Californie

      В момент, когда жизнь перестаёт ощущаться пустой и никчёмной, не происходит автоматическое наделение её неоспоримой ценностью. Сегодня жизнь Рей казалась ей самой, скорее, сомнительной «кчёмности», о чём ей бойко и безжалостно напомнил едва.знакомец, по-своему видевший результат её не.влияния на жизнь дорогого ему человека.       «…не даёшь ему взамен ничего; ты та, кто только забирает. А то, что ты думаешь, что можешь дать или уже даёшь — ему это не нужно».       Что касалось плотских утех — того малого, что она ему давала, — хрупкое сомнение Рей в том, что Кайло это и впрямь не нужно, мало чем подкреплялось как в теории, так и на практике. С одной стороны, это был всего лишь секс, с другой, когда Рей думала сказать себе, что Рен ни разу не отказывался от подобной мелочи, ей вспомнился не отказ, но ошеломившая её претензия из его уст, которую, она впрочем, немедля приняла, пропустила через все себя и обнулила. « — Чего тебе не хватило? — Тебя». А раз так, то и в сочетании «всего лишь секс», первые два слова были слабоустойчивыми определениями, да и «малое» в несколько раз возрастало; минимум в три. Рен точно различал, когда получал «всего лишь» тело, а когда к нему прилагалось нечто не менее осязаемое, проникновенное и желанное для него. И всё же…       «…Чтобы понять, что нужно вашему живому мертвецу, каким вы видите Кайло, вам даже спрашивать его ни о чём не нужно — достаточно всего лишь наблюдать».       «А достаточно ли?..»       Сказано это было вызывающе, браво и хлёстко, да только проверять на вшивость собственную якобы искренность и откровенность Рей пока не забывала. Доверия себе в таких жизнеопределяющих вещах ей было занимать не у кого, потому дорога к его обретению, а также к вытравлению лжи в любом её виде и любой направленности из своей жизни, требовала постоянных, регулярных проверок на вшивость. Можно ли быть уверенным, что ты не лжёшь другому, предварительно не научившись не лгать самому себе?       Только сейчас, покинув поле битвы и выпустив из рук ломкое оружие наблюдения, Рей оглянулась и спросила себя: как часто она не наблюдала, не угадывала и не предчувствовала, а именно говорила с Кайло о его нуждах, об имеющемся, о лишнем и о недостающем в их совместной жизни, чтобы с рьяной уверенностью утверждать о достаточности наблюдения с чьей-либо стороны? Сколькими заведомо бесплодными вопросами она его забрасывала когда-то, занимаясь только тем, что выливала десятки и сотни литров пустословия на его поникшую, готовую стерпеть любые массы, объёмы и силу напора, голову… Однако понимание качества и постепенное уменьшение количества вопросов, не повлекло за собой знания, какие же вопросы были бы тогда вернее и нужнее, чтобы Рен мог на них ответить, а она бы, если не успокоилась, то с наибольшей долей вероятности поняла бы его. Вопрос ещё: принесло ли бы это счастье ей одной или же Рену тоже? Требовалось ли сегодня им обоим или кому-то одному выстраивание диалога и вынесение на обсуждение хотя бы некоторых аспектов их жизни? Сделало ли бы кого-либо из них счастливее озвучивание и проговаривание определённых тем и планов?       С одной стороны, Рей не спешила отказываться от того, что всё было как на ладони безо всяких речей. А с другой… Молчаливые решения и соглашения, заключаемые чаще подсознательно, всегда на добровольной основе и без временных рамок, исключительно без взимания долгов и заключений обязательств, могли быть неполными и отнимающими какую-то часть близости и ущемляющими доверие внутреннее и/или внешнее. Общаться с Кайло на его языке — языке действий, — незаметно стало удобно и привычно для Рей. Но давний страх — «я спрошу, он смолчит или отвернётся» — всё ещё был жив за задворках её сознания. С этим можно было мириться и жить дальше, но стоило ли? С этим можно было встретить лицом к лицу, но только удастся ли одолеть? Ведь перебороть страх часто означало необходимость сразиться сама с собою, что каждый божий раз давалось Рей через силу, которую она находила в процессе, но не чувствовала её в себе перед битвой…       И пусть понимание, установившееся между ней и Кайло, могло оказаться на поверку с изъяном, с тянущимся с не столь давних времён шлейфом самообмана и с сомнительной верой в очередное не.возможное, — Рей намеревалась проверить это в ближайшее время, тем более, что подходящий способ уже имелся у неё на примете. Однако, была ещё одна проверка, которую Рей пока не знала, как осуществить, но сделать это рано и поздно придётся… К ней взывало мимолётное, междустрочное допущение «А что если меня рядом ему уже достаточно?», прорвавшее подсознательный уровень, рванувшись навстречу своим творцам — свету, идущему из живого мира любимых глаз, и крепости и теплоте объятий, обещающих, что «если не.добро.желатель, покинувший этот дом, причинил тебе боль, я разделю эту боль с тобой и не допущу новой».       Каким образом Люк мог смотреть в эти же глаза и находить в них не выветренное из них дыхание смерти, или жажду якобы заветного для «мертвеца» покоя, для Рей это так и осталось грустно-печальной загадкой. И если ей и суждено было найти разгадку, то точно не в этот раз. Ведь этот день не её — только его, Кайло… Бена.

