От лица Уэйна Сермона
Рано утром я уже вернулся в школу, но даже не обратил внимания, что уже наступили выходные. Коридоры, такие привычно набитые разговорами, криками и перешёптываниями, теперь были совсем пустыми, а кожу морозило ощущение одиночества. С улицы донёсся шум мотора мотоцикла Дэна, который собирался «по делам» — наверняка, он уже созвонился с Майком и Платцманом, рассказал им обо всём. Плевать. Мне было так по-предательски спокойно в тишине школы, без сплетен, без проклятых Демонов, даже без Дэна… Я чувствовал себя и на своём месте, и на совершенно неправильном. Но всё же было какое-то странное удовлетворение в отсутствие звуков, в одиночестве, не сковывающем движения. Мне это нравилось. Но, войдя в уже привычный зал, я сразу понял, что мои надежды побыть в одиночестве именно здесь только что запылали ярким пламенем и рассыпались в прах. На высокой лестнице, упирающейся в стену у самой сцены, стояла Лаки и тихо что-то напевала, без страха упасть. По полу и вверх, к девушке, тянулся языком огня красный плотный бархат, который руки с уже стёртой на костяшках кожей привязывали к мощным кольцам. — Хайт? — несмело позвал я, но ответа не последовало. Я медленно приблизился и совсем немного качнул лестницу. Моя подруга взвизгнула и, выдернув из ушей незаметные для меня белые наушники, грозно посмотрела на меня. Должен признать, с такой высоты это и вправду выглядело угрожающе — она ведь, того и гляди, вот-вот спрыгнет прямо на меня. — Тварь! Чёрт… — она начала почти беспрерывно ругаться на меня неприличными словами, медленно спускаясь вниз. Лишь сейчас я разглядел её полностью — на щеках и лбу у неё красовались брызги краски, как веснушки, а волосы, тоже немного забрызганные, спутались, — Что ты тут делаешь? — Не знаю, как-то потерялся в днях недели… — невнятно промямлил я, — А ты, я смотрю, времени не теряешь. Она замялась и неловко затопталась на одном месте. Что-то её сильно беспокоило и это было заметно. Взгляд сразу потупился в пол, а руки сцепились в замок. Пальцы невольно сгибались и разгибались, выдавая волнение. — Что с тобой? Ты будто сама не своя. — Тут такое дело… Мои родители переезжают в Массачусетс и я еду с ними, — за моей спиной раздался приглушённых вздох, но я почему-то не обернулся — мне важно было сейчас видеть именно Хайт, её округлые черты лица, голубые глаза, преисполненные печалью, — И я хочу успеть как можно больше, — по её щеке скатилась нечаянная слеза. Я обнял подругу и тут её прорвало — она разрыдалась прямо на моём плече, так громко и заразительно. Я тоже заплакал. Не хотелось её терять, совершенно не хотелось. Солнце освещало всю её спину, окрашивая белую майку в оранжевые тона, а мокрые следы от слёз на её лице блестели под почти не греющими лучами. — Я помогу, — Тихо, почти шёпотом отозвался я, не опуская рук с чужих хрупких плеч. Она улыбнулась и закивала, продолжая задыхаться и глотать свои солёные слёзы, которые не могла вытереть тыльной стороной ладони. Сзади к нам подошёл ещё кто-то, тоже объявивший о желании помочь. Это был Майк. Растрёпанный, одетый чёрт знает во что он даже не подколол Лаки, а просто приобрёл её за плечи и повёл обратно к стремянке.От лица Майка Шиноды
Такой «Святой Троицей» мы и начали красить. Действительно, компанией получалось быстрее — Хайт красила самую верхнюю часть стены, Уэйн занимался серединой, а я медленно и аккуратно покрывал бежевым цветом самый низ, прямо у сцены. После сообщения от Дэна этим же утром я решил, что, может, это и не такая плохая идея — продолжать работу. В нас же всё-таки поверили. Сейчас я слышал, насколько искренне смеётся Лаки. Её голос и вправду был звонким, таким, каким я его до этого не слышал. Уэйн шутил, чтобы отвлечь подругу от мыслей о скором расставании и я медленно подключался к их