы сразу поймем, любит Катя своего жениха или нет, если любит, ни за что не наденет такое платье, чтобы не унизить его. В-третьих, когда она примерит это шикарное платье, она поймет, что она красавица, и какой-то там замухрышка ей в мужья совершенно не нужен. Поймет и одумается. — Ромка! Остановись! Давай-ка я тебе отвечу по пунктам. Во-первых, можно подумать, что ты себе это платье смог бы позволить купить. Или ты решил, что я благословлю тебя обворовать «Zimaletto»? Его Кира хотела себе на свадьбу взять, так Милко устроил истерику. Папа очень надеется его все-таки продать, хотя бы по себестоимости. Во-вторых, даже если бы Катя его и одела, это еще не говорило бы о том, что она не любит жениха. — Почему это? — Потому! — авторитетно заявил я. — Можно до безумия любить человека и не устоять перед соблазном. Ясно? Ну и, в-третьих, кто тебе сказал, что Катин жених — замухрышка? Может он красавец, умница и богач! Так что давай забудем об этой твоей идее. — Ладно, забудем, — как-то очень легко согласился Ромка. Я понял, что Кате все-таки придется послать платье. И лучше поговорить с Милко, пусть он выберет ей модель из неликвидов той самой коллекции, такую модель, чтобы и девушку не очень смутила, и Ромка бы успокоился. А то еще действительно выкрадет платье «Диана», разбирайся потом. И так целый день… Ромка фонтанировал идеями, а я старался нивелировать их разрушительную силу. Последним аккордом был заказ лимузина за собственные деньги Малиновского, но тут уж я ничего поделать не смог. Возможно, нужно было сказать ему честно, что и я люблю Катю, очень люблю, что и мне очень больно видеть ее с другим. Черт его знает, а может, тогда бы мы просто напились, поплакались бы друг другу в жилетку и на этом бы он успокоился, все же приятнее знать, что страдаешь в компании, а не сам по себе. Возможно… Но я не сказал. Почему? Потому что нельзя было этого делать, никак нельзя, иначе дружбе конец!Из дневника Романа Малиновского.
12. 03. 2000 г. Тогда мне казалось, что ненавидеть сильнее, чем я ненавидел ее отца, я никого и никогда не сумею. Я ненавидел его за все! За его дурацкий, ничем не обоснованный снобизм, за умение манипулировать людьми и шантажировать их, за то, что он разлучил нас. И даже его смерть не принесла мне облегчения. Какое мне было дело, что он уже подпрыгивает в аду на сковородке, если это не могло вернуть ни моего ребенка, ни его матери? И не нужно мне говорить, что она жива, моя любимая умерла вместе с ребенком! Разве может красивая, но жалкая, холодная и стервозная оболочка сравниться с той веселой, открытой, сияющей счастьем девочкой, которой она была до того, как ее отец растоптал в ней Бога? Я ошибался. Сейчас я понимаю, что ненавидеть сильнее, чем я уже ненавидел — можно. И я ненавижу! Ее отца я, наверное, мог бы даже понять, он искренне считал, что спасает свою дочь от мезальянса, а вот ее брат… Этот гаденыш знал, что делает, и разрушал нас исключительно ради денег. В его шкале ценностей это вполне сопоставимо. В его координатах любовь, мечты, даже сама жизнь не перевесят чаши больших денег…POV Андрей Жданов.
Мало мне было Ромки, весь день державшем меня в тонусе, к вечеру активизировалась Кирюша. Я грешным делом подумал, что холодный грязный душ из ведра для мытья полов подействовал на мою невесту отрезвляюще, все-таки больше недели она вела себя вполне прилично, ни к кому не цеплялась с придирками и даже со мной была мила, добра и спокойна, ан нет, не тут-то было! Очевидно, не только у алкоголиков и наркоманов бывает ломка, мозгоклюи тоже страдают без дозы. — Андрей, — заявила невеста с порога, — хватит работать! Собирайся. Мы едем на прием к Ломоносовым. Представляешь, мне удалось достать приглашение. Правда, я у тебя молодец? — Кирюша, — я начал говорить как можно мягче, — ты же знаешь, что у меня работы непочатый край. Катя в отгуле, у нее завтра свадьба, Ромка тоже занят, на носу презентация коллекции, а через две недели — Совет директоров, и я должен быть к нему готов. Если хочешь, поезжай одна, или возьми с собой подружку, вот хоть свою Викусю. Договорились? — Не договорились! — она капризно надула губы. — У меня есть жених, и он обязан меня сопровождать на все светские мероприятия. Я не могу появляться в свете без сопровождения. — Понимаю, но сегодня я не смогу тебя сопровождать. Прости. Слушай, а пригласи Сашку, и ты не будешь без сопровождения, и он порадуется. Твой братец обожает все эти светские