Intrigue / Происки

Why (You Confuse Me) — Mandi Perkins

      Вайолет отсутствующим взглядом смотрела на Олафа, не в силах двигаться или говорить. Признание Олафа убедило ее в правдивости поступка ее родителей, сняв с нее розовые очки. Но все это имело гораздо большее значение. В этом крылась причина ее теперешнего затруднительного положения. А возможно, ее будущее было предопределено уже давно, когда ее родители вступили в волонтеры Г.П.В. Или еще раньше, когда орден был основан или… В голове крутился водоворот мыслей о прошлом, и ее будущее виделось ей мрачным как никогда. Вайолет словно была на распутье между девочкой, которой она уже никогда не будет и женщиной, смотрящей, как все ее надежды утекают сквозь пальцы.       — Проводи меня в мою комнату, пожалуйста… Мне нужно лечь. Пожалуйста.       Вайолет почувствовала, как ее поднимают худые, но сильные руки, как ее несут по коридору и вверх по лестнице, а после укладывают на мягкую ткань матраса и подушки.       Олаф внимательно смотрел на нее, словно уже знал, о чем она думает. Он поднялся, чтобы уйти, но Вайолет вцепилась в его руку дрожащими пальцами, и Олаф сел обратно на край кровати от неожиданности.       — Теперь я понимаю, почему ты все это делал.       Она приняла сидячее положение и отпустила его, чтобы обхватить себя руками.       — Если бы твои родители убили моих, я бы тоже хотела отомстить.       — Ты и пыталась убить меня, потому что я убил твоих родителей. Но пока не вышло.       — От меня итак уже почти ничего не осталось. Если я запятнаю себя убийством, я потеряю последнюю частичку себя. Я тебя ненавижу, но не хочу убивать. Ты забрал у меня все, но я не могу взять то, что мне не принадлежит.       Олаф не знал, что и сказать. У Вайолет был такой простой взгляд на мир, от которого он отрекся давным давно. Он не мог поверить, что после всего пережитого доброта все еще жила в ее голове и сердце.       — Ты лучше чем я, Вайолет Бодлер. Я бы никогда себя не простил, если бы я отпустил прошлое и позволил этому миру довольствоваться всем, что он у меня забрал.       Вайолет словно прожигала его взглядом.       — Но я бы простила тебя. Этого достаточно?       Олаф с трудом заставил себя не сказать «да», разрываясь от лжи, в которую он так долго верил. Гнев и ненависть к себе закипали в нем со страшной силой, угрожая уничтожить его.       — Через два дня я, ты и мои люди отправимся в город, чтобы похитить двоих детей после того, как мы сожжем их дом и их родителей. Тогда посмотрим, простишь ли ты меня.       Глаза Вайолет наполнились слезами и она в отчаянии отвернулась от него. Когда Олаф шел к двери, ее рыдания прожигали его изнутри. Кажется, он еще никогда не ненавидел себя так, как сегодня.       Лучшую часть оставшегося времени Вайолет провела в кровати. Но вскоре один из прихвостней Олафа по его приказу силком выволок ее из комнаты и притащил в лабораторию, чтобы она работала над приспособлением для предстоящего поджога. Устройство оказалось слишком простым для нее — опытного изобретателя и механика — и занимаясь его улучшением, девушка думала о совершенно посторонних вещах. Так она придумала кучу планов побега, и даже попробовала три из них, но каждый раз, как бы далеко ей ни удавалось убежать, ее ловили. Она почти не видела Олафа. Он не удостоил ее своим присутствием даже после трех неудачных попыток побега. На общие собрания в кухне и в лаборатории, где Олаф толкал кровожадные речи, ее не приглашали, и Вайолет вынуждена была прокрадываться туда уже после наступления темноты в халате и ночной рубашке, чтобы подслушать.       То и дело она разрывалась от своих противоречивых чувств к Олафу. Кем он был? Злодеем, преследуемым жаждой мести? Или добряком, пустившимся во все тяжкие от отчаяния и несправедливости? Но сквозь попытки разгадать мотивы его поступков просачивались иные, ранее неизведанные чувства. И разум обнадеживающе намекал, что Олаф испытывает к ней нечто похожее. Чувство отвращения к себе граничило в ней с опасной заинтригованностью. Она уже не была невинной девочкой, и эти чувствова лишь подтверждали ее новоприобретенную зрелость.       