Intrigue / Происки

The Birthday Massacre — Violet

      Почти треть денег из черных папок перекочевала на стол, стоявший в столовой. Олаф постучал по нему пальцами и радостно улыбнуться самому себе. Полупустая бутылка ликера стояла напротив другой пустой бутылки рядом с его стулом. Теперь, когда он завладел наследством Бодлеров, возможно, он сможет купить себе дом — настоящий дом, а не ту старую свалку, в которой он жил раньше. Он купит себе большой особняк вроде того, в котором сидел сейчас… только оформит его в своем стиле. Возможно, можно будет нарисовать пару глаз там и здесь для красоты.       Голова Олафа была полна пьяных мыслей, когда до него донесся душераздирающий, испуганный вопль. Олаф мигом пришел в себя и даже чуть отрезвел, хватая нож, лежащий под его стулом и крадучись направляясь в коридор. Вопль донесся из библиотеки, где он оставил девчонку… и если на нее что-то напало, то он не собирался становиться следующей жертвой. Добравшись до дверного проема, Олаф быстро толкнул висящую на петлях потрепанную деревянную доску. Войди внутрь, он увидел, что Вайолет больше не лежала на кушетке. Теперь она рыдала на полу, сидя в центре комнаты.       Он не стал приближаться к ней, а оглянулся вокруг, размахивая ножом.       — Какого черта здесь происходит? У тебя есть какая-то причина для драмы или тебе просто нравится раздражать меня, сиротка?       Вайолет посмотрела на него, и ее лицо исказилось от ужаса. Олаф пришел в полнейшее недоумение. Она что-то бормотала себе под нос и, казалось, сейчас боялась его как никогда раньше.       — П-пожалуйста, не трогайте меня, Граф Олаф! Я клянусь, я уйду и н-никогда не побеспокою вас. О-оставьте нас, не делайте нам больно!       Олаф понял, что у Вайолет начались галлюцинации, сделавшие реальностью ее худшие страхи. Он не знал, как ему подойти к ней, но он должен был остановить ее и не позволить навредить себе самой — позже Олаф еще будет задаваться вопросом, почему он так думал.       Опустив нож, Олаф попытался подойти к девушке, от чего она только в ужасе отодвинулась еще дальше. Вздохнув, он решил применить технику, которую ему приходилось использовать с животными будучи ребенком… это была одна из вещей из его детства, о которой он не пожелал забывать.       — Я не обижу тебя, — он старался говорить тихо и спокойно, опускаясь на одно колено, чтобы выглядеть менее устрашающе. Он медленно поднял руку и протянул ее Вайолет.       — В-вы хотите убить нас! Вы убили моих родителей и Дядю Монти! Вы меня тоже у-убьете!       Ее иррациональный страх был чуть ли не детским. Она словно была пятилетней девочкой, разговаривающей с монстром, прятавшимся в ее шкафу… если не учитывать того, что сейчас ее страхи были основаны на реальных фактах. Что-то кольнуло в груди Олафа, и он никак не мог объяснить внезапно зародившееся в нем ощущение.       — Я не трону ни тебя, ни твою семью. Иди сюда… все будет хорошо.       Она все еще не двигалась и лишь дрожала, как маленькая мышь перед лицом огромной голодной кошки. Тут в голове Олафа возникла идея, которая, надеялся он, сработает.       — Пожалуйста, Вайолет. Иди сюда.       Вайолет подпрыгнула от звука своего имени… и это убедило ее в том, что ей ничего не грозит. В конце концов, настоящий Граф Олаф всегда называл ее «сироткой», «сукой» или «девочкой». Даже в лихорадке, а может, из-за нее, она поняла, что это правда, и робко взяла человека за руку.       Олаф помог ей встать и понял, что понятия не имеет, что делать с ней дальше. Рана на ее лбу опять начала кровоточить, но она этого не заметила. Он подумал, что ее можно разместить в ее старой комнате… в которой она жила, когда сиротам Бодлер в первый раз удалось выскользнуть из его когтей и попасть под опеку их помешанного на змеях дядюшки.       — Ты можешь идти, девочк… в смысле, Вайолет? — сказал Олаф и внимательно посмотрел в ее бледное лицо.       В ответ ее глаза закатились, и она упала. Олаф успел подхватить Вайолет в последний момент у самого пола, иначе девушка ударилась бы о каменные плиты. Вот так она оказалась в руках этого человека уже во второй раз за день.       Поднимаясь вверх по лестнице, Олаф чувствовал, как девушка в лихорадке беспокойно дергается в его руках. Хоть она и сжала в пальцах его рубашку, ее глаза оставались закрыты, и глазные яблоки беспокойно двигались за опущенными веками. Вайолет снова начала бормотать что-то себе под нос, и среди неясных слов Олаф, помимо имен ее брата и сестры, уловил свое собственное.       Добравшись до нужной комнаты, Олаф толкнул гниющую дверь и одной рукой сдернул с кровати крошащиеся простыни, чтобы уложить Вайолет на сохранившийся в пригодном виде матрас. В просторной ванной, граничащей с комнатой Вайолет, Олаф нашел большую аптечку, полную разных медикаментов, срок которых, очевидно, уже истек. Но все же он схватил то, что ему было нужно, и вернулся в спальню.       