POV Андрей Жданов.
В свой личный ад я попал, когда я стоял у дверей квартиры. Вначале меня просто охватила паника, обычная паника, ничего больше, а вот потом разверзлись врата ада… Запаниковал я потому, что когда мы вышли из машины, я отдал Катюше ключи и сказал: «Второй этаж, квартира номер пять. Этот ключ от нижнего замка, а этот от верхнего. Идите вперед», а сам взял огромную коробку с ее нарядами и пошел следом. И только тут, у самой двери вспомнил, что может увидеть девушка, зайдя внутрь. Боже, за что ты лишил меня разума? Ладно я вчера об этом не подумал, но сейчас? Как? Ну, как я мог отдать ключи Кате, как мог забыть, что в комнатах даже на люстре могут висеть предметы женского нижнего белья, в кухне выстроилась целая батарея бутылок, а в ванной комнате… Мамочки! И ведь будет не отвертеться, она сразу поймет, чья это квартира, потому что прямо в прихожей висит фотография, на которой наши с Ромкой улыбающиеся лица, нахально подмигивающие одним глазом, я — правым, Малина — левым; а под фото надпись: «Возьми с собой ангела-предохранителя»; а под надписью тумбочка; а на тумбочке горкой неимоверное количество презервативов. Какой кошмар! И злиться не на кого, кроме как на себя, потому что Ромка никогда бардак не оставляет, а вот я… А я там был последним! — Андрей Павлович, что случилось? Коробка не проходит в проем? — участливо спросила Катюша. — Может, нужна помощь? — Нужна! — возопил я, обрадованный, что никакого смущения в голосе девушки нет. А вдруг Всевышний сжалился надо мной, вдруг она не успела ничего рассмотреть, ведь времени прошло всего ничего, а в прихожей довольно темно. — Идите сюда. Катя вышла на лестничную площадку, я поставил коробку на пол и достал из кармана ключи от машины. — Катенька, я кажется… — черт, что же придумать? — У меня нога соскользнула со ступеньки. — Вы подвернули ногу? Давайте я осмотрю, я умею, ходила на курсы первой помощи. Вот тут мой личный ад и начался… Зачем она розовым маленьким язычком облизнула свои полные, сочные, но вмиг пересохшие от волнения губы? Зачем ее огромные карие глаза были совсем близко? Зачем в них было столько тревоги, доброты и тепла? Зачем? За что, Господи?.. Сердце почему-то пропустило удар и рухнуло куда-то вниз, соскальзывая с каждой ступеньки… А у нее жених, а у меня невеста, а по ушным перепонкам кувалдой бьет пульс, а в квартире бардак… — Андрей Павлович, что с вами? — Катя почти кричала, тормошила меня, но я ее слышал, как сквозь толщу воды. — Больно, так сильно больно? Может нужно скорую вызвать? Больно, это она верное слово нашла. Так больно, что не вздохнуть. Боже, что происходит? — Ничего страшного, — собрав свою волю в кулак, вяло улыбнулся я, — в багажнике есть аптечка, в ней эластичный бинт и какие-то анальгетики, принесите, пожалуйста. — я протянул ей ключи. — Давайте я вам вначале помогу войти и сесть, а потом сбегаю. — Нет-нет, Катенька, идите. — Не для того я комедию ломал, чтобы она сейчас вместе со мной вошла, я должен был попасть в квартиру первым. — Я вас здесь подожду. Едва дождавшись, пока Катерина спустилась на один пролет, я вбежал в квартиру. Первым делом сорвал со стены фотографию, а презервативы распихал по карманам, затем бросился в одну комнату, во вторую, оттуда на кухню и, наконец, в ванную. Удивительно, но везде был просто образцовый порядок, наверное Ромка все-таки был здесь последним. Странно, что он ни слова об этом мне не сказал. Ну да ладно, главное, что перед Катюшей мне краснеть не придется.POV Катя Пушкарева.
Весь вечер Колька молча сидел, опустив голову, слушал меня безучастно, отреагировал всего лишь один раз, на полет Киры, все думал о чем-то, изредка шевелил губами и хмурил брови. У меня было ощущение, что он собирается сказать или спросить что-то очень важное, да никак не решается это сделать. Уму непостижимо! Что же такое должно было произойти, чтобы Зорькин от меня таился? — Коль, а может, уже хватит мяться? — спросила я его. — В смысле? — он поднял на меня взгляд, но глаза его тут же забегали. — Что ты хочешь сказать? Говори! — Да нет, Катюха, ничего. Не знаю, что тебе показалось. — Зорькин! — прикрикнула я. — Не валяй дурака. Говори! — Помнишь, ты у меня спросила, зачем мне это нужно? — Ты о чем? — О нашей женитьбе. Помнишь? — А! Да, конечно помню, только я не понимаю, к чему ты клонишь? Ты что, передумал? — Я передумал? Мне кажется, что это ты передумала! — Если кажется — крестись! С чего это мне передумывать? — Катя, ты стала такой красивой, что мне даже кажется, что это вовсе и не ты. Тебе сейчас не к чему выходить за меня, чтобы родить ребенка. Любой будет готов жениться на тебе по-настоящему и создать не фиктивную, а любящую семью твоему малышу. — Допустим. А как же ты? — Ну, уволят меня после двадцать шестого, найду другую работу. А квартира… Ну, что квартира? Мне же есть где спать, верно? Поживу с мамой, а там посмотрим. — Все сказал? — Вроде все. — А теперь послушай меня, пожалуйста. Начнем с того, что даже если бы мне этот брак был совсем-совсем не нужен, а наоборот мешал бы мне для каких-то своих целей, я все равно вышла бы за тебя замуж. Во-первых, потому, что тебе он необходим, а у меня не так много друзей, чтобы ими разбрасываться. А