Утром в день преступления Вайолет могла думать только об ужасных вещах, свидетелем которых ей суждено было стать и в совершении которых предстояло помочь.       Она проснулась от того, что Олаф постучал в дверь. Когда он ушел, Вайолет оделась в заранее приготовленную для нее одежду. В ней она выглядела молоденькой богатой наследницей. Дом, который они собирались уничтожить, находился в самом охраняемом и благоустроенном районе города. Олаф и Вайолет должны были играть роль состоятельной молодой пары, сопровождаемой приспешниками в костюмах лакеев.       Когда она наконец спустилась в гараж, ее встретила суровая тишина. Женщины и мужчины стояли, все бледные от серьезности, словно готовились к страшному суду — который, подумала Вайолет, был вполне ожидаем в их будущем. Их новенькая форма чуть ли ни сияла во мраке гаража в лучах проникающего через грязные окна солнечного света.       Олаф вошел внезапно. Он произнес торжественную речь, толпа приспешников взорвалась приветственными, одобрительными криками и снова вернулась к прежней суровости. Олаф проводил Вайолет к машине, нервно сглатывая, глядя на нее в изумрудно-зеленом платье. В ее ушах сверкали бриллианты, а шею украшало золотое колье. Она выглядела как чертовски богатая наследница — какой на самом деле и являлась, с горечью подумал Олаф. Из-за его козней Вайолет была вынуждена провести последние годы жизни в бегах, и была лишена возможности носить красивую одежду и искать такого же красивого и богатого мужа. И она уже никогда не встретит своего принца, потому что он, Олаф, захватил не только ее деньги, но и ее саму. Тяжко вздохнув, Олаф втолкнул Вайолет в машину чуть грубее, чем хотел, и сам забрался следом.       Вайолет внимательно изучала его лицо: Олаф заметно нервничал, хотя еще недавно всячески красовался и излучал полнейшую уверенность в себе. Его руки в перчатках сжимали ткань безукоризненно чистых серых брюк, на рукавах белоснежной рубашки под иссиня-черным фраком поблескивали золотые запонки. На лице Олафа проглядывалась едва заметная щетина, придававшая ему мужественности. Вайолет с Санни и Клаусом всегда считали Олафа противным мерзавцем. И сейчас Вайолет покраснела, подумав, что человек перед ней с головы до ног выглядел как истинный граф.       Должно быть ее тело действовало вопреки голосу разума, потому что, когда машина выехала из гаража и покатила по каменистой дороге, Вайолет потянулась к Олафу и накрыла его руку своей:       — Не волнуйся так, Олаф. Ты должен расслабиться, если хочешь, чтобы все прошло как надо.       Тут Вайолет вздрогнула, вспомнив, что они собираются совершить убийство двух ни в чем неповинных людей. — Расслабится? Расслабиться? Странно слышать это от человека, который только и мечтает, чтобы мой план проваливая и меня бросили гнить в тюрьму.       Вайолет покачала головой и вздохнула.       — Что мне сделать, чтобы ты отказался от этой затеи и… и…       Олаф ухмыльнулся.       — И что? Сбежал вместе с тобой? Забыл о том, какой я гадкий выродок на самом деле и жил долго и счастливо?       Вайолет схватила его за обе руки и посмотрела прямо в глаза.       — Да! Ради всего святого, да! Я сделаю что угодно, если ты откажешься. Просто прикажи развернуть чертову машину, и мы будем вместе. Олаф!       На последних словах она уже почти рыдала, изо всех сил стискивая его руки в своих маленьких ладонях. Олаф еще никогда не казался таким отчужденным и величественным, и в то же время таким опасно притягательным как сейчас, когда он выглядел соответственно своему титулу.       Олаф был застигнут врасплох ее внезапной горячностью. Медленно он обхватил ее лицо одной рукой.       — Не все происходит так, как ты хочешь, Вайолет. И хоть такой злодей как я вполне может так поступить, я понимаю, что не могу уйти в отставку ценой твоей свободы. Ты и представить себе не можешь, как сильно я жажду освободиться. Но я просто не знаю, как мне теперь это сделать, правда не знаю. Я так долго был вот таким, я не могу просто…       Переполнявшие ее эмоции, разрывавшие ее изнутри, вылились наружу и, не успев даже подумать о том, что делает, Вайолет бросилась к Олафу и прижалась к его губам в отчаянном поцелуе. Он ответил почти мгновенно, прижимая ее к себе и углубляя поцелуй, который никто из них не собирался прерывать. Они отчаянно льнули друг к другу, наконец-то дав волю своим чувствам. Они отстранялись лишь на доли секунды для того, чтобы сделать короткий вдох, и снова целовались. Тут машина остановилась. Олаф и Вайолет в полном смятении отскочили друг от друга, пораженные тем, что только что осмелились сделать.       Позади них захлопали машинные дверцы. Этот звук словно привел Олафа в себя, и его взгляд помрачнел. Чуть ли не рыча он произнес:       — Черт возьми, у меня нет выбора, Вайолет, — без дальнейших объяснений он вытянул ее вслед за собой из машины и крепко взял за руку. Один из прихвостней за их спинами незаметно сунул в карман пистолет и зашагал вслед за ними. Они прогулочным шагом направились к самому большому особняку на этой улице, и Олаф внимательно оглядывал окрестности в поисках случайных прохожих и других нежелательных свидетелей. Вайолет сдернула на лицо полупрозрачную вуаль на шляпке, скрывая готовые вот-вот пролиться слезы. Проклятье, она так запуталась: она хотела убить Олафа почти также сильно, как хотела поцеловать его, и даже больше… Она вспомнила, с какой страстью он прижимал ее к себе, и, встретившись с ним взглядом, поняла, что Олаф думает о том же.       — Оно у тебя? Помнишь, как его устанавливать?       Вайолет потянулась к маленькой сумочке, которую прижимала к боку, нащупывая через тонкую ткань детонатор. Этой ночью приспешники Олафа разместили взрывчатку вокруг дома. Но для установки детонатора, нужно было проникнуть внутрь. Это и предстояло сделать Вайолет и Олафу: установить детонатор и запустить обратный двухминутный отсчет. Это она, Вайолет, начнет убийство под давлением Олафа. Осознание того, что она не может отказаться, причиняло ей жгучую боль. Он знал, где сейчас счастливо, как надеялась Вайолет, живут Клаус, Санни и Би, и Вайолет содрогалась от мысли, что Олаф может причинить им очередные страдания.       Они ненадолго задержались перед особняком. И внезапно у Вайолет не осталось времени, чтобы думать. Втроем они, с одним из приспешников Олафа, ворвались в дом. Мужчины кинулись вверх по лестнице, а Вайолет осталась у выхода, готовясь бежать. Она уже повернулась было к дверям, когда услышала за спиной выстрел. Обернувшись, Вайолет увидела Олафа и его приспешника, с окровавленными руками держащего лишившегося чувств ребенка.       Несколько женщин забрались в дом и унесли двоих детей в машину, которая тут же тронулась с места, направляясь к особняку Мантгомери. Вайолет, Олаф и его приспешник остались в доме. Вайолет заколебалась перед установкой детонатора, и графский прихвостень, нетерпеливо посмотрев на нее, направил пистолет прямо ей в голову и прорычал:       — Твою мать, шевелись, сука, они не вечно будут в отключке.       Вайолет кинулась устанавливать детонатор в центре комнаты. Олаф взглянул на члена своей же команды, сузив глаза:       — Убери пистолет и придержи язык, шавка, — прошипел он, наблюдая, как Вайолет запускает устройство и как то начинает обратный отчет.       Неизвестно, специально или от волнения, но негодяй выстрелил: напряженную тишину разорвал звук спускаемого курка. Вайолет упала, ударившись головой о мраморный пол. И лишь поднявшись она поняла, что упала не потому, что ее подстрелили, а потому что Олаф бросился на нее, закрывая своим телом и спасая от пули. Пуля — маленький кусочек метала — угодила в тело Олафа. Вайолет с ужасом смотрела, как по его белоснежной рубашке расползается алое пятно.       В панике мерзавец отбросил от себя пистолет и со всех ног бросился к последней оставшейся машине. Остальная часть группы уже была на пути к особняку Мантгомери. Пораженная Вайолет подумала, что все пошло совершенно не по плану: теперь она и Олаф могли стать новыми жертвами собственного преступления.