Intrigue / Происки

 Things Are Not What They Appear из «The Tragic Treasury»

      Корабль все приближался, и троица уже могла рассмотреть людей на борту. Тем временем солнце опускалось, окрашивая небо в странный красно-оранжевый цвет. Вайолет вздрогнула, вспомнив, что это цвет крови. Когда-то давно отец рассказал ей поговорку: «Алый закат — к удаче для моряка; алый рассвет — к беде». Ей бы очень хотелось, чтобы поговорка сработала наоборот, и чтобы Олаф и весь его ужасный экипаж потонули в море. Взглянув на Клауса, девушка поняла, что тот думает о том же.       Олаф, напротив, сиял так, словно Рождество наступило раньше времени. В его глазах под единственной бровью горел огонь ликования, который Бодлеры надеялись больше никогда не увидеть. Клаус передернулся, желая, чтобы корабль быстрее причалил к берегу и увез этого мерзкого человека как можно дальше отсюда.       Судно, на котором прибыли приспешники Олафа, было видавшим виды кораблем. Люди на борту злобно сверлили Бодлеров глазами, мечтая лишь об одном: перерезать им обоим глотки и бросить в песок истекать кровью. Ни Вайолет, ни Клаус, в свою очередь, не могли забыть длинные ночи, сопровождавшиеся видениями этих ужасных лиц.       Клаус толкнул Олафа, и тот упал коленями в песок.       — Скажи, что на берег может выйти только один, остальные пусть остаются на корабле.       Олаф огрызнулся на него, но все же передал требование своим людям, спускавшим на поверхность воды шлюпку. Когда один человек из команды забрался в маленькую шлюпку и начал грести к берегу, Олаф повернулся к Клаусу и выплюнул:       — Если бы не этот меч в руках твоей сестры, мальчик, я бы выколол тебе глаза собственными руками за твою дерзость.       В этот раз уже Вайолет ответила не задумываясь. Мысль о том, что Олаф может навредить ее любимому брату, затуманила ее разум, и она ударила мужчину мечом по спине так сильно, что тот задыхаясь упал лицом в песок. Теперь Олаф кашлял, отплевываясь от песка, а Вайолет мечтала, чтобы он поскорее оказался на корабле и навсегда убрался из их жизни.       Когда Клаус коснулся ее плеча, Вайолет обернулась и увидела, что шлюпка уже причалила к берегу. И к ее ужасу вместо одного человека на берег вышло трое: все вооружены пистолетами, слабо поблескивающими в лучах вечернего солнца. Тут девушка и поняла, что Олаф не кашлял, а смеялся.       — Хватайте девчонку, и развяжите меня, наконец.       Один из приспешников выбил меч из рук Вайолет и грубо схватил ее. Металлический блеск пистолетов заранее пресек все ее попытки сопротивляться. С горечью она подумала, что против них у нее и Клауса был всего лишь хлипкий меч. И еще более горькой была мысль о том, что в этот раз они действительно были беспомощны.       Вайолет мечтала лишь об одном — чтобы Олаф смилостивился и позволил ее брату, которого схватили как и ее, вернуться к Санни и Би. Видения искалеченных тел любимых ею людей с невероятной четкостью вспыхнули в ее разуме, и Вайолет сглотнула, пытаясь унять тошноту. Она знала, что Олаф мог — и хотел — уничтожить Бодлеров.       Граф Олаф стоял с развязанными руками и отряхивался от пыли. Вайолет решительно заставила себя заплакать и понадеялась, что ее голос все еще был дрожащим и ломким, а ее слова звучали достаточно жалко.       — Олаф… пожалуйста.       Услышав жалобное хныканье за спиной, Олаф обернулся с победоносным выражением на лице.       — Это ты, Вайолет Бодлер, только что мяукала как беспомощный котенок? Очень интересно! — надвигающийся на нее мужчина злобно и жестоко рассмеялся. — Больше никакой борьбы, ведьма? Больше никаких громких слов, никакой свирепости в глазах? Никаких хитроумных планов? Я был о тебе лучшего мнения, сиротка.       — Нет. Я устала от борьбы, Олаф. Я просто хочу, чтобы эта война закончилась, любой ценой. Просто отпусти Клауса… и я сделаю все, что ты захочешь, — с удивлением Вайолет обнаружила, что не так уж и кривит душой. Да, она старалась придать голосу больше отчаяния, надеясь, что ее смирение уменьшит гнев Олафа, но говорила правду. Если это спасет ее семью, то она готова была пожертвовать собой и отдать себя в лапы самого ненавистного в мире человека.       Олаф склонился над ней и, приподняв ее лицо за подбородок, заставил посмотреть на себя.       — Знаешь, Вайолет Бодлер, думаю, так я и сделаю — оставлю твоего брата здесь, а тебя возьму в плен, — Олаф склонился еще ближе к ней, и его голос снизился до шепота. — Знаешь, почему? Потому что ты потеряла все и всех. Ты проиграла.       И после его слов Вайолет заплакала всерьез. И Клаус, который наконец перестал сопротивляться, тоже. Потому что слова Олафа были правдой. Смогут ли они с Санни и малышкой Би построить плот, справиться со всеми опасностями, поджидающими их в море, найти Олафа неизвестно где и провернуть успешную операцию по спасению Вайолет? Смогут ли они найти убежище в этом мире и жить там в безопасности в доме, полном тепла и смеха?       Нет.       Когда Олаф победоносно рассмеялся, когда его приспешник бросил Клауса лицом в песок и оставил рыдать, когда Вайолет поволокли к шлюпке, в ее голове крутилась лишь одна фраза… «Ты потеряла все и всех. Ты проиграла».       Вайолет вскинула голову, чтобы напоследок взглянуть на младшего брата, и дернулась, пытаясь освободиться из железной хватки державшего ее негодяя в последней попытке спастись. Вырываясь, она плакала и кричала Клаусу:       — Не забывай меня! Скажи Санни, что я люблю ее. И позаботься о Би! Клаус!       И после, дав волю рыданиям, Вайолет позволила затащить себя в шлюпку и навсегда увести с острова прочь от всего, что она любила.