***
— Я хочу видеть сына. Лиссраш смотрел в лицо того, кого когда-то любил. Глядел в эти красивые, усыпанные песком пустыни глаза, на пухлые алые губы, которые так привычно были прикушены тонкими маленькими клыками, видел румянец на высоких скулах по-прежнему бледной кожи и понимал, что больше ничего не чувствует. Все эмоции и чувства, что он питал еще не так давно, ушли вместе с нагом, что бросил его и их сына, едва снеся яйцо, и, махнув на прощание кончиком золотистого хвоста, уполз вслед за новым вождем теперь враждебного племени. И теперь, спустя столько месяцев, он вновь стоял перед ним, приползя с новыми соплеменниками просить помощи и воды, прикрыв это фальшивым желанием видеть ребенка. Лиссраш ни на йоту в это не верил. — Ссираш, об этом надо было думать тогда, когда отправился греть песок в доме другого нага. Из чужого племени. Это больше не твой сын. Ты сам отрекся от него, — спокойно ответил Лиссраш на абсурдное требование. — Что бы я ни сделал, я имею право его увидеть! Он и мой сын! Это я вынашивал его! Снес и вручил в твои руки! Позволил обвить твоим хвостом, хотя мог забрать его с собой! — возмущенно закричал Ссираш, глядя в невозмутимое лицо возвышавшегося над ним Лиссраша. — Мог! Но не стал! — Просто признай, что в твоей новой жизни и с новой любовью он был тебе не нужен. Видимо, Шарк был против, вот и все. Не нужно придумывать оправданий. — Шарк не был против! Ни тогда, ни сейчас! Можешь сам его спросить! Тем более он сам здесь. Я навязался, только чтобы увидеть сына, а ты отказываешь мне в моем праве! — все больше распаляясь, кричал Ссираш, стоя недалеко от дома вождя. Лиссраш лишь в немой молитве поднял голову к небу. Ему так не хотелось начинать очередную публичную ссору, к которым так склонен был Ссираш. Сейчас, смотря на возмущенного и кричащего нага, он думал лишь о том, что то, что тот отказал ему в замужестве, было к лучшему… — Ты утратил это право. Лишил его себя, когда решил уйти. Теперь ты не имеешь на него никаких прав. И ты сам это знаешь, — ответил на выпад Лиссраш, стараясь привести рациональные доводы. Вот только Ссираш, казалось, его даже не слышал. И, как бы ему ни хотелось оказаться далеко от скандала, ссоры и криков, показывать сына не хотелось еще больше. Ссираш бросил ребенка, едва снес — лишь взглянул мельком и отдал Лиссрашу, сказав, что влюбился в другого и уходит в его племя… Было обидно и больно слышать такое от того, кому предлагал соединить судьбы. Наверное, тогда Лиссраш, и без того сдержанный, замкнулся еще сильнее, став меньше общаться с соплеменниками, и больше времени проводя на охоте или просто в пустыне. А сейчас все это ушло, и в душе были лишь пустота и раздражение из-за ненужной ссоры. Нужно было лишь найти хороший повод и достойный предлог, почему он не позволит увидеть Ссирашу сына, которого может повидать теперь только с его согласия, и тот уйдет, если поверит. Повод… Лиссраша на секунду, на мгновение парализовало от такой, как казалось, удачной идеи. Все было проще простого и до сложного просто! Нет, в тот момент, когда Ссираш кричал уже едва ли не на все поселение, идея показалась ему гениальной…***