***

      Сколь о многом он бы не успел уже поговорить с матерью и отцом, а в том, что его родители расстанутся с ним без наблюденческого вопроса, с кем же он к ним пришёл, Рей сомневалась… учитывая, что когда они с Кайло возвращались за стол, он держал её за руку, и Хан с Леей совершенно точно обратили на это внимание.       «Он спас меня». Объяснение, данное Рей на могиле своих родителей, почему с ней рядом стоит тот, кто по жизни занимается тем, что убивает людей, было дано ею легко, без утайки и совершенно искренне. Каким словом или фразой мог бы Рен определить причину с его стороны, Рей могла гадать, но не бралась это делать в сию секунду. Откроется ли она в будущем родителям Кайло или нет, это только одна сторона медали. Вопрос ещё, захочет ли он сам открыть им то, что живёт с ночной бабочкой, пусть и бывшей, а если решит утаить этот факт не только при этой встрече, но и в дальнейшем, то почему? Единственными на данный момент предположениями Рей, были совпадения с возможными причинами, по которым он не сказал им о периоде с заказными убийствами: первая — стыдился и сожалел об этом; вторая — не хотел пасть в их глазах; третья — не хотел причинить им боль своим откровением.       Едва они с Кайло вернулись за стол, Лея поднялась с места, чтобы поставить чай, пока Хан изучающе глядел на сцепленные ладони, лежащие на столе. В лице его читалось, что так держать за руку простого переводчика, читающего по губам, его сын точно бы не стал. — Значит… Рей, — Хан мельком оглядел её непритязательный вид, вернувшись к глазам. — Как познакомились? Прошу, не говори мне, что ты военная медсестра или вроде того. — Эм-м-м… Нет, я… Мы соседи, — Рей задумалась «А что не так с медсестрой?» и, взглянув на Кайло, уточнила: — Были соседями. — Живёте вместе? — Да. — Давно? — Больше года. — Не женаты? — присоединилась Лея, вернувшись за стол. — Нет. — Дети? — Нет. — А живёте где?       Рей назвала район и по тому, как скривилось лицо Хана и как встрепенулась Лея, она поняла, что они в курсе, что ничего хорошего там искать не приходится. — Так далеко от центра, — протянула Лея скомкано, на что Рей только вяло пожала плечом. — И у вас, конечно же, любовь? — фыркнул отец Кайло, с трудом пережевав и выплюнув последнее слово, отчего Рей едва не вздрогнула. — Хан! — Лея в возмущении стукнула его по руке, словно он просил людей перед ним немедля раздеться до нижнего белья.       «Полагаете, ваш сын не умеет любить? Или не может быть любим? Или… не может быть любим мною?» Сердце Рей ушло в пятки: что если Кайло уже всё про неё рассказал? Рассуждая здраво, она сомневалась, что им было до неё, пока она беседовала наверху с Люком, но с чего тогда в глазах и голосе мистера Соло столько скепсиса, причем направленного, судя по направлению взгляда, не только на неё, но и на его сына, будто «любовь» — понятие слишком далёкое от каждого из них, а то и вовсе сугубо выдуманное и взятое из детского лексикона. Рей проиграла в голове все предыдущие вопросы из уст родителей Кайло повторно, всё ещё пребывая в растерянности: разве они с ним давали Хану к этой минуте повод усомниться или убедиться в наличии, отсутствии или возможности чувств друг к другу?       Обороняться в очередной раз не больно хотелось, так что Рей постаралась обойти вопрос, смахивавший на угрюмую насмешку: — Мы… — она посмотрела на Кайло, ответив сбивчиво и не.