Олаф потратил почти полчаса, чтобы обработать и зашить порез на лбу Вайолет. Для этого ему пришлось привязать ее руки к столбикам кровати, чтобы она не нанесла себе новых травм. Олаф сомневался, что она что-либо чувствовала, но все же прикладывал к ее лбу лед, найденный на кухне, пока искал иглу и нитку в коробке со швейными принадлежностями. После Олаф дал ей немного снотворного из одной из маленьких янтарных бутылочек, и девушка наконец погрузилась в сон. Голос на задворках сознания ехидно поинтересовался, почему он не влил в горло девушки всю бутылочку, и этот факт беспокоил Олафа почти также, как состояние его пленницы.       Закончив, Олаф вернулся на кухню, где его ожидали полупустая бутылка ликера и большая сумма денег, о которых надо было позаботиться до того, как прибудут его новые приспешники.       Вайолет проснулась с чувством, будто лежит в облаках. Поначалу ее взгляд был расфокусирован и она едва могла двигаться, но пару минут спустя ей все же удалось встать… и понять, где она находится. Она не закричала, несмотря на то, что все ее существо желало этого, и просто огляделась вокруг. Вайолет поняла, что она находится в комнате, когда-то бывшей ее спальней в доме дяди Монти.       Несмотря на царивший вокруг беспорядок, комната в основном казалась нетронутой временем и погодой: обрушилась небольшая часть штукатурки с потолка, а каждую поверхность покрывал толстый слой пыли. Но Вайолет, казалось, все еще ощущала запах фиалок, увядших в стеклянной вазочке на комоде. Да, Монти потратил кучу времени, чтобы сделать эту комнату уютной.       Разглядывая свое отражение в зеркале рядом с вазой, Вайолет удивилась своему осунувшемуся виду. Кто-то — Олаф? — аккуратно зашил рану на лбу, но… она этого не помнила. Последнее, что хранила память — это как она сидит в кабине такси напротив Олафа и изнемогает от ужасного лихорадочного жара. Кожа вокруг раны была единственным чистым местом на всем ее теле. В остальном же Вайолет выглядела так, словно уже давно находилась в бегах от закона. Глаза в отражении смотрели на нее с холодом.       Вайолет с трудом открыла дверцу шкафа и увидела, что одежда, купленная для нее, Клауса и Санни дядей Монти, все еще висит на вешалках. Вайолет толкнула заднюю стенку шкафа, в нише за которой дядя Монти разместил несколько платьев его покойной жены. Вайолет помнила, как он с любовью говорил ей: «Моя любимая была бы счастлива узнать, что носишь ее платья, дорогая Вайолет. Ты будешь в них настоящей красавицей. Прямо как твоя мать.» Вспомнив взгляд его добрых глаз, Вайолет чуть не заплакала. Из шкафа она достала длинное полуночно-синее платье с тонким кружевным воротником, который, к счастью, не был поеден молью. Найденная в шкафу пара черных туфель на невысоком каблуке, все еще в коробке, была ей как раз в пору.       Прежде чем подойти к зеркалу Вайолет порылась в шкафу и выудила оттуда белую ленту — немного грязную, но все еще пригодную для использования. В этот раз, взглянув на себя, Вайолет вздрогнула. Лицо все еще было грязным, но платье и лента преобразили ее в настоящую женщину… Вайолет не могла сказать, на кого она была похожа — жену дяди Монти или свою мать. Но она выглядела как женщина из волонтеров Г.П.В. — одна из тех, которых уничтожил спасший ее человек.       Вайолет обняла себя за плечи и постаралась не заплакать, отворачиваясь от зеркала и выходя из комнаты, чтобы спуститься вниз.       Из одной из комнат доносились громкие голоса, кажется, из библиотеки или лаборатории. Вайолет не знала, что произойдет между ней и ее похитителем, но была полна решимости. Она была готова возобновить свою миссию по спасению. Факт того, что она жива, подсказывал Вайолет, что она на верном пути, и сейчас она собиралась напомнить Олафу о своем существовании.       Вайолет толкнула стеклянную дверь лаборатории, и Олаф и группа его новых приспешников — человек то ли двадцать пять, то ли пятьдесят — разом обернулись к ней. Она ожидала подобной реакции. Но вот реакция Олафа была неожиданна: он отскочил, словно девушка угрожала ему пистолетом.       Его побледневшее лицо говорило о том, что мужчина поражен до крайности. Олаф дрожал. Он не смог сохранить невозмутимость даже перед своими прихвостнями.       — Господи, сиротка. Я, я… я подумал, что ты Беатрис… Господи.       Звук его голоса, произнесшего имя ее матери, заставил Вайолет затрепетать от волнения. Она стояла и с ужасом ждала, что же произойдет дальше. У Олафа были его приспешники. Ее деньги. И достаточно горькой обиды, чтобы вечно заставлять этот мир раскаиваться.