во-вторых, ты помнишь, цыганка сказала, что если мы не поженимся, то ничего из задуманного не осуществится, — я рассмеялась. — Цыганка не так сказала. — Так, только другими словами. Кстати, я сегодня ее видела. — Кого, цыганку? Где? — Расскажу, если выбросишь глупости из головы. — Это не глупости, я не хочу использовать тебя, понимаешь, Катюха? — Понимаю. Но это не называется «использовать». — А как это называется? — Дружба. Когда друзья во всем помогают друг другу. И я никому не позволю разрушить нашу дружбу, даже тебе, и заруби это у себя на носу. А чтобы ты спал спокойно, хочу напомнить тебе о папе. Я как-то не вижу пока очереди на мою руку и сердце, а на работу мне уже нужно ходить каждый день. — И какое отношение это имеет к на… — Как ты думаешь, — ехидно спросила я, перебив друга, — через сколько секунд после того, как папа узнает, что мы не женимся, я забуду о съемной квартире, об относительной свободе, мне негде будет переодеваться, с работы меня попросят или папа сам заберет меня с нее, и я в лохмотьях засяду в своей комнате? Мне этот брак нужен не меньше, чем тебе, понял? Если бы я могла, я бы уже завтра вышла за тебя замуж, и не ждала бы до двадцать шестого. Зорькин сразу повеселел, в глазах появился огонь, и он, наконец, начал уплетать мамины пирожки, запивая их уже давно остывшим чаем. — Рассказывай дальше, Катюха. — Вот это другое дело! Слушай, жених. Ну, короче, вошла я в квартиру, а там на стене огромная фотография Андрея с Романом висит. Я сразу поняла, что это квартира кого-то из них, зачем бы в чужом жилье висели их физиономии, правда? — Наверное, ты права. Мне кажется, что это квартира твоего шефа. — Мне тоже так показалось. Мгм… Потом у нас случилась неприятность, Андрей подвернул ногу, пришлось бежать в машину за эластичным бинтом и таблетками. Я хотела помочь ему, но он не позволил, сам перебинтовывал себе ногу, пока я развешивала вещи в шкаф. Он вообще стал каким-то странным, после того, как поскользнулся. Все время меня сторонился, даже глаза прятал. Не понимаю, что я не так сделала? — Кать, ему больно наверное было, а ты уже сразу придумала Бог весть что. — Может, и так, — согласилась я. Хотя я точно знала, что это не так. В начале скорее всего так и было, а вот потом, когда он сел, чтобы перевязать ногу, у него из кармана брюк начали падать какие-то небольшие блестящие квадратные пластиночки. Я хотела помочь поднять, но он страшно смутился, как-то чересчур строго сказал, чтобы я занималась своими делами, мол, времени у нас не так много. И с этой минуты Андрея вообще, как подменили. Нет, он был вежлив и предупредителен, но шарахался от меня весь остаток рабочего дня, как от прокаженной, и больше уже даже не вызывал меня в свой кабинет, общался со мной по селектору, если ему что-то надо было. Очень интересно, что это были за пластиночки? Может стоило об этом рассказать Кольке, вдруг он знает, но я почему-то ничего рассказывать не стала.POV Андрей Жданов.
Кира была на удивление мила и приветлива. Ни скандала, ни даже ссоры не затевала, только ластилась ко мне, как маленький, обделенный вниманием котенок. От этого на душе было еще гаже, потому что я не смог пересилить себя, не смог ни поцеловать ее, ни даже обнять. — Андрюш, ну, пожалуйста, не сердись. Я знаю, что была неправа. — Неправа? — горько переспросил я ее. — Виновата! Но ты и меня должен понять. Вчера Катя — уродина, сегодня — красавица. Вот ты бы что подумал на моем месте. — Во-первых, Катюша никогда не была уродиной, — раздраженно бросил я. Бросил и вдруг отчетливо осознал, что умышленно пытаюсь втянуть Киру в скандал. Зачем? Для чего? Чтобы уйти! И дело тут совсем не в утреннем поведении невесты, иначе, почему у меня перед глазами все время стояло одно и то же видение: Катя облизывает губы и очень участливо смотрит на меня, а сердце мое начинает нестись вскачь? Неужели я… Нет! Не может этого быть! Это табу! Катя — чужая невеста, а я — Кирин жених. Точка. — А во-вторых? — Ты еще спрашиваешь, что во-вторых? Ты хоть помнишь, что ты кричала Евдокии Степановне? Человеку, который даже не в матери, в бабушки тебе по возрасту годится! Разве это нормально, что моя невеста ведет себя хуже базарной бабы? — Нет, не нормально, и я за это прошу у тебя прощения, но ты попробуй и меня понять тоже. Стою там вся мокрая, грязная, передо мной эта красотка, которую ты взял себе в помощницы, а тут еще Евдокия меня оскорбляет. Понимаешь? — Я все понимаю, но прощения ты должна просить не у меня, а у Евдокии Степановны и Катюши. — Катюши? Опять Катюши. Андрюша, что у тебя с ней? — Кира и сейчас говорила вполне тихо и без надрыва. — Я же вижу, что она тебе не безразлична. Вон, ты, когда ее имя сказал, то даже улыбнулся, а на меня ты весь вечер волком смотришь. — Ты опять за свое? — возмутился я. Искренне так возмутился. — Кирочка, ты — это ты, моя невеста, Катя — это Катя, моя помощница. И не надо взращивать несеянное. Знаешь, я пожалуй, пойду домой, иначе мы опять поругаемся. И только уже садясь в машину, я сумел сказать себе честно: я искал повод, чтобы уйти, а не найдя, я сам его организовал. Что это значит, ведь я больше всего на свете ценил покой? Выводы я сделал неутешительные…