Мечты, порой, как в рамах зеркала, Они нас отражают по натуре, А рамы из камней иль злата, серебра — Уже все то, во что их завернули. Мечты бывают разные, мой друг, Порой они всего лишь о возможном, О том, что есть у нас с тобой вокруг, Но иногда мечтаем осторожно О том, что птицей стать бы мы могли, И полететь над миром нашим плавно, О том, мечтаем, что давно сожгли Мы в детских снах, не думая о главном. Эвелин Ашера
Тихо крадучись от залы, где она подслушала неожиданный разговор, воительница раздумывала над тем, мог ли тайный отравитель передать яд лекарше, чтобы та убила себя в камере? «Допустим, » — думала она, — «Асана что-то узнала, ее схватили и бросили в темницу, но, какой-нибудь Бахавас решил, что женщина может выдать тайну и подослал к ней отравителя? Но с другой стороны, какое отношение преступник имеет к жрецу?» Эва задумчиво взглянула на стражника, стоящего на посту, насупилась и пошла дальше: «А если же, допустим, сам жрец дал ей яд? Это более правдоподобно! А еще Асана хорошо разбиралась в травах и микстурах, она сама могла состряпать любой яд, нужный ей для самоубийства. Но откуда он оказался в камере? Разве лекарша могла бы носить с собой пузырек с ядовитой смесью?» Мрачные мысли отозвались тупой болью в груди, напоминание об Асане сильно ранило сердце, которое и без того кровоточило. Вспоминая улыбку лекарши, глаза ее наполнялись слезами, застилая пеленой дальнейший путь воительницы, а руки предательски тряслись. Версия с самоубийством тоже была довольно правдоподобной, ведь сломленная духом женщина боялась такой дикой и ужасной казни, а встреча с Бегемотом в Кольце Солнца не предвещала бы ничего хорошего. Мрачный коридор крепости вёл девушку все дальше, ближе к приютившей ее комнатушке. К слову, каморку Эва привела в порядок, там всегда было чисто, на полу стояло много свечей, в небольшом сундуке под оконцем хранилась одежда, на скромной постели, представляющей собой походный спальный мешок, который был просто расстелен на полу, лежали чистые простыни, заботливо выданные по приказу королевы. Рисунки стопкой лежали возле постели, а принадлежности для рисования прислужница почти всегда носила с собой в поясной сумке. Дойдя до своего небогатого убежища, девушка распахнула дверь и обомлела, увидев сидящего на постели Эрона. Воин, облаченный в доспехи, рассматривал её рисунки, ожидая прихода прислужницы. На лице его была мрачная гримаса, воин держал один рисунок в руке дольше других и не без злости поглядывал на него, словно на старого врага, о котором ему только что напомнили. Прислужница окинула его удивлённым взглядом, а взглянув на пергамент вздрогнула. Свирепый воитель грозно смотрел на неё с собственного рисунка. Эва давно уже забыла, как рисовала Гелиса, размышляя о мести и своей ненависти к нему. Девушка думала, что воин забрал рисунок себе, но нет, он оставил его здесь, а теперь лист пергамента держал в руках Эрон, ревностно глядя на него. Воительнице ничего не оставалось, кроме как вырвать портрет из рук сокола, а затем швырнуть в сторону. — Зачем ты его нарисовала? Я думал, ты его ненавидишь! — вспылил Эрон, вскакивая на ноги. Бросив яростный взгляд на девушку, воин медленно снял с головы пернатый шлем, от этого действия черные короткие волосы растрепались, и мужчина помотал головой, пытаясь привести их в порядок, а затем провел рукой по голове, словно пытаясь себя успокоить. — Так и есть, это старый рисунок, — Эва шлепнула воина по плечу, — ещё до того, как ты меня спас тогда. Помнишь? Девушка выглядела напуганной собственными воспоминаниями, Эрону тут же захотелось прижать её к себе, но он не решился, злость и ревность все ещё клокотали в нем, словно неистовые язычки пламени. — Не выдумывай лишнего, — спокойно проговорила девушка, поправляя выбившуюся из хвоста косичку, — я мечтаю ему отомстить, больше, чем кому-либо, это все, о чем я могу думать, когда речь заходит об этом человеке! Сокол многозначительно отвернул лицо, переваривая информацию. Ревность потихоньку утихала, оставляя место глупому желанию вдыхать запах ее волос, ощущая тёплую хрупкую девушку в своих объятиях. Едва Эва обиженно отвернулась, Эрон сразу же схватил ее за плечи и повернул к себе: — Ты же понимаешь, что я никому не позволю тобой обладать, — руки воина переместились с плеч на талию прислужницы, — ты только моя, даже когда сопротивляешься! — Ты слишком наглый, Эрон! — воскликнула Эва, пытаясь убрать мускулистые руки со своего тела, — я не дала тебе согласия! Возможно, я его вообще не дам! В голосе ее послышалось раздражение, от чего мужчина яростно замотал головой. Настойчивость сокола сильно нервировала и пугала девушку, по неведомой причине она тянулась к нему, но все время отталкивала, словно надоевшую игрушку, которая все же нравилась. — Не соглашайся, говори, что хочешь, я никому не позволю быть с тобой! — ревность вновь забушевала в мужчине, страстное желание подчинить волю девушки себе, заставить ее сожалеть о своих словах! Больше всего теперь Эрон хотел заставить юную воительницу себя любить и желать, чтобы это она ревновала его к симпатичным прислужницам крепости. В голосе мужчины звучали пугающие нотки, когда он вновь решил заговорить: — Не забывай, красоточка, я один из соколов Джирана, я не привык получать отказ от женщин, несогласных всегда можно взять силой! — Эрон молниеносным движением пригвоздил девушку к стене, нависнув сверху словно хищная птица, готовая вонзить клюв в беззащитную жертву. Эва на мгновение сжалась в комок, а затем с силой ударила мужчину в открытый живот. Пальцы плотно сомкнулись в кулак, злость и неприязнь нашли выход в ударе, но воин не шелохнулся. Не подал виду, что удар доставил ему немалый дискомфорт, заставив мысленно схватиться за живот. Эрон и не мог подумать, что девчонка стала такой сильной, хотя сокол все так же готов был ее защищать от любых опасностей. Защищать, нападая сам. Эва упрямо уставилась в лицо Эрона, в зелёных глазах ее словно вспыхивали маленькие молнии гнева, такие опасные и манящие. Рука мужчины легла на затылок девушки, заставив ее придвинуться к нему, поцелуй не заставил себя долго ждать, хоть девушка и упиралась, воин чувствовал необычную страстность в ее поведении. Ее губы были такими нежными и мягкими, в противовес его собственным, что Эрон боялся перейти ту грань, за которой поцелуй мог бы причинить боль. Эва на несколько мгновений потеряла связь с реальностью, объятия мужчины были такими крепкими, что вырваться было просто невозможно, поцелуй захватил ее всю, в голове не было ни одной мысли, способной привести девушку в чувство, потаенные желания выползали наружу, когда девушка несмело, но страстно отвечала на поцелуй. Казалось, в крохотной комнатушке стихли все звуки, потрескивание свечей отошло на второй план, лишь звук страстного дыхания и бешеные удары сердца слышались в эти мгновения. Эрон не терял времени. Стараясь не дать девушке опомниться, одной рукой он развязал шнурок на кожаном топе, поверх которого был прилажен металлический доспех: — Броня тебе к лицу, ты очень красивая! — выдохнул воин, стягивая с девушки бронированный нагрудник. Пышная грудь воительницы, будучи обнаженной, сразу же оказалась в ладонях мужчины. Эва застонала, земля уходила из-под ног, когда мужчина впивался страстными поцелуями в ее шею, одновременно лаская руками ее грудь и животик. Каждый раз она вздрагивала от того, как его рука устремлялась ниже, намереваясь снять с девушки нижнюю часть доспехов. — Ну ты ведь должен меня понять, Эрон! — Эва аккуратно отстранилась от разгоряченного воина, — я не хочу быть женщиной на одну ночь, мне важна моя честь! Сокол окинул ее многозначительным взглядом, от которого по шее воительницы побежали мурашки, поднимаясь от спины к загривку: — Ты уже второй раз дразнишь меня, женщина, это невыносимо! — тяжело дыша, Эрон уселся на постель, — разве я говорил об одной ночи? Эва, я хочу тысячу ночей! Я воин, который много времени проводит в походах и сражениях! И я хочу, чтобы из походов меня кто-то ждал… нет, не так! Не кто-то, а ты! Хочу, чтобы ты ждала меня. Эва густо залилась краской, признание оказалось поистине неожиданным и волнующим, что девушка покраснела аж до кончиков ушей. Воительница потупилась и неуклюже присела рядом с мужчиной, положив голову ему на плечо. — Кстати, о походах, — голос сокола стал более спокойным и размеренным, — меня не будет несколько дней, постарайся не вляпаться в неприятности, — он положил руку девушке на талию и придал к себе в тёплом объятии. — Куда ты уйдёшь? — робко задала вопрос воительница, но Эрон не ответил, он просто молча обнимал ее, вдыхая яблочный аромат ее волос, пока в каморке догорала свеча…***