впопад: — У нас всё продвигается не так быстро, как вы могли подумать, но мы движемся в верном направлении, — нашлась она.       Когда чай был готов, разговор пошёл плавнее также не без помощи Леи; единственными бугорками в нём так и остались редкие, да меткие фырканья и точечные покашливания Хана, без слов высказывающегося по тому или иному вопросу.       Они обсудили работу Рей в кафе, их с Кайло жильё и прошедший там относительно недавно ремонт; прекрасный вид на город с крыши; непоседливого, более-менее воспитанного кота, найденного ими по счастливой случайности, и прочие бытовые мелочи. Когда на свет вышло то, что Рей живёт в Калифорнии уже не первый год, то вся сансетская эра оказалась скрашена общими стараниями Кайло и Рей мутными определениями, вроде «перебивалась с одного места работы на другое». Лея не настаивала на больших откровениях, если чуяла, что тема хоть сколько-то болезненна и допуск лиц к ней ограничен, а Хан большую часть беседы переваривал всё, что слышал, молча, также не прося о большем. В целом, как казалось Рей, у них сложилось довольно неплохое впечатление об их с Кайло совместной жизни, ведь у них было всё, что им нужно.       О самих мистере и миссис Соло Рей не довелось в этот раз узнать особо много. Они были самые простые пенсионеры, имеющие минимум увлечений и набор стандартных привычек, вроде чтения газет по утрам и просмотра вечерних новостей. Если они и считали свою нынешнюю жизнь яркой, разнообразной и насыщенной событиями, то едва ли больше, чем постояльцы дома престарелых, как заключила Рей по их же словам и полуживой обстановке в доме, которой было бы неплохо разрядиться не столько ремонтом, сколько живыми людьми.       Обменявшись номерами телефонов, когда пришло время расставаться, Лея попыталась уговорить уходящих остаться на ночь, но они отказались, условившись провести здесь вечер следующей субботы с ночёвкой. Ещё до ответа Кайло, что завтра понедельник и отсюда до места их работ путь не близкий, Рей заметила, что для него минувшего часа в обществе отца и матери на первый раз предостаточно — он выглядел заметно уставшим.       Радовало то, что первый шаг в желанном Кайло направлении теперь им сделан, пусть он и был не лишён боли, тяжести и потребовал от него немало сил. Стоило ли оно того? Рей вновь задумалась, должна ли она всего лишь наблюдать, чтобы получить ответ, или мир не рухнет, а то и укрепится, если она осмелиться задать вопрос вслух и утвердиться, либо разувериться в подспудном выводе?       Первой подсказкой к ответу стало поведение Кайло в салоне такси: никакого ёрзания, подпрыгивания, сжатых до боли кулаков или желания выпрыгнуть из авто на полном ходу. Если в чём-то его дядя всё же и был прав, то это в отношении покоя, столь желанного для его племянника, вот только на деле это оказывался вовсе не тот покой, который виделся Люку. К этому ли состоянию Кайло желал прийти, решив встретиться с родителями и решив попросить Рей о том, чтобы она была в эту минуту рядом? Получил ли он то, чего искал?       Уже вечером, сидя на крыше своего дома и наблюдая закатное пламя Города ангелов, отражающееся в блестящих глазах рядом; в компании Дарта, довольно пожирающего подсыхающие листья шеффлер, Рей, набравшись смелости, решилась и шагнула за черту наблюдения, задав Кайло ровно тот же вопрос, с какого он как-то раз начал её утро: — Ты счастлив?