мероприятия, — «Точней, выпендрежи» — добавил я про себя. — Да и вкусить пищу богов он тоже не побрезгует. — «Тем более на халяву», — продолжил я внутренний монолог. — Андрей, отказа я не принимаю. Я хочу поехать на прием с тобой! С тобой, понимаешь, не с Сашкой? Ты мой жених, а не он. Я устала от сплетен, все за моей спиной говорят, что ты мне постоянно изменяешь, что я тебе не нужна, и ты со мной только из-за «Zimaletto». Я хочу, чтобы все наше окружение видело, как мы любим друг друга, как нам хорошо с тобой вместе. Разве многого я прошу? — Ты решила вывести меня на прогулку на поводке? Как свою болонку? — Нет! Ты не так меня понял, Андрюша, я вовсе не это имела в виду. — Все я правильно понял, избалованной девочке захотелось продемонстрировать нашу любовь, да? Чтобы подружки от зависти посыпали головы пеплом! Я согласен! — Спасибо! — Кира бросилась мне на шею, но я отстранился. — Я согласен, но не сегодня. Сегодня твой «болонк» слишком занят, чтобы сопровождать хозяйку. Когда надумаешь в следующий раз вывести меня на прогулку, поинтересуйся моими планами заранее. Договорились? — Значит, не пойдешь? — Не пойду. — Ладно, Жданов, я пойду с Сашкой, но ты еще об этом пожалеешь. И не говори потом, что я тебя не предупреждала. Господи, как мне хотелось отправить ее в пешее эротическое путешествие, вместе с ее «любовью», гламурностью, бесцеремонностью, тупостью и угрозами. Но я только грустно улыбнулся невесте и послал ей в спину воздушный поцелуй в благодарность за то, что весь вечер ей будет не до меня, а я смогу попытаться отвлечь Ромку от его идеи-фикс. А что? Очень даже запросто! Нужно затащить Малиновского в бар, подпоить его как следует, зарядить каких-нибудь девчонок-зажигалок и поехать в мою холостяцкую квартиру, ну, или в его. А там, глядишь, о свадьбе Катюши он вспомнит только, когда все уже будет позади… Ага! Как бы не так! Нет, в бар со мной Ромка пошел, и даже наклюкались мы с ним там знатно, а вот девчонок он в этот вечер в упор не видел, как заезженная пластинка все время говорил об одном и том же, вернее, об одной и той же — о Кате. — Я впервые с тех пор полюбил, понимаешь? — жарко и пьяно пытался втолковать мне Малина. — Впервые! Я же думал, что уже все… Что я не способен, что все они для меня, как разовые зажигалки, а тут… такое! — и лицо у него стало по-детски удивленным. — Ромка, завязывай. Пойми, Катя любит человека, с которым решила связать свою жизнь. Это ее выбор, и ты его должен уважать. — Какой выбор? Из кого ей было выбирать? Да она понятия не имеет, что у нее на скамейке запасных есть еще игроки… Игрок! — он задумался, затем допил все, что было в бокале, и резко встал. — Поехали к ней! — Что? — Поехали к Пушкаревой! Я должен открыть ей глаза. — Как скажешь, только давай еще немного выпьем, — пошел я на хитрость. С большим с трудом, но мне удалось довести Ромио до кондиции, когда телу уже все равно, кто и куда его перемещает. Однако утром он категорически отказался от опохмелки, и ровно в двенадцать ноль-ноль мы с ним стояли возле ни в чем не приметного, рядового районного ЗАГСа, именуемого Чертановским, прячась в тени дерева, одиноко растущего совсем рядом со зданием. — Палыч, смотри, вот они! — Ромка толкнул меня в бок, показывая на новую группу лиц, появившихся на дорожке, ведущей к крыльцу. — Блин! Что на ней за платье? А где лимузин? Они что, похерили лимузин? — Не знаю, может негде было припар… — я замолчал на полуслове, увидев Катеньку. Она словно не шла, а парила в воздухе в облаке нежно-кремового шифона, волосы ее едва вздымал легкий ветерок, на лице почти не было косметики, а глаза сияли каким-то нереальным волшебным светом. Значит, любит! Любит и любима! Я перевел взгляд на того, которого она любит. Ничего особенного в нем не было — обычный молодой человек, не обремененный вкусом и средствами, но очевидно, что очень умный, вон у него какое интеллектуальное лицо. Невооруженным глазом было видно, что эти двое связаны навсегда, и это было очень больно. «Прощай, Катенька. Прощай, «то ли девочка, а то ли виденье»*, — пришло на ум откуда-то из времен ранней юности. И в эту секунду у меня над ухом громко и мощно пронеслось: — Под разливы деревенского оркестра увивался ветерок за фатой. Был жених серьёзным очень, а невеста ослепительно была молодой! Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала. И крылья эту свадьбу вдаль несли! Широкой этой свадьбе было места мало, и неба было мало и земли!..**