общению — мы не огрызались друг на друга, а брызгались краской и просто чистосердечно смеялись, как обычно делают друзья. Как странно мне было ощущать, что даже здесь я могу считаться другом — мы с Рейнольдсом редко смеялись так несерьёзно, потому что захотелось. А сейчас я будто открылся не только для Лэйк Сити с Хайт, а и для себя — смех давался мне на удивление легко. В воздухе будто пахло каким-то необычным счастьем — этот аромат напоминал ваниль с корицей. Я осторожно передал очередное ведро краской Сермону, когда мы заканчивали четвёртую стену всего зала к полудню. Солнце освещало окна и оставляло свои яркие следы на полу. Весь зал преображался на глазах — становился таким уютным и красивым. Уэйн с Лаки даже попробовали станцевать вальс на старом скрипящем полу, всё также смеясь. Я наблюдал за ними исподлобья, улыбаясь самому себе — мои мысли были где-то далеко, с человеком, которого я бы никогда не осмелился пригласить на танец, но хотел бы. Мечтать, как говорят, не вредно.От лица Дэна Рейнольдса
Я зашёл в зал ровно в 15:46 и застал до жути смешную картину — Хайт сидела на спине Майка, который наматывал круги по периметру и фырчал, а Уэйн докрашивал самый край ступеней сцены. Измазанные в краске, все трое не обратили на меня ровным счётом никакого внимания. Я медленно подошёл к Шинода и хотел было дёрнуть его за рукав, но он навалился прямо на меня, не обратив внимания на то, что я преградил ему дорогу — Лаки слетела с чужой спины и с характерным звуком ударилась об пол. — Я встретил на выходе твоих родителей, — я протянул ей руку и она поднялась, — они сказали, что пора… — Уэйн покосился на меня и тяжело вздохнул. — А… Ну да, конечно, я потеряла счёт времени, — она отвернулась от меня и зашагала к Сермону, — Спасибо, Уэйн, что был моим другом все эти два месяца. Я рада, что тебя перевели сюда, — она натянута улыбнулась и, когда Лэйк Сити поднялся на ноги, крепко его обняла, обвив руки вокруг шеи, — Ты такой хороший человек, спасибо, что был рядом, — она всхлипнула и что-то у меня внутри сжалось, когда парень обнял её в ответ. Конечно, меня не полюбит… Хайт подошла к Шиноде и хлопнула его по плечу. — Буду скучать по тебе, дурила, — он рассмеялся и несильно хлопнул её по животу в ответ: — Я тоже буду, идиотка. Она повернулась ко мне и застыла, раздумывая, видимо, что сказать мне. Я тоже молчал. И вдруг случается нечто, похожее на чудо — она с разбегу обнимает меня и утыкается носом мне в грудь. — Прощай, Дэн, — прошептала она мне на ухо, — Всегда будь собой и не сомневайся в том, что ты делаешь, никогда, — она запустила пальцы в мои волосы и взлохматила их парой лёгких движений. — Прощай, — у меня не было сил улыбаться, — на улице ещё есть люди, которые бы с радостью с тобой попрощались, — Уэйн неотрывно смотрел на меня и не мог произнести ни слова даже тогда, когда Лаки, ещё раз поблагодарив их с Майком за поднятое настроение, вышла за дверь и исчезла, словно её и не было, словно не существовало русоволосой девчонки, слонявшейся по коридорам в наушниках, никогда.От лица Бена МакКи
Я сидел на ступенях у входа и смотрел на Платцмана — он ковырялся в своём мотоцикле разными ключами, периодически ворча ругательства. Наконец он, как и все остальные Демоны, начал носить футболку — ноябрь никого не щадил. Кончики его пальцев и ладони были измазаны в чёрном машинном масле, похожем на липкий клей со стороны — вязком и не дающем разлепить пальцы. Наконец байк недовольно заурчал и выдул из выхлопных труб тёмно-серый дым. Дэниэл протёр запястьем запотевший лоб и поднялся на ноги. Я всё ещё наблюдал за ним, за его точными и резкими движениями, за шагами в мою сторону… погодите, в мою сторону?! — Привет, — он улыбнулся. — Привет. — Слушай, я подумал, что мы друг-друга даже не знаем толком и я… ну… Вообщем, не хотел бы ты сходить со мной куда-нибудь сегодня? Чтобы не думать об учёбе, так сказать? — он мялся, а я даже не мог поверить в то, что слышу. Тот парень, в которого я был влюблён на протяжении трёх лет, зовёт меня прогуляться? Чёрт возьми, да! Но я не успел ответить, как на выходе показалась Лаки — раскрасневшиеся припухшие глаза, смазанный макияж и рвано вздымающаяся грудь. — Лу! — окликнул её я, но она быстро сбежала по ступенькам, крикнув напоследок только «прощайте», и скрылась в белом автомобиле своей мамы, — Знаешь, — я обратился к Платцману, — думаю, это хорошая идея — сходить прогуляться, — хотелось добавить, что мне нужно отвлечься, но не стал. — Тогда, — он подбросил в воздухе ключи от мотоцикла и подал мне руку, которую я с радостью принял, — прошу на борт! — Он поплотнее застегнул кожанку, которая мгновенно обтянула его мощные плечи, и направился к байку.От лица Виктори Лоуренс
Я знала, что больше не вернусь в школу. Получив вечером вчерашнего дня смс от Лаки, в котором она призналась, что уезжает, я сломалась окончательно — упаковала вещи в первый попавшийся рюкзак, написала родителям записку и уехала. Мне нечего было больше делать в Лас-Вегасе — теперь там стало так же прохладно, как и у меня на душе. Близилась зима и ничего уже не могло меня согреть. Я не оглядывалась назад ровно до того момента, как села в автобус, который обещал домчать меня до Калифорнии — в самый центр Сакраменто. Тогда я, преисполненная обидой и ощущением предательства, написала последнее «Прощай» на знакомый номер, ответа от которого так и не последовало. Моё сердце теперь хотело перемен.От лица Дэниэла Платцмана
Я не знаю, о чём я думал, когда звал Бена с собой. Он был таким потерянным, когда Лаки даже не удосужилась с ним попрощаться, что мне показалось, будто ему и вправду не помешало бы проветрить голову. Мы ехали на полной скорости, пока ветер дул нам встречным потоком, сопротивляясь. МакКи сильнее вжимался в меня с каждой минутой, отчего моё сердце начинало биться чуть чаще с каждым разом, как его руки стягивались вокруг моей груди. Правой щекой он касался моей спины и не давал мне сосредоточиться на дороге. — Нравится поездка? — я хохотнул над ним, и прибавил газу. Машины недовольно нам сигналили, но мне было всё равно. Однако, заметив некий испуг в движениях спутника, я сбавил скорость, — Всё хорошо, не волнуйся. Сейчас едем медленно, поэтому можешь раскинуть руки и наслаждаться, — он слабо и неуверенно кивнул. В одном из моих наушников заиграла New Day — самая вдохновляющая песня, которую я когда-либо слышал. Второй наушник я ещё в начале поездки отдал Бену и сейчас… Я буквально мог наблюдать, как передо мной раскрывается самый настоящий цветок — наверное, он бы ударил меня за такое непривычное сравнение низкого коренастого парня с чем-то столь нежным. Его хватка ослабела, пальцы разомкнулись и он отпустил меня. Его дыхание стало ровным и спокойным. Пока на небе собирались тучи, такие непривычно густые и хмурые для Лас-Вегаса, я видел чудо из чудес — мы мчались, сотню раз наплевав на светофоры, а Бен расправил руки, словно крылья, осмелившись даже немного привстать. Небо начало оплакивать отъезд Лаки Хайт, а этот человек просто хотел прожить ещё один день без сожалений, без грусти. Он хотел быть свободным хоть один чёртов день, как и я… Он был таким похожим на меня, но и совершенно другим. Когда дорога впереди стала относительно свободной и пустой, я всё же обернулся, чтобы посмотреть на него — на его закрытые глаза, на бесстрашие, коим он сейчас обладал, именно сейчас. А руки… Руки он действительно раскинул в стороны так широко, как только мог. Цветы так распускаются под солнцем, а Бен под дождём, обдуваемый ветром. Когда мы затормозили, небо уже начало громыхать и по улицам застучал дождь. Я точно знал, где живёт мой спутник. Он медленно, словно нехотя, слез с мотоцикла и хлопнул меня по плечу на прощание. Я смотрел ему вслед — промокшие волосы всё равно не были идеально гладкими, оставались будто нарочно взъерошенными. Вдруг он обернулся и поймал мой любопытствующий взгляд на себе. — Спасибо за то, что прокатил. Я словно увидел весь Вегас в новом свете… — он потупил взгляд, всё ещё стоя вполоборота у крыльца своего дома, — Будто почувствовал себя снова живым, вдохнув эту свежесть… Давно здесь таких дождей не было, да? — что-то у меня внутри замкнуло. Живым. Почему я не могу быть живым? Почему не могу быть тем, кто я есть на самом деле и почему так этого боюсь? — Бен, постой! — он только шагнул на первую ступеньку, а я уже снова окликнул его и, как ужаленный, подскочил с байка. Я начал медленно приближаться к нему, чтобы ненароком не спугнуть. Если бы я был механизмом, машиной, то из меня бы уже сыпалась сотня искр, обжигающе горячих и ярких, как у фейерверка, — Каково это? — Что «это»? — Быть живым? — я задыхался сам не знаю от чего. Я смотрел в его глаза, а он не отводил взгляда от моих так долго, что мы оба, похоже, потеряли счёт времени. Что-то внутри меня перевернулось и я за одно мгновение притянул его к себе за талию и поцеловал. Его губы были такими тёплыми и мягкими, а волосы и вправду вымокли насквозь. Я настойчиво запустил в них пальцы, цепляясь за последнее, что помогало моему сердцу продолжать биться — за него. Я вжимался в друга всем телом, руками гладя по спине. Бен не открывал глаз, но и не отвечал на поцелуй. Он не сопротивлялся, будто ждал чего-то, не отталкивал, не злился. На секунду я подумал его отпустить, но тут его ладони, прохладные, как подтаявший лёд, нежно коснулись моей шеи и совсем осторожно пробежались пальцами по загривку, а губы отозвались мелкими пульсациями. Он аккуратно смял мои губы в таком же неясном поцелуе, всё-таки отдаваясь мне целиком, прямо с головой. Я утопал в нём, как в самом глубоком море, терялся в его движениях, чувствуя, как капли дождя проскальзывают мне за шиворот и стекают вниз по спине к его рукам, которые с шеи спустились на талию. В моей голове пульсировало невозможностью происходящего, всё было в тумане, словно я попал в сон. Мне нравилось, как от него веяло жаром — его запах сводил меня с ума именно сейчас, в эту минуту. Я хотел прижать его ещё ближе, хоть было уже и некуда. Такие холодные ладони, они уже мяли футболку у меня на груди, оттягивая её немного вниз. Бен стоял на мысочках, чтобы хоть немного дотягиваться до меня — это выглядело смешно и мило. Его веки подрагивали от каждого звука, который доносился до нас словно сквозь толщу воды — тихо и мутно, еле слышно. Щёки МакКи ярко горели красным, как и кончики ушей. Наши языки сплелись, сначала осторожно, медленно, а потом уже страстно и горячо. Меня словно ошпарили, обожгли и только его холодные кончики пальцев могли меня спасти. Я так не хотел его отпускать… Лил дождь. Он касался земли плавно, слабо, нежно. Он тихо стучал по всему, до чего мог дотянуться — по крышам, подоконникам, машинам, дорогам. И даже в этом, казалось бы, незначительном шуме потерялись и мы, промокшие, и звук открывающейся входной двери. К счастью, Бен успел отпихнуть меня до того, как нас застала целующимися его мама. Эта миловидная женщина молча оглядела нас обоих с ног до головы и только тогда МакКи проскользнул мимо неё в дом, не поднимая взгляда. — Ну, а ты что стоишь? Ты же тоже голодный, — она мило мне улыбнулась и протянула руку, — да и вымок совсем! Как тебя зовут? — Платцман, мам, — отозвался за меня откуда-то с кухни Бен. — Ну не по фамилии же его звать! — мой друг высунулся из дверного проёма и, бросив на меня беглый взгляд, ответил: — Дэниэл. Его зовут Дэниэл.