— Ну вот теперь ты у меня чистенький, весь песок с тебя смыли, — баюкая в руках яйцо, произнес Кай, игриво ткнув указательным пальцем в одно из пятен на скорлупе. То в ответ отозвалось теплом в том месте, где его коснулся палец. — Я погляжу, у кого-то сегодня хорошее настроение… Рассмеявшись, Кай удобно устроился на животе и, вытянув руки, аккуратно придерживая за бока, поставил яйцо на одну из шкур, на которых сам и разместился. Посмеявшись и подтянувшись, поцеловал качнувшееся из стороны в сторону яйцо. — Знаю, знаю. Ты хочешь еще немного погулять. Но, сынок, потерпи немного. Вот папа прогонит чужаков, и я снова тебя вынесу… — Лиссраш, и ты позволяешь человеку называть моего ребенка сыном?! — Наршасса. Ссир, угомонись уже, не пугай ребенка, — ответил вползший в комнату Лиссраш, оползая замершего в незавешанном проходе незнакомого нага. Кай подскочил при виде чужака и хозяина дома, в спальне которого столь бесцеремонно разлегся, прижав к груди ребенка. — Лисс, он же человек! Все-таки я был прав, ты меня обманываешь! — усмехнувшись, произнес чужак и перевел взгляд на похолодевшее вдруг яйцо, которое Кай, погладив, прижал покрепче к себе. — Иди к папочке, малыш. Папочка так скучал… Кай чуть сдвинулся назад, не позволяя незнакомому нагу забрать у него яйцо, и непонимающе посмотрел на Лиссраша. Он подумал, что если это тот, кто выносил и снес яйцо, то пытаться не дать ему взять на руки еще не вылупившегося малыша было ошибкой. Но он не хотел доверять незнакомцу своего ребенка, пусть тот и произвел его на свет… — Ссираш, не трогай ребенка. Я привел тебя лишь показать, что я не вру, а не к нему, — перехватив руку чужака за тонкое запястье, сказал Лиссраш, оттаскивая того подальше от Кая и яйца. — Наршасса, но он же человек! Замуж за человека? Серьезно? — усмехнувшись, произнес тот, сбрасывая руку Лиссраша. — Ни за что не поверю, что ты собрался за него замуж! А уж в то, что он принял нашего ребенка, как своего… — Ты сам слышал, как нежно он с ним разговаривал. Он всегда называет его сыном и всегда целует, — немного неуверенно ответил Лиссраш, многозначительно посмотрев в глаза Кая. — Да, да… И ты говоришь, ваша свадьба сегодня? — бросив недоверчивый взгляд на продолжавшего сидеть на месте Кая, который все еще не мог понять, что происходит, спросил незнакомец. — Да, поэтому побыстрее выметайтесь из нашего поселения. У нас ещё сегодня вечером церемония, — вновь ухватив незваного гостя за запястье, произнес Лиссраш, потащив того к выходу. — Погоди, погоди, — засопротивлялся тот и, вырвавшись из захвата, обернулся к Каю. Кивнув головой на стоявшего рядом Лиссраша, Ссираш спросил: — Ты правда сегодня вечером выходишь за него замуж? Кай и без того был в смятении, а этот вопрос совсем выбил его из колеи. Ничего не понимая, он посмотрел на впившегося в него взглядом Лиссраша, на теплое яйцо в своих руках и вновь перевел взгляд на незнакомца. Замуж за Лиссраша… Сердце Кая замерло, а в голове мимолетом пронеслась мысль, что ему просто не может так везти! Но это все было всего лишь на мгновение, все мысли унеслись прочь, а сердце возобновило свое биение, с утроенной силой разнося по организму возникшее в груди чувство радости. Радости, что может перед нагом оправдать свое безумие. Ведь тот наверняка спросит, почему он называет его ребенка своим… А так веский повод: слышал ссору с улицы. И ведь не ложь, он и правда слышал крики, пусть и не уловил суть ссоры, которая была ему не интересна. Но теперь все стало ясно: незнакомец явился увидеть сына, а ему не позволяли… И если для этого нужно соврать, плевать. — Да, выхожу. Сегодня, — посмотрев на Лиссраша, произнес Кай, ища подтверждения в его глазах, что он все сделал правильно. Тот лишь кивнул и потащил за собой опешившего незнакомца.