Эва стремительно бежала по коридору, намереваясь задать волнующий её вопрос. сообщение, полученное минутами позже озадачило и взбудоражило её, девушке не терпелось поскорее узнать подробности, о которых говорилось в письме от Ванаши. Воительница никак не ожидала, что маленькая Тейра передаст ей столь волнительное послание прямо тогда, когда она собиралась отнести завтрак королеве и королю. Мысли её роились в голове, словно дикие пчелы, когда Эва пересекала очередной поворот. Ванаша ждала ее на балконе залы Ветров, откуда открывался вид на Сумрак и долину, покрытую жгучим красным песком. Полуденное солнце готово было изжарить двух женщин, но в то же время оно милосердно освещало мир, без того наполненный тьмой. Красные перья то и дело мелькали в Сумраке и на нижней площади цитадели, дружные выкрики солдат, отрабатывающих очередные боевые манёвры, ритмично раздавались отовсюду. Эва устремила взор туда, где вдалеке, едва видимый сквозь пелену, возвышался Шпиль. Девушка думала о городе, стоявшем там, о его величии и мощи, о том, что ей вряд ли суждено хотя бы увидеть Меридиан, к которому рвалось не сердце. Ванаша тоже смотрела туда, вот только взгляд её был одновременно полон боли и ликования, причину которого воительница не могла разгадать. — Твоё письмо… ты говорила о чем-то важном, ведь так? — Эва заговорила первой, стремясь выведать все сразу и как можно скорее. Светлые волосы ее слегка подрагивали при каждом движении головы. Ванаша выдавила из себя улыбку, и Эва готова была поклясться, что это была самая грустная улыбка из всех, что она видела. Женщина неторопливо указала рукой на палаточный городок внизу: — Посмотри на них, воительница, жалкие, изможденные, голодные… Сколько испытаний выпало на долю этих людей, но Солнце посылает им новые. Еды, что посылает королева, не хватает, чтобы накормить хотя бы детей, всех мужчин обязали сражаться, будь то пахарь или художник, вне зависимости от желания или возможностей. — Ванаша указала рукой куда-то вниз, под стены крепости, — как тренируются люди, которые не ели два дня?! Эва обратила внимание на неприятную картину того, как выстроившись в три шеренги, изможденные бедняки, то и дело неуклюже покачиваясь, с длинными палками в руках отрабатывали боевые действия. Ими руководил высокий мужчина в доспехах сокола, показывая выбросы и удары, которые несчастные пытались повторить. Когда у какого-то доходяги не получался удар или разворот, сокол с явным недовольством отвешивал тому приличный удар древком глефы, да так, что бедняга падал навзничь. Эве даже показалось, что воин с удовольствием бы воспользовался наконечником, но, видимо, важен был каждый недовоитель, раз обучать взялись юнцов и стариков. — Видишь, что делает? — спросила Ванаша, отрывая яростный взгляд от столь неприглядной сцены. — Просто диву даюсь, как до такого додумались! Эва покачала головой, от чего жгуты и косы заметались по спине, словно змейки: — Отвратительно, но ведь не за этим ты меня позвала? — Нет. — Так зачем? Чернокожая глубоко вздохнула, а затем вновь посмотрела на Сумрак: — Моего очень хорошего друга обидели, обвинили в том, чего он не совершал, а посему ему грозит смерть от рук убийц и воров, которые пользуются здесь славой великих воинов! Генерала армии Карха! — женщина сжала кулаки, в глазах ее плясали молнии. — Моя подруга Асана тоже мертва, кому понадобилось убивать лекаршу? Это место мне противно, сплошь ложь и яд, что течет в этих стенах словно кровь в жилах! — девушка гневно топнула ногой, в глазах вновь заблестели слезы, когда она упомянула о лекарше. — Наверняка она просто узнала, кто настоящий убийца детей в Сумраке, вместо которого оклеветали Утида, вот и убрали свидетеля! — Ванаша подняла глаза к небу, — о, Солнце, за что ты посылаешь нам столько испытаний?! Минуту они молчали, думая каждая о своем, пока снизу раздавались крики несчастных, коих тренировал сокол, выдавая каждому порцию ударов древком своей глефы. Солнце, казалось, стало ярче, а звуки громче. Наконец, тишину снова прервала чернокожая: — Эва, я говорила с Нассади, они с сыном готовы бежать в любую минуту, я знаю, как их вывести, но не знаю когда. А теперь вот еще с Утидом такая беда, помощи ждать не приходится. Я хотела просить тебя приглядеть за королевой в крепости, пока я улажу дела с побегом. Сейчас за ними шпионят со всех сторон, мне нужен настоящим бум, чтобы вывести их из Цитадели незаметно. — Я сделаю все, что в моих силах, как и раньше, но скажи, смогу ли я пойти с вами? — Эва с надеждой заглянула в глаза женщины, которая тепло улыбнулась и кивнула головой